Глава X. Конец разведывательной сети

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В начале апреля 1450 г. я был уже дома, в Москве, проведя в туманном Альбионе без отпуска два года и девять месяцев. Прямо с вокзала меня отвезли на Неглинную, в гостиницу «Армения». Вскоре нам выделили комнату в новом доме на Песчаной улице, в семиэтажном здании белого кирпича, построенного немецкими военнопленными. Туда я привез жену с дочкой. И хотя это была всего одна комната в двухкомнатной квартире, где жила еще одна семья, и я, и жена были безмерно рады: это был наш первый собственный угол в жизни. Наконец-то мы смогли собрать все наши вещи, хранившиеся до тех пор у родственников.

Сразу после приезда я с головой окунулся в работу. Со времени моего последнего приезда в Москву в организации работы разведки произошли большие изменения. Еще в 1947 году после того как в США было создано ЦРУ, советское руководство также пошло на кардинальную реорганизацию своих разведслужб. Первое (разведывательное) управление было выделено из МГБ и объединено с Главным разведывательным управлением Генштаба Вооруженных Сил в самостоятельное ведомство — Комитет информации при Совете Министров СССР. Его возглавил Вячеслав Михайлович Молотов, бывший первым заместителем председателя союзного Совета Министров (премьер-министром тогда был Сталин) и министром иностранных дел.

Разместился Комитет информации на северо-восточной окраине Москвы, в Ростокино, в двух зданиях, где ранее помещалась штаб-квартира ликвидированного в годы войны Коминтерна. Вместо всего одного этажа в старом здании на Лубянке в распоряжении разведки теперь были четырех- и трехэтажное здания с просторными рабочими кабинетами. Кроме того, для нескольких подразделений комитета отвели изолированные особняки в разных концах столицы. Так, Управление нелегальной разведки разместилось в Центре, в Лопухинском переулке недалеко от улицы Кропоткина, а отдел кадров — неподалеку, на Гоголевском бульваре.

Однако очень скоро выяснилось, что Генштаб не может эффективно выполнять свои функции без собственной разведывательной службы. Маршалы запротестовали, и через несколько месяцев военная разведка была возвращена в родные пенаты.

Оставшийся персонал бывшей внешней разведки МГБ продолжал работать в Ростокино в Комитете информации, только несколько пониженным в ранге и переподчиненным Министерству иностранных дел СССР. Комитет возглавлял один из заместителей министра иностранных дел. В 1950 году на этом посту находился Валериан Николаевич Зорин, который был хорошим организатором. Текущей оперативной работой руководил заместитель Зорина генерал-лейтенант Сергей Романович Савченко, справедливый мужественный человек, самостоятельно принимавший решения по важным вопросам разведывательной деятельности центрального аппарата и резидентур.

Разведка под крылом МИДа просуществовала три года. За это время выявились как положительные, так и отрицательные стороны такого гибрида.

В самом начале 1951 г. Комитет информации ликвидировали, а разведчики вернулись в МГБ.

После Англии мне предстояло вернуться на работу в британский отдел. Он был небольшим — всего 12 человек. Должность начальника оставалась в то время вакантной, но зато у него было целых два заместителя. Одним из них был Михаил Федорович Шишкин, который года четыре успешно проработал по политической линии в Лондоне, где встречался с агентами знаменитой «пятерки» — Кимом Филби и Гайем Берджессом. Этот опытный, высококвалифицированный разведчик, наделенный острым умом, руководил работой лондонской резидентуры. Мне же было поручено оперативное руководство сравнительно небольших, недавно созданных резидентур в столицах Австралии, Новой Зеландии и Южно-Африканской республики.

Первые недели практически целиком ушли на освоение нового участка работы — изучение новых для меня стран, подбор кадров для резидентур и создание агентурного аппарата.

По возвращении домой из Англии я, конечно, думал, что руководство разведки и, в особенности, ее научно-технического отдела, будет детально расспрашивать меня о деле Фукса. Но, к моему удивлению, никаких особых вопросов мне не задавали и тем более никаких претензий ко мне не предъявляли. Предметом обсуждения были лишь возможности оказания Фуксу моральной поддержки. Главное было дать ему понять: мы его по-прежнему ценим и заботимся о нем. Были найдены надежные люди, которые изредка вели переписку с ним, иногда посещали его в тюрьме и со временем организовали поездку к нему его отца.