7. Мои встречи со Скали в 1989 и 1992 годах.

С Джоном Скали я встречался еще дважды.

С 26 по 30 января 1989 г. он находился в Москве и составе американской делегации на заседаниях «круглого стола» по Карибскому кризису. С разрешения руководства внешней разведки КГБ я также принял участие в этом мероприятии.

Увидев меня на приеме в ресторане «Континенталь», устроенном в честь приехавших зарубежных гостей, Сакли страшно удивился. Ведь мы не встречались четверть века — целую вечность, и он обо мне ничего не слышал.

Мы выпили за встречу и рассказали друг другу о своем житье-бытье. Через некоторое время Джон почувствовал себя плохо. Жаловался на духоту, шум. Он вышел из зала и сел за свободный стол в ресторане. Рядом с ним все время была его жена, давала ему какие-то таблетки, воду, чтобы запить. Я выразил надежду, что его самочувствие улучшится и он завтра прийдет на открытие «Круглого стола». Скоро чета Скали ушла с приема.

В десять утра 27 января началось заседание. Я записался на выступление. Вначале слово предоставили видным политикам, государственным и военным деятелям — А. А. Громыко, Р. Макнамаре, А. Ф. Добрынину, Макджорджу Банди, главе кубинской делегации X. Рикетсу и другим.

В обеденный перерыв советское телевидение стало снимать короткую беседу Скали со мной. Джон перед камерой начал искажать содержание наших бесед на встрече 26 октября 1962 г. Он утверждал, что компромиссное решение ракетно-ядерного кризиса первым предложил не президент Кеннеди, а я, Александр Фомин. Я поправил его, начался спор. Съемка не получилась, мы разошлись.

После обеда заседание возобновилось. Председательствовавший американский профессор Джозеф С. Най наконец предоставил мне слово. Я подробно пересказал содержание моих бесед со Скали 26 и 27 октября. Я подчеркнул, что, как сейчас стало точно известно, информация об этих контактах была доведена до сведения президента и, очевидно, способствовала принятию Белым домом уже созревавшему там решению выступить с компромиссным предложением о мирном урегулировании ракетно-ядерного кризиса.

Правда, в этот раз я не сказал, что посол Добрынин отказался подписать подготовленную мной телеграмму, а сообщил, что посольство направило ее в Москву.

Меня слушали в полной тишине. Потом ко мне подошли два члена кубинской делегации и поблагодарили за выступление. Подняв кверху большие пальцы рук, сказали по-русски — «хорошо». Американцы никак не реагировали на мои слова, хотя я ожидал, что ответит Скали. Громыко и Добрынин ходили хмурые, явно недовольные. Это подтвердил в разговоре со мной заместитель министра иностранных дел СССР В. Комплектов. Он упрекнул меня за то, что я еще раньше познакомил с содержанием бесед со Скали члена советской делегации, главного редактора «Литературной газеты» Ф. Бурлацкого, а тот, в свою очередь, поведал эту историю одному из руководителей Международного отдела ЦК КПСС Г. Шахназарову, академикам Г. Арбатову и Е. Примакову и некоторым другим нашим делегатам. Я ответил, что впервые встретился с Бурлацким в декабре 1987 г., чтобы попросить у него текст пьесы о Карибском кризисе, которая до этого уже в течение пяти лет шла на сцене московского театра Сатиры. На премьеру автор пригласил своего хорошего знакомого с ним, председателя КГБ В. Крючкова, с которым он в давние времена работал в центральном аппарате КПСС. В пьесе действовал советский разведчик Фокин, прототипом которого был я. Поэтому я заявил Комплекта ву, что Бурлацкий уже давно знал о содержании моих бесед со Скали. Я поинтересовался у Комплектова, правильно ли, по его мнению, поступил Добрынин, когда отказался подписать телеграмму с предложением президента Кеннеди о мирном урегулировании Карибского конфликта?

— Не буду отвечать на этот вопрос, — зло буркнул Комплектов и прекратил беседу.

28 января до начала заседания я встретился со Скали во время прогулки во дворе гостиницы. Он выглядел плохо. Видимо, действительно был болен. После обмена несколькими светскими фразами я спросил Джона, будет ли он сегодня выступать с опровержениями сообщенных мной сведений. Он покачал головой и нехотя произнес:

— Не буду.

Утром 29 января началось последнее закрытое заседание «круглого стола». В самом начале председательствовавший объявил, что Скали просит сорок пять секунд для заявления. Вот оно дословно:

«Я внимательно прослушал выступление Александра Фомина о характере и содержании наших дискуссий в октября 1962 г. Я уважаю мистера Фомина и согласен с ним, что мы сыграли значительную роль в то время. Однако должен заявить, что многие из фактов, которые он привел, не совпадают с теми, которые я, профессиональный журналист, с большим опытом работы, четко помню. Я не желаю вступать с ним в полемику по поводу того, что тогда происходило, но хочу, чтобы мои воспоминания, несколько отличающиеся от тех, что привел Фомин, были занесены в протокол».

Я не сомневаюсь в том, что в составлении этого весьма дипломатичного заявления приняли участие руководители американской делегации. Слова Джона никто из участников «круглого стола» не комментировал. Уверен, если бы я был неправ, американские делегаты обязательно выступили бы и разнесли меня в клочья. Но они промолчали.

На следующий день после закрытия конференции я приехал в гостиницу ВЦСПС на Ленинском проспекте, где жила американская делегация, чтобы попрощаться со Скали. Пожелал ему всего хорошего, благополучного возвращения домой и подарил ему томик И. Бунина «Короткие рассказы» на английском языке с дарственной надписью. Джон, в свою очередь, преподнес мне книгу М. Банди «Опасность и выживание», тоже с дарственной надписью.

Судьбе было угодно, чтобы мы снова встретились в начале сентября 1992 г., когда я приехал в Вашингтон для участия в съемках документального фильма о Карибском кризисе кинорежиссера Андрея Стапрана.

Сразу по приезде 1 сентября я позвонил Скали и пригласил его к себе в номер гостиницы. Он согласился. Однако утром Джон по телефону сообщил, что не сможет приехать в отель и встретится со мной в здании телекомпании. 2 сентября я и Стапран пришли к Скали в его служебный кабинет. Он рассказал, что долгое время болел и только недавно вышел на работу. Я подарил ему марочный грузинский коньяк. Он с благодарностью принял.

Джон сказал, что Эй-Би-Си с 30-летию Карибского кризиса готовит двухсерийный фильм, который выйдет на экран 22 октября. А. Стапран сообщил, что он приехал снять интервью с участниками событий того кризисного года, и попросил Скали принять участие. Тот отказался, сославшись на запрет Эй-Би-Си. Тогда режиссер попытался уговорить Джона сняться в ресторане «Оксидентал». Стапран сказал, что не возражает, если американцы будут тоже снимать эти сцены. Он подчеркнул, что в фильме будет воспроизведена миротворческая деятельность президента Кеннеди и Хрущева по предотвращению ядерной войны. Скали обещал переговорить со своими боссами в компании и сообщить нам ответ.

3 сентября я посетил Арлингтонское кладбище и возложил две белые гвоздики на могилу президента Кеннеди. Кинорежиссер снял эту сцену. Могила отличается скромностью — это ровная газонная площадка. Вровень с газоном вкопаны две полукруглые цементные плиты, образующие крут диаметром чуть более метра. В центре круга — железная труба, из которой бьет вечный огонь. Около цепи, огораживающей могилу, в газон врыта небольшая бронзовая, почерневшая от времени плита. На ней с трудом можно прочитать имя — Джон Фитцджеральд Кеннеди — и даты рождения и смерти.

Мы снова встретились со Скали 4 сентября. Он сообщил, что руководители Эй-Би-Си обсудили предложение А. Сапрана о совместных съемках в ресторанах и отказались, так как их фильм уже смонтирован на 80 % и они не хотят его переделывать. Так что боссы Джона решили в контакт с Стапраном не вступать. Они запретили Скали сотрудничать с российским кинорежиссером. Я выразил сожаление.

Но это не помешало нашей дружеской беседе.

Мы вспоминали наши прошлые встречи, события тридцатилетней давности. Мой собеседник заметил, что ни он, да и никто из его коллег в Соединенных Штатах, еще несколько лет тому назад даже представить не мог, какие радикальные изменения произойдут в Советском Союзе. Скали был раскован, шутил, рассказывал, как он снимался в фильме Эй-Би-Си. Не забыл подчеркнуть, что ничего плохого обо мне не говорил. По моей просьбе Скали дал мне на память две своих фотографии и одну из них украсил дарственной надписью. И высказал, пожелание, чтобы перед отъездом я зашел к нему проститься.

Утром 10 сентября я позвонил Скали. Он сухо спросил:

— Что вам угодно?

Я сразу понял, что у него скверное настроение.

— Через день я улетаю домой, — сказал я, — и, как мы ранее условились, хотел бы нанести ему визит вежливости перед отъездом. Он пригласил зайти к нему в середине дня.

Скали стоял посредине комнаты. Он обхватил руками голову и морщился от боли. Я заметил, что он, очевидно, нездоров. Джон пожаловался на головную боль и пальцем поднятой руки показал на потолок. Заметив на моей лице удивление, он пояснил: только что вернулся с бурного совещания у руководства.

Беседа наша не клеилась. Джон разговаривал неохотно, нервничал. Я все же решил сказать, что очень сожалею, что мы не смогли договориться и рассказать в совместном фильме или написанной вместе книге правдивую историю о наших неофициальных встречах в те роковые дни 1962 г.

— Я ничего писать не буду, — отрезал мой собеседник. — Это вы не хотите признать, что передали мне предложения о мирном разрешении конфликта!

Я не ожидал такого ответа и тоже занервничал, но потом взял себя в руки и спокойно сказал, что это сущая чепуха. От этих слов Скали взорвался. Лицо его побагровело, а взгляд стал злым.

Видя, что дальнейший разговор вести бесполезно, я предложил:

— Давайте останемся каждый при своем мнении. Со временем история нас рассудит. Моя совесть чиста. Я сплю спокойно.

Скали ничего не ответил.

Я пожелал ему и его семье доброго здоровья и благополучия.

Он молча проводил меня по коридору. У лифта, холодно пожав друг другу руки, мы расстались.

Скали, как я понимаю, много лет тому назад сказал неправду не по своей воле, а с подачи своих боссов. Сложная внутриполитическая обстановка в США, антагонистические отношения между Вашингтоном и Москвой, законы «холодной войны» не позволяли сказать правду.

* * *

Мое предположение оказалось верным.

Седьмого марта 1997 г. на встрече с корреспондентом агентства «Кокс» Джозефом Олбрайтом я поинтересовался, как поживает Джон Скали. «Джон умер в октябре 1995 г.», — услышал я ответ. Мой собеседник передал мне две страницы с некрологами из газет. В них Скали характеризовался как выдающийся журналист освещавший международные события, — деятельность Белого дома, Госдепартамента, Пентагона, разведывательного сообщества США. Он был специальным советником президента Никсона по международным делам, а с 1973 г. почти в течение грех лет был постоянным представителем США при ООН. С 1975 г. до своей смерти работал старшим корреспондентом и консультантом в телевизионной компании АВС.

В некрологе же отмечается, что «особое всемирное признание Скали получил за свою выдающуюся роль в качестве представителя правительства США при ведении закулисных переговоров, которые помогли предотвратить ядерную войну во время кубинского ракетно-ядерного кризиса. По просьбе президента Кеннеди Скали не афишировал эту информацию».

Тайная роль Скалли в разрешении Карибского кризиса недавно была правдиво объяснена высокопоставленным представителем Госдепартамента.

Все тайное становится явным!