Глава XVI Благотворительность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Артисты всех стран являются широкими благотворителями, что, увы, редко можно сказать даже о самых богатых людях. Я почти не знаю случаев, чтобы артисты, даже самые избалованные, отказывались принять участие в каком-нибудь благотворительном спектакле. Почему-то многие уверены в том, что артистам такое участие в спектакле все равно ничего не стоит, – соображение весьма неосновательное: все артисты, а тем более известные, очень заняты своей обычной работой, репетициями, разучиванием ролей дома и т. д. В Англии у них есть, по крайней мере, один священный день в неделю – воскресенье, – когда нельзя ставить даже благотворительных спектаклей (концерты уже разрешается устраивать и по воскресеньям). В России же воскресенье было самым театральным днем, и вот для участия в благотворительном спектакле нужно было жертвовать и этим часто единственным свободным вечером, и даже ехать на благотворительный вечер после своего спектакля и выступать там поздно, иногда в час ночи. Приходилось тотчас же после спектакля, иной раз после большой роли, разгримироваться, не отдохнув, надевать вечернее платье, ехать через весь город, выступать и затем поздней ночью возвращаться домой. Немногие при этом задумывались над тем, что большие артистки не могут появляться постоянно в одних и тех же платьях, что нужны перчатки, парикмахеры, что, наконец, нельзя же в бальном платье ехать на извозчике домой в морозы.

Я хочу сказать, что участие в таких спектаклях обходилось артисткам довольно дорого. Мужчинам было, конечно, легче и проще. Но если артисткам драмы и оперы это доставляло неудобство и расходы, то еще большие жертвы приносились балетными. Драматические и оперные артистки могли надеть дома или в театре бальное платье, но балетной артистке нужно было приехать на благотворительный спектакль со всем необходимым гардеробом и уже там одеваться, то есть облачаться в трико, тюники, привозить танцевальные туфли и т. д. Очень часто такие благотворительные спектакли шли в залах, при которых не было для артистов уборных, и приходилось как-нибудь устраиваться за импровизированными перегородками или просто за ширмой, потом танцевать на неудобном полу, часто без предварительной репетиции, – словом, неудобств было много. И тем не менее артисты никогда не отказывались. Эта готовность участвовать в благотворительных спектаклях привела к тому, что Дирекция Императорских театров вынуждена была запретить им это делать, считая неудобным, чтоб в афишах анонсировалось выступление артиста в один вечер в Императорском театре и в каком-нибудь благотворительном спектакле. Пришлось прекратить печатание на афишах имен, и анонс о спектакле ограничивался указанием на то, что будут участвовать любимые артисты драмы, оперы, балета (вместо имен ставились три звездочки).

И публика шла, зная наверное, что увидит наиболее известных и популярных артистов. В разгар сезона петербургским артистам приходилось участвовать в благотворительных спектаклях по крайней мере три раза в неделю. Анна Павловна, отличаясь особой добротой, всегда принимала участие во всех благотворительных спектаклях, куда бы ее ни приглашали, и продолжала это делать и за границей.

Война потребовала жертв от всех. Все с радостью старались помочь тем, кто жертвовал своей жизнью на фронте. Везде, куда ни приезжала Анна Павловна, устраивались спектакли в пользу Красного Креста. Местные консулы союзных государств всеми способами способствовали успеху, но помимо того, и местные благотворительные организации просили Анну Павловну участвовать в спектаклях, устраиваемых для больниц и детских приютов, которые были особенно близки ее сердцу.

Из Америки по окончании войны мы приехали в Европу, чтоб увидеть, какую разруху и нищету всюду оставила война. Но тяжелее всех, конечно, было русским.

В Париже Анна Павловна была поражена трагическим положением русских, в особенности детей, из которых многие оказались круглыми сиротами. Со всех сторон к ней обращались с просьбами сделать что-нибудь. Утомленная продолжительным путешествием, Анна Павловна сначала отказывалась начать опять работать, но, пробыв в Париже две недели, убедившись, как невыносимо тяжела жизнь русских, она решила не откладывая взяться за дело. Посоветовавшись с друзьями, которые хорошо знали положение вещей, Анна Павловна пришла к убеждению, что надо приняться за помощь немедленно и это не должно быть только случайной поддержкой. Важно было создать нечто основательное, хотя бы для тех русских детей, которые, в буквальном смысле этого слова, вскоре могли очутиться на улице. Они уже переживали тяжелую нужду, и им грозило остаться безо всякой возможности продолжать свое образование. Анна Павловна пришла к убеждению, что необходимо устроить для таких детей приют. Жена французского президента мадам Мильеран согласилась быть патронессой этих спектаклей, прибыль от которых решено было распределить таким образом, чтобы три четверти шло на создание учреждения, которое должно было называться «Fondation Anna Pavlova»[42], а одна четверть – в пользу фонда сирот французских воинов. Нами было устроено четыре спектакля в театре Трокадеро, и они прошли с громадным успехом, а пятый спектакль состоялся в парке замка Багатель, составляющем в настоящее время часть Булонского леса. Чтобы незнакомые с этим очаровательным уголком могли иметь о нем представление, я скажу о нем несколько слов.

Известность Багателя началась с 1720 года, когда владельцем его был маркиз д’Эстрис, – уже тогда устраивались там пикники и приемы. Но слава его зажглась с 1785 года, когда он перешел во владение графа д’Артуа (впоследствии короля Карла X). Поспорив на пари с королевой Марией Антуанеттой, что он в шесть недель совершенно перестроит и заново омеблирует Багатель, граф заранее назначил день торжественного праздника в реставрированном замке. Чтоб совершить этот tour de force[43], граф д’Артуа приказал отрядам швейцарской гвардии перехватывать по дороге в Париж все подводы с камнями и под конвоем доставлять их на место постройки. Архитекторы Беланже, Чалгрин и Блаки выполнили всю работу в течение шестидесяти четырех дней. Эта затея обошлась графу д’Артуа в три миллиона франков, но зато он выиграл у королевы пари в сто тысяч франков.

Празднество было назначено на 23 мая 1786 года. Играли комическую оперу «Rose et Colas»[44], главные роли в которой исполняли королева и граф д’Артуа. Рассказывали, что король свистел во время спектакля, и королева, подойдя к рампе, сказала ему:

– Милостивый государь, если вы недовольны – потрудитесь выйти. Ваши деньги вы получите обратно при входе.

Впоследствии Багатель был куплен Наполеоном I, которому он служил охотничьим павильоном. Потом замок переменил еще несколько владельцев и наконец в 1905 году был куплен городом Парижем и открыт для публики. Багатель со своими лужайками и мастерски разбитыми группами деревьев – несомненно красивейшая часть Булонского леса. В одном из чудеснейших его уголков и был устроен спектакль, который, по общему отзыву всех присутствовавших на нем, был исключительным феерическим зрелищем, – с таким вкусом был выполнен весь план вечера, так красивы были эффекты освещения, устроенного известным архитектором Думергом. Валериан Светлов так описывает этот спектакль: «…Я вспоминаю “Ночной праздник” в историческом парке Багатель в Париже. Это была волшебная сказка, созданная на берегу озера. Анна Павлова – “Лебедь” – умирала среди залитых изумрудным светом кустов и деревьев или в бурной античной пляске проносилась в “Вакханалии”. Озеро горело огнями, деревья походили на рождественские елки, унизанные бесчисленными разноцветными гирляндами. Среди деревьев и кустов, воздушная, в газовых тюниках, окруженная сильфидами, она перенесла публику в атмосферу романтической грезы. Звуки шопеновской музыки, свет пестрых огней, пронизанное лучами волшебное озеро, сложный узор танцев, изменявшийся, как в калейдоскопе, – все смешалось в одно целое: природа “исправленная и украшенная”, по завету Оскара Уайльда, художниками этого ночного праздника, и искусство Анны Павловой, так близко подошедшее к жизни природы, слились и создали картину поэтического миража».

К несчастью, днем шел сильный дождь, и хотя к вечеру погода прояснилась и был чудный закат, публика все-таки боялась ехать в открытых платьях и сидеть на воздухе. Поэтому вместо нескольких тысяч человек приехало всего около тысячи, и колоссальные расходы по устройству спектакля даже не были покрыты. Устроители, опасаясь плохой погоды, застраховали спектакль на большую сумму, но страховое общество отказалось платить, ссылаясь на то, что в тот вечер дождя не было. Результат этих спектаклей, несмотря на их успех, выразился всего в сумме около пятидесяти тысяч франков. Анна Павловна отдала их целиком в Фонд помощи французским воинам и самостоятельно начала дело своего приюта. Ей удалось найти вполне подходящий дом в Сен-Клу под Парижем с чудесным садом, который она решила сейчас же купить, поручив организацию своего приюта графине де Герн, русской по происхождению, – нашему старому другу. Дом был куплен и приспособлен, и в нем поместили пятнадцать русских девочек. Покупка дома, его оборудование, приобретение мебели и полного обзаведения, предстоящие расходы на одежду и содержание детей, плата за их учение должны были составить значительную сумму, и об этом пришлось серьезно подумать.

Анна Павловна готова была давать спектакли на поддержку дела, но рассчитывать на доходы только от этих спектаклей было трудно: в Америке, куда нам предстояло ехать, при постоянных передвижениях невозможно организовать такие спектакли, которые требуют всегда много времени. С другой стороны, и импресарио всегда протестуют против такой благотворительной конкуренции. Анне Павловне же казалось, что дело, для которого она работает, должно встретить симпатию: ведь это устраивалось для русских детей, их отцы и братья погибли за общее дело, и наконец, во главе начинания стоит она, Анна Павлова, так всеми любимая в Америке, – как же не надеяться на поддержку американской публики?

В Америке существует список всех миллионеров, – их доход приблизительно известен через налоговые учреждения. Мне удалось достать такой список.

Анна Павлова с учениками школы Клифтона Хэддона. Дети подарили ей этот букет роз еще до того, как увидели ее выступление. Балерине приходило много писем, но лишь одно школьное сочинение привело ее в такой восторг, что она говорила о нем несколько дней. Девочка написала: «Однажды я видела фею. Ее имя – Анна Павлова…»

Ко всем 7860 миллионерам, значившимся там, мы послали письма с собственноручной подписью Анны Павловны, рассчитывая на то, что если откликнутся даже пять процентов, то и это будет очень хорошо. Наши расчеты оказались неверными: отозвалось всего несколько человек, из них некоторые, получив наши годовые отчеты, сами выразили желание продолжать свои взносы. Самым щедрым благотворителем оказался Эдсель Форд, который согласился платить ежегодно сумму, нужную на содержание одной девочки. Объяснение такому равнодушию со стороны американской публики, я думаю, заключалось в том, что после войны, в течение двух-трех лет, буквально весь страдающий мир искал помощи у Америки, и она ее давала обеими руками. Было образовано много комитетов, работавших с необыкновенной энергией для оказания помощи бельгийским детям, и на это были собраны десятки миллионов; чрезвычайно успешно шел сбор денег на нужды опустошенной Польши (комитет под руководством Падеревского собрал на это дело миллионы); работали еврейские комитеты и т. п. Скромное обращение Анны Павловны прошло незамеченным. Если бы она не ограничилась рассылкой писем, а сама устроила какую-нибудь организацию по сбору пожертвований на свой приют, сама бы обращалась к миллионерам, – наверное, и результат оказался бы другой. Но это было совершенно не в ее характере.

Если американские миллионеры разочаровали Анну Павловну, то большую радость доставили ей десятки тысяч американских девочек и девушек, проявивших серьезный интерес к ее приюту.

Идея создать организацию под названием «Camp fire girls» явилась у американских передовых женщин как противовес распущенности, развившейся среди американской молодежи под влиянием дансингов и новых теорий, предоставлявших молодому поколению право на полную свободу и независимость. Это движение, зародившееся несколько лет тому назад, встретило отзвук по всей стране и насчитывало уже более десяти тысяч местных организаций, имеющих свои лагери. Число «Camp fire girls» достигло уже четырехсот тысяч.

Задачи этого движения так понравились Анне Павловне, что при всяком удобном случае она старалась ближе познакомиться с этой организацией, посещая в разных городах Америки их помещения и присутствуя на собраниях. Со своей стороны, девушки, узнав об отношении к ним Анны Павловны, стали горячо и сочувственно относиться к ней и оказывали ей всяческое внимание. Целые отряды их встречали Анну Павловну на вокзалах с цветами, депутации их приходили в театр. На общем собрании главных заведующих Анна Павловна была избрана почетной Camp fire girl и должна была исполнить ритуал зажигания огня. В этом движении Анна Павловна видела громадную пользу. Ей была чрезвычайно симпатична самая идея давать возможность девочкам, при самых незначительных затратах, проводить каждый год несколько недель среди природы, живя в палатках, приучаясь все делать самостоятельно – собирать хворост, пилить дрова, разводить костры, носить воду, готовить пищу, выращивать около своих лагерей овощи.

Во время войны, когда надо было отправить громадное количество пищевых продуктов в Европу, все лагери «Camp fire girls» развели большие огороды и поставили громадное количество овощей правительству. Девочкам внушалось понятие о великом значении экономии не только в расходовании своих маленьких денег, но и в смысле сбережения продуктов, чужой и государственной собственности, их приучали оказывать помощь нуждающимся. Помимо этих чисто утилитарных задач у организаторов этого учреждения были и другие цели. В девушках развивали любовь к родине. В целях умственного развития читались лекции по разным отраслям знания, и под руководством старших «guardians» посещали музеи, национальные памятники и проч.

Анна Павловна обратилась с воззванием к «Camp fire girls», в котором объясняла, что русские девушки ее приюта хотя и обучаются во Франции, но, воспитываясь в атмосфере русского очага, остаются в душе русскими и будут самыми полезными пионерами нового движения в будущей России. Они станут проводить в России благородные задачи и идеалы своих американских сестер. Ответом на этот призыв был чек на один миллион долларов, собранных между десятками тысяч девушек – каждая жертвовала по несколько центов.

Надежда на отклик американцев рухнула, и надо было серьезно подумать, как поддержать начатое дело устройством спектаклей, а в случае нехватки – своими собственными средствами.

После Америки наше следующее турне было по Востоку. Устраивать благотворительные спектакли в пользу русских детей в Японии и Китае, конечно, было нельзя, но уже в Индии, где наша публика была исключительно английской, мы начали устраивать, где было возможно, «five o’clock teas»[45], на которых выступала Анна Павловна, а кроме того, и спектакли. Это хотя и давало результат, но в общем очень незначительный, между тем жизнь в Париже делалась все дороже и приют требовал значительных затрат. В конце концов пришлось решить так: ежегодные ассигновки должны быть гарантированы личными средствами Анны Павловны, случайные же поступления от благотворительных спектаклей или пожертвований будут соответственным образом уменьшать общую сумму.

Пришла и другая беда: в России начался голод. Мы были в это время опять в турне по Америке, и все доходившие из России письма говорили о русском ужасе. Организованная американцами помощь оказалась на высоте своей задачи. Ее работники проявили горячую самоотверженность и благодаря своей энергии и настойчивости спасли десятки, если не сотни тысяч людей и голодных детей. Анна Павловна помогала и этой организации, но всего этого было мало. Особенно печалила и озабочивала Анну Павловну ужасная нужда учащихся в Петербургской и Московской театральных школах. Анна Павловна решила дать спектакль в «Метрополитен Опера» и весь доход обратить в пользу двух театральных училищ, послав туда пищевые посылки. Чтоб придать больший интерес и уверить публику в том, что деньги пойдут по назначению, Анна Павловна просила Гувера, стоявшего во главе Американского комитета помощи, быть нашим почетным председателем. Он охотно согласился. Чистый сбор составил около пяти миллионов долларов, и пятьсот посылок были распределены между петербургским и московским училищами и нуждающимися писателями. С этого времени Анна Павловна решила систематически посылать в Россию деньги для раздачи наиболее нуждающимся артистам петербургской и московской труппы. Она поручила это дело артистам, которых она сама знала и которым всецело доверяла. Они взяли к себе в помощь своих друзей и сообща решали, где и в какой мере является нужда наиболее неотложной. Иной раз помощь оказывали и бывшим артистам, из которых многие, оставшись без пенсии, находились в полной нищете. К Анне Павловне приходило много трогательных писем от получивших пособие, а затем обе балетные труппы прислали ей благодарственный адрес; так продолжалось семь или восемь лет.

Приезжая каждый год в Париж, Анна Павловна с удовольствием убеждалась, что ее приют в Сен-Клу процветает, что дело ведется в полном порядке, что девочки здоровы, веселы и чувствуют себя прекрасно. С самого начала устройства своего приюта Анна Павловна была озабочена тем, чтоб девочки не только жили бы в приюте, но получали и образование, практическую подготовку к жизни и способны были бы впоследствии зарабатывать. Все девочки учились или в русской гимназии, или во французских колледжах. Каждой из них по окончании образования Анна Павловна предоставила выбирать какую-нибудь специальность и изучать ее, оставаясь в приюте. Таким образом, одна из девочек кончила Высшие фармацевтические курсы и получила звание провизора, другие прошли Высшие бухгалтерские курсы и т. д.

Последовавший в 1928 году закон, обложивший очень высокой пошлиной недвижимую собственность иностранцев, поставил приют Анны Павловны в очень затруднительное положение. Во всем мире ухудшавшееся финансовое положение делало все более эфемерным расчет на помощь жертвователей и доходы от благотворительных спектаклей, а расходы по содержанию приюта неизменно росли. Кроме того, предстоял новый и очень крупный платеж налога. Обсудив положение дела с графиней де Герн, мы пришли к следующему решению: так как все девочки достигли такого возраста (17–18 лет), когда они уже не нуждаются в непосредственном наблюдении за ними, то представлялось разумным поселить их у родных или родственников (они были почти у всех девочек) и выдавать им на руки необходимую прожиточную сумму, пока они не выйдут на самостоятельную дорогу. С этой целью (и чтоб не платить налога) было решено продать дом. Полученный капитал был вполне достаточным, – каждый год две или три девочки начинали работать самостоятельно. К большой радости Анны Павловны, девочки не только становились самостоятельными, но многие из них обзавелись и своими семьями. Так прошло через приют сорок пять девочек.

Один из удачнейших благотворительных спектаклей был устроен Анной Павловной в Брюсселе, под покровительством бельгийской королевы. В тот момент в России совершенно отсутствовали медикаменты. Аптеки были пусты, и госпитали находились в критическом положении. Не было возможности производить даже операции за неимением анестезирующих средств.

Весь сбор со спектакля был предназначен для этой цели.

Кроме обычной программы, в этот спектакль Анна Павловна сама поставила под музыку Чайковского патриотическую сцену. Сама она изображала Россию, а одна из артисток – Бельгию. Были и тройки, и колокола, было очень трогательно, и многие бельгийцы, жившие долго в России, открыто плакали и признавались, что давно не переживали таких минут. Сенсацией спектакля стало необычное пожертвование: кто-то, купивший себе место, прислал за него сто тысяч франков, пожелав остаться неизвестным. Зная, что его кресло было № 17 в первом ряду, все с нетерпением ждали его появления, но он не пришел. Потом оказалось, что это был богатый доктор, проживший много лет в России.

Япония с таким радушием и всенародным уважением отнеслась к Анне Павловне во время ее пребывания там, что случившееся через год после нашего приезда ужасное землетрясение, почти целиком уничтожившее Иокогаму, разрушившее часть Токио, оставившее на улице сотни тысяч разоренных и обездоленных людей, вызвало в Анне Павловне естественное желание прийти на помощь. В «Ковент-Гардене» она устроила спектакль, сбор с которого пошел на помощь жертвам землетрясения. Спектакль был обставлен чрезвычайно торжественно: в программу его впервые был включен наш балет «Восточные впечатления», и сама Анна Павловна танцевала специальный японский танец, названный ею «Японская бабочка». В театре присутствовала вся японская колония, и в антракте японский посланник пришел на сцену, чтоб при поднятом занавесе перед публикой выразить Анне Павловне свою благодарность и привет Японии. Результатом этого спектакля был чек в шестьсот фунтов, препровожденный лорд-мэру, заведовавшему сбором пожертвований.

Вполне естественно, что при той нужде, в которой оказалась масса русских, приезд Анны Павловны вызывал у многих надежду: ее добрая душа, ее отзывчивое сердце не могут не откликнуться на чужую беду, и число просьб, получаемых Анной Павловной, было часто так велико, что просто опускались руки. Между тем театральное дело с каждым годом падало, вместе с тем падал и самый заработок Анны Павловны. Надо было установить какой-нибудь бюджет для благотворительности и его придерживаться.

Некоторое время удавалось не выходить из его рамок, но затем приезд в Париж или Берлин, где особенно много русских и где нужда остро чувствовалась, сразу нарушал равновесие бюджета, и приходилось тратить гораздо больше, чем предполагалось. Много бывало случаев, когда помощь была необходима и люди имели на нее полное право. Это был долг каждого, имевшего возможность помочь. Но были и случаи бессовестного вымогательства под разными предлогами. Люди, получившие раз ничем не оправдываемое пособие, приходили за ним и в следующем году и настойчиво домогались получить деньги именно потому, что они их получали раньше. Иногда, расстроенная такими случаями и огромным количеством писем с просьбами о помощи, среди которых были и заслуживающие внимания, Анна Павловна говорила:

– Не могу же всем помогать. Ты сам знаешь, сколько мы уже здесь раздали. Ответь всем, что я сейчас ничего не могу сделать!

Но дня через два, зайдя ко мне, Анна Павловна вдруг спрашивала:

– Скажи, пожалуйста, ты послал денег тем, о которых говорил, что нуждаются?

Конечно, я мог только напомнить, что мы решили не посылать, и тогда Анна Павловна, волнуясь, говорила:

– Да ведь если у них действительно нужда – как же не послать? Пошли как можно скорей.