«Черный передел»

Идеолог этого направления Г. Плеханов подчеркивал: прежде всего требуется развенчать в народе царскую власть, которой многие продолжают доверять, уповая на нее свои надежды на лучшее будущее. Надо вести пропаганду и агитацию для подготовки революционных выступлений масс. «Толкая народ в активную борьбу с государством, – писал он, – воспитывая в нем самостоятельность и активность, организуя его для борьбы, пользуясь каждым мелким случаем для возбуждения народного недовольства… социально-революционная партия должна довести народ от пассивного ожидания “черного передела”, долженствующего совершиться сверху, до активных требований „земли и воли”, предъявляемых снизу».

Фракция «Черного передела» сохранила в главных чертах программу «Земли и воли». Она предполагала в первую очередь непосредственную деятельность в народе и организацию его для экономической борьбы против буржуазии. Подчеркивалось влияние централизованной государственной власти на строй народной жизни во всей нашей истории. В прежние времена самодержавная власть разрушила федеративные начала политического строя древней России. Народ, искони обращенный в податное сословие, она сначала прикрепила к земле, а потом отдала в личное рабство. Создала дворянство как служилый, а потом и как свободный от тягостей государственной службы поместный класс. Когда этот класс обнищал и захудал, а знатнейшие боярские роды к началу XVIII столетия обеднели и вымерли, то «всемилостивейшими» колоссальными раздачами государственных земель и казенных крестьян самодержавие положило начало социальному слою крупных, знатных и богатых собственников.

Освободив в 1861 году крестьян от личного рабства, государство взяло на себя роль главнейшего эксплуататора свободного труда. Крестьянам выделили скромные земельные наделы. Но несоразмерные платежи и непомерные налоги (до 40–50 рублей на взрослого работника) поглощали подчас весь валовой доход труженика, а во многих местах превышали доходность земли вдвое.

Создав громадный государственный бюджет, 80–90 % которого создают низшие классы, власть употребляла его почти всецело на поддержание внешнего могущества государства, на содержание армии, флота и на уплату государственных долгов, сделанных для тех же целей. Лишь жалкие крохи бюджета направлялись на народное образование, медицинское обслуживание.

Царил принцип: народ существует для государства, а не государство для народа. Одновременно существовали как государственная, так и частная эксплуатация народа. Правительство поддерживало не народ, а частных предпринимателей, крупных промышленников, купцов.

По свидетельству экономистов, за двадцатилетие со времени освобождения крестьян не было предпринято ни одной меры к улучшению экономического быта народа. Финансовая политика и экономические меры правительства – субсидии, гарантии и тарифы были направлены на создание и поддержку частного капитала. Россия пошла по примеру Запада, где правительства служили орудием и выразителем воли имущественных классов, уже достигших господства.

Таким образом, в государстве участники «Черного передела» видели крупнейшего собственника и главнейшего хищника народного труда, поддерживающего других, более мелких. Экономический гнет дополняло политическое бесправие народа. Более 10 миллионов сектантов и раскольников страдали от отсутствия свободы вероисповедания; фискальные и полицейские меры лишали свободы передвижения. Не было возможности заявлять правительству о своих нуждах и потребностях, так как не существовало права петиций. Вся жизнь народа была подчинена необузданному произволу администрации.

Не лучше, говорили народовольцы, политическое состояние и других слоев общества: земство превращено в сборщика податей. Оно не может входить с представлениями о нуждах населения; умышленно держится в разобщении. Его голос остается не услышанным по многим существенным проблемам, например, по вопросу о введении подоходного налога. Земские выборы и собрания поставлены в зависимость от административной власти.

Единственным способом воздействия на правительство оставались литература и пресса. Но и они находились в состоянии полной подавленности. Даже в тех узких рамках, которые были предоставлены печатному слову, оно оставалось гласом вопиющего в пустыне – средством воспитания в известном направлении читателей, но не способом непосредственного проведения идей в жизнь.

Проект программы «Черного передела», помимо пропаганды в народе, не исключал и более решительных действий. В частности, предполагалась организация «боевых сил среди крестьянства и городских рабочих для ведения постоянной революционной борьбы». Определялись цели этой борьбы: переход земель, фабрик, заводов и т. п. в собственность крестьян и рабочих; полное освобождение личности и общества от государственного гнета и административного произвола.

Последний пункт устава не отвергал терроризма, предполагал использовать его в ограниченных масштабах, не придавая ему «главнейшего значения в ряду многих средств в борьбе с правительством и богатыми классами».

Эта краткая и уклончивая оговорка стала, по сути дела, камнем преткновения в дискуссии о единстве «Земли и воли».

Манифест тайного братства «Черный передел» призывал крестьян собирать сходы и посылать ходоков в столицу с требованиями поделить все угодья и леса между всеми поровну, без выкупов и срочных платежей, уменьшить всякие подати и повинности, разрешить свободный, беспошлинный промысел (соляной, рыбный, горный) и т. д.

До тех пор пока царь не выполнит этих требований, предлагалось не признавать его государем, отказываться от присяги, не платить податей, не давать рекрутов, не пускать к себе никакого начальства.

И без таких призывов крестьяне уже стали посылать ходоков к царю. Только вот результаты их обращений были самые плачевные. А вот призывы чернопередельцев к выступлениям против существующей власти могли найти отклик у немногих крестьян. Как им бунтовать, когда приходится заботиться о семье, работать из последних сил? Да и что сделаешь против полиции, казаков, а то и регулярных войск?

На мой взгляд, распад «Земли и воли» определялся лишь во вторую очередь идейными разногласиями в оценке значения терроризма. Главным было подспудное осознание многими революционерами невозможности народного восстания в ближайшие годы, а то и при их жизни. Наиболее нетерпеливые едва ли не с отчаяния решили сделать ставку на политические убийства.

Было бы совершенно неверно полагать, будто эти люди были одержимыми бесами разрушения, гордыни, злобы, зависти. Напротив, большинство из них были благородны и самоотверженны. Они готовы были отдать за волю и землю для народа свою жизнь. И не на словах, а на деле, доказывая это своей деятельностью и героической смертью.

Но прошло уже полтора десятилетия, а результаты их борьбы все еще не производили никаких серьезных изменений в общественной жизни. Что делать теперь? Выбор у них был невелик. Прекратить борьбу, когда ей отданы лучшие годы жизни и принесено столько жертв во имя идеалов народничества? Нет, это стало бы утратой смысла жизни и духовным самоубийством.

Другой выход – продолжение революционной пропаганды в расчете на постепенное изменение народного мнения: вместо надежд на царские милости должны появиться чувство собственного достоинства и своей силы, желание отказаться от раболепия перед господами и требование народовластия. Так полагали сторонники братства «Черный передел».

У тех, кто полностью разочаровался в деятельности народников, оставалась надежда на обострение противоречий в обществе, активизацию борьбы с власть имущими для того, чтобы усилить «брожение умов», ускорить слишком вяло текущие социальные конфликты, резкими ударами расшатать устои государственной власти. На это рассчитывали сторонники «Народной воли».

История этой второй организации дается далее главным образом по воспоминаниям ее активной участницы, а с июня 1882-го – по 10 февраля следующего года и руководительницы – Веры Фигнер.