«За горло английских империалистов и коленом их в грудь!» Персия — Баку — Москва

В конце августа 1920 года перед Блюмкиным была поставлена новая важная задача — он должен был принять участие в формировании персидской делегации на Первый съезд народов Востока.

Двадцать седьмого августа он был уже в Баку. Это известно из донесения советского полпреда в Энзели — Элиава, который сообщал в тот день в Москву: «…завтра думаю выехать в Энзели. Сегодня буду информироваться у приехавшего из Персии Блюмкина о положении дел там».

Сам Блюмкин помимо подготовки персидской делегации к участию в работе Съезда народов Востока вместе с другими «радикалами» писал докладные записки и отчеты в Москву, оправдывая «июльский переворот». В одном из таких документов, подписанных кроме Блюмкина руководителями Иранской компартии Султан-заде, Ага-заде и другими, давалась такая характеристика Кучек-хану: «Местный партизан, неустойчивый, беспринципный, лишенный каких-либо серьезных намерений истинно национально-освободительного характера», хотя и обладающий «исключительно интуитивными способностями и склонностью к народническому либерализму». Авторы записки указывали, что демократы не могут быть «хотя бы временными союзниками в борьбе с международным империализмом» и что революция в Персии «мыслима только как движение крестьянства и городской бедноты», которое должна возглавить Иранская компартия.

Между тем 1 сентября в Баку открылся Первый съезд народов Востока.

Это событие почти забыли, а тогда, в 1920 году, к нему, как принято писать в газетах, «было приковано внимание всей международной общественности». И понятно почему — в Баку приехало более двух тысяч делегатов, представлявших 44 нации, национальности, народности и этнические группы. Примечательно, что только половина из них имела отношение к коммунистическим партиям, некоторые другие участники съезда вскоре перешли в другой лагерь, возглавив, к примеру, отряды басмачей в Средней Азии.

Вообще среди делегатов были разные люди. Например, разведчик Джон Филби — отец будущего знаменитого британского, а по совместительству и советского разведчика Кима Филби. Или турецкий политический и военный деятель Энвер-паша, которого считают одним из организаторов геноцида армян и греков в Османской империи во время Первой мировой войны. После войны Энвер-паша бежал в Германию, где вступил в контакт с большевиками. С ними он договорился о совместной борьбе против англичан в Средней Азии.

В Баку Энвер-паша выступил с идеей объединения ислама и коммунизма. А вскоре его послали в Туркестан для борьбы с басмачами. Там Энвер-паша им и сдался. Вскоре с группой турецких офицеров он попытался объединить отряды басмачей в одну армию и занял большую часть территории Бухарского эмирата.

Борьбу с войсками Энвер-паши Красная армия вела до августа 1922 года. После серии тяжелых поражений его отряд был окружен, а сам Энвер-паша зарублен во время нападения на его лагерь красной кавалерии[32].

…Вернемся, однако, к съезду. Специальным поездом из Москвы в Баку прибыло руководство Коминтерна во главе с Зиновьевым и Радеком (в одном вагоне с ними ехал и Энвер-паша). Их сопровождала специальная группа кинохроники. На бронепоезде приехал американский журналист и член Исполкома Коминтерна Джон Рид, автор «Десяти дней, которые потрясли мир». Он тоже выступал на съезде. Но эта поездка оказалась для него последней — возвратившись в Москву после съезда, Рид умер 19 октября 1920 года от сыпного тифа. По официальной версии, от того, что «он ел немытые фрукты во время недавней поездки в Баку».

* * *

Персидская делегация оказалась одной из самых больших — 192 человека. Больше была только турецкая — 235 человек. Блюмкин тоже приехал в Баку вместе с представителями Персии, но публично во время работы съезда он никак не проявился. Как известно, например, из изданного в 1920 году сборника стенографических отчетов «Первый Съезд народов Востока», слово ему не предоставляли и в Совет пропаганды и действия народов Востока, который выбрали делегаты, он не вошел. Блюмкин был самым обычным делегатом, который слушал ораторов и «бурно аплодировал» председателю съезда Зиновьеву, говорившему о необходимости объявить английским империалистам священную войну — то есть джихад.

«Да, мы против буржуазии Англии, за горло английских империалистов и коленом их в грудь!» — восклицал Зиновьев с трибуны. Как отмечается в отчете о съезде, его выступление вызвало «бурю аплодисментов, долгие крики „ура!“» — «Члены съезда встают, потрясая оружием, слышны крики: „Клянемся!“». Блюмкин наверняка был среди них.

Вообще, основной пафос Съезда народов Востока сводился к призывам начать революцию и всемирную борьбу против английского империализма.

Писатель Илья Эренбург в романе «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» так описал мероприятие в Баку: «На съезд я отправился лишь один раз. В большом зале сидели кавказцы в черкесках, афганцы с чалмами, в клеенчатых халатах, бухарцы в ярких тюбетейках, персы в фесках и многие другие. У всех были приколоты на груди портреты Карла Маркса, с его патриархальной бородой. В середине восседал товарищ просто в пиджаке и читал резолюции. Делегаты кивали головами, прикладывали руку к сердцу и всячески одобряли мудрые тезисы. Я слыхал, как один перс, сидевший в заднем ряду, выслушав доклад о последствиях экономического кризиса, любезно сказал молодому индийцу: „Очень приятно англичан резать“, — на что тот, приложив руку к губам, шепнул: „Очень“».

Даже не понять сразу, что это — пародия или описание реального заседания? Похоже и на то и на другое.

В персидской делегации не было единства. Шли споры и ссоры из-за политики нового Ревкома в «Советской Персии». 4 сентября большинство членов делегации (121 человек) провели заседание, на котором выдвинули множество обвинений в адрес ЦК Иранской компартии. И за разрыв с Кучек-ханом, и за «возмутительное отношение» к крестьянам, и за «преступное бегство из Решта, когда фронт был еще в 35 верстах от города», и за «лишение притока средств в кассу Республики», и за многое другое. В итоге группа признала необходимым распустить ЦК Иранской компартии и изучить степень виновности каждого из его членов, а на следующем съезде избрать новый ЦК.

Неизвестно, был ли Блюмкин на этом заседании. Скорее всего, нет. Поскольку он был одним из тех, кто способствовал приходу к власти «радикалов» Эхсануллы и К° и входил, по его словам, в ЦК компартии Ирана, то эти упреки должны были относиться и к нему. Вообще, за время работы съезда он не оставил никаких следов — его фамилия или псевдоним «Я куб-заде» в известных сегодня архивных документах не упоминается. Когда было нужно, он, видимо, умел «ложиться на дно».

Съезд продолжался до 8 сентября. Потом делегаты и гости начали разъезжаться, а в Москву отправились «посланцы персидских делегатов». Это были представители той же группы, которая потребовала роспуска ЦК. Возможно, вместе с ними в Москву уехал и Блюмкин с женой. Во всяком случае, уже в октябре 1920 года и Блюмкин, и персы «оставляют следы» в столице Советской России. Пока «товарищ Якуб-заде» хлопотал за арестованных Есенина и Кусикова и предъявлял в подтверждение своей важности билет члена ЦК Иранской компартии, персы обращались в ЦК РКП (б) и к Ленину с просьбой распустить этот самый ЦК, назначив следственную комиссию.

В Персию Блюмкин больше не вернется. Встречаются утверждения, будто он там был еще и летом 1921 года, но вряд ли это соответствует действительности. Согласно документам Блюмкин тогда находился уже совсем в другом месте. Короткий «персидский этап» был для него закрыт. Что же касается судьбы «персидской революции», к которой наш герой тоже приложил руку, то ее агония растянулась еще на год.

* * *

Осенью 1920 года бои в Персии шли с переменным успехом. В каком-то смысле персидские события были продолжением Гражданской войны в России — большевики и красноармейцы из советских республик составляли основу «Персидской Красной Армии», а на стороне войск шаха воевали казаки и белые офицеры.

В октябре «красные персы» снова оставили Решт, затем снова заняли его, потом опять сдали. Война приобрела позиционную форму. Тем временем в советском руководстве шли острые дискуссии: что делать с Персией дальше? С правительством в Тегеране начались переговоры о заключении договора о дружбе, что вызвало возмущение Эхсануллы и Ревкома, которые обратились за помощью прямо к Ленину.

Однако Ленин, Троцкий, Чичерин и другие советские руководители тогда уже придерживались умеренной линии. Они полагали, что «персидский проект» не получился и его необходимо постепенно сворачивать. «Экспедиции вооруженных отрядов отбрасывают всю Персию в объятия англичан…» — писал нарком иностранных дел Чичерин. Но горячие кавказские большевики Орджоникидзе, Нариманов, Элиава, Мдивани хотели совсем другого.

Двадцать шестого февраля 1921 года в Москве состоялось подписание советско-персидского договора об установлении дружественных отношений, а 16 марта в Лондоне — торгового соглашения с Англией, в соответствии с которым большевики обещали воздерживаться «от всякой попытки к поощрению… какого-либо из народов Азии к враждебным британским интересам или Британской Империи действиям». Однако еще с января «кавказцы» совместно с Ревкомом Эхсануллы начали готовить новый поход на Тегеран. Договоренность Москвы с шахским правительством они объясняли «красным персам» просто — советское правительство вынуждено прибегнуть «к испытанной тактике выжидания и маневрирования», а по сути ничего не изменилось.

Дело принимало серьезный оборот. Персидское правительство отказалось даже впускать в страну Федора Ротштейна, назначенного советским полпредом в Тегеране, до тех пор, пока не будет ликвидирована Советская республика. Англичане грозили разорвать торговое соглашение с РСФСР. Чичерин почти истерически призывал немедленно «ликвидировать советскую власть в Гиляне» и «железной рукой прекратить попытки срыва нашей политики в Персии». Но только в мае из Энзели началась эвакуация советских войск, а «Персидская Красная Армия» была объявлена расформированной.

Однако дальше произошло то, чего, похоже, не ожидал никто. Персидские коммунисты, Эхсанулла и другие «полевые командиры» заключили союз. Самое же главное, что к нему присоединился и Кучек-хан. Их воззвание о создании нового, объединенного Ревкома из пяти человек и борьбе за социалистическую революцию начиналось с цитаты из Корана.

В июле Эхсанулла предпринял новый поход на Тегеран. В его войсках было немало «добровольцев», а точнее говоря, недавних бойцов «Персидской Красной Армии» и их командиров. Многие из них носили совсем не персидские имена и фамилии. В этом походе участвовал и Велимир Хлебников, занимавший должность агитатора политотдела Персармии. Именно тогда он и написал свои стихи о том, что Персия будет советской.

Но поход закончился поражением, которое превратилось в бегство. После этого Эхсанулла фактически сошел с арены политической борьбы — он впал в депрессию и курил опиум. К тому же гилянские революционеры перессорились между собой, и отряды, подчиненные разным командирам, вступали друг с другом в стычки. Фактически раскололась и компартия.

Двадцать пятого сентября 1921 года советский полпред в Иране Ротштейн откровенно писал главе Ревкома в Энзели Гейдар-хану: «Я считаю дело революции в Персии совершенно безнадежным… Персия нуждается в спокойствии и в освобождении ее из-под империалистического ига чужестранцев. И то и другое возможно лишь при усилении центральной власти и обновлении экономической жизни… Задача истинного революционера далеко не всегда заключается в бряцании оружием и учинении местных вспышек и выступлений»[33].

Девятого ноября 1921 года Орджоникидзе и Киров сообщили из Баку Ленину и Сталину о том, что «в Персии все окончено». «Энзели занят русскими (имелись в виду белоказачьи отряды, которые находились на службе в иранской армии. — Е. М.). Человек 30 во главе с Эхсануллой прибыли в Баку, остальные разошлись там же… Кучук-Хан сбежал в лес, преследуемый русскими войсками» (точнее сказать — иранскими правительственными войсками. — Е. М.).

Кучек-хан ушел не в лес, а в горы, где сумел продержаться еще некоторое время. В декабре его, обмороженного и полумертвого, обнаружил отряд одного из иранских помещиков. В 1922 году о судьбе Кучек-хана писал Велимир Хлебников:

«Я узнал, что Кучук-хан, разбитый наголову своим противником, бежал в горы, чтобы увидеть снежную смерть, и там, вместе с остатками войск, замерз во время снеговой бури на вершинах Ирана. Воины пошли в горы и у замороженного трупа отрубили жречески прекрасную голову и, воткнув на копье, понесли в долины и получили от шаха обещанные 10 000 туманов награды…

Он, спаливший дворец, чтобы поджечь своего противника во сне, хотевший для него смерти в огне, огненной казни, сам погибает от крайнего отсутствия огня, от дыхания снежной бури».

Голову Кучек-хана выставили в Реште на всеобщее обозрение возле городских казарм, где еще совсем недавно размещались части «Персидской Красной Армии».

«Персидская революция» закончилась.