«Сын мой будет так же бессильно мало знать о своем отце, как я о своем…» Дела семейные
Вернувшись в Москву, Блюмкин с женой поселился в… Денежном переулке. Да, да, том самом. Более того, буквально в нескольких десятках метров от исторического особняка, в котором жил граф Мирбах и где Блюмкин с Андреевым его убили. Терзали ли Якова муки совести, когда он теперь чуть ли не ежедневно проходил мимо этого дома? Вставали ли в его воображении «кровавые Мирбахи»? Скорее всего, нет. Он по-прежнему гордился тем, что сделал.
Доходный пятиэтажный дом 9 по Денежному переулку (сейчас это дом 9/5) был построен в 1910 году по проекту архитектора Адольфа Зегигсона. После революции дом постепенно заселяли ответственные советские работники. В 1924 году туда переехал нарком просвещения Анатолий Луначарский. Он занял квартиру номер 1 на пятом этаже — в ней до сих пор располагается его мемориальный музей.
А в квартире номер 2 поселился Яков Блюмкин. Его окна выходили прямо на здание бывшего германского посольства. Как он умудрился получить четырехкомнатную жилплощадь рядом с квартирой наркома — ведомо было только ему. Кому-нибудь другому булгаковский председатель домкома Швондер наверняка сказал бы: «В общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную».
Правда, к тому времени Блюмкин тоже занимал весьма ответственный пост — заведующего отделом организации торговли Наркомата внешней и внутренней торговли СССР. Хотя есть основания полагать, что эта должность была для него очередной «крышей» для выполнения секретных заданий ОГПУ.
Бывший секретарь Сталина Борис Бажанов вспоминал, как однажды в 1925 году он и заведующий отделом печати ЦК ВЛКСМ Эммануил Зоркий (Лившиц) прогуливались в районе Арбата: «Поравнялись со старинным роскошным буржуазным домом. „Здесь, — говорит Мунька, — я тебя оставлю. В этом доме третий этаж (на самом деле пятый. — Е. М.) квартира, забронированная за ГПУ, и живет в ней Яков Блюмкин, о котором ты, конечно, слышал. Я с ним созвонился, и он меня ждет. А впрочем, знаешь, Бажанов, идем вместе. Не пожалеешь. Блюмкин — редкий дурак, особой, чистой воды. Когда мы придем, он, ожидая меня, будет сидеть в шелковом красном халате, курить восточную трубку в аршин длины и перед ним будет раскрыт том сочинений Ленина (кстати, я нарочно посмотрел: он всегда раскрыт на той же странице). Пойдем, пойдем“».
По утверждению Бажанова, все было точно так, как обрисовал Зоркий — и халат, и трубка, и том Ленина. «Блюмкин был существо чванливое и самодовольное. Он был убежден, что он — исторический персонаж. Мы с Зорким потешались над его чванством: „Яков Григорьевич, мы были в музее истории революции; там вам и убийству Мирбаха посвящена целая стена“. — „А, очень приятно. И что на стене?“ — „Да всякие газетные вырезки, фотографии, документы, цитаты; а вверху через всю стену цитата из Ленина: ‘Нам нужны не истерические выходки мелкобуржуазных дегенератов, а мощная поступь железных батальонов пролетариата’“. Конечно, мы это выдумали; Блюмкин был очень огорчен, но пойти проверить нашу выдумку в музей революции не пошел».
Несмотря на карикатурное изображение Блюмкина, Бажанов вместе с тем приводит весьма любопытные подробности из его жизни. В своей огромной квартире Блюмкин жил не один, а с двоюродным братом, которого звали Аркадий Максимов (точнее говоря, это был его псевдоним, а настоящая фамилия — Биргер). Максимов, как объяснил Блюмкин, вел его хозяйство. Он хотел пристроить брата на какую-нибудь службу, но это было сложно из-за его не очень благополучного прошлого — раньше тот вроде бы служил завхозом кавалерийского полка, но попался, продавая овес «налево», и его исключили из партии.
Проблемы с законом были не только у двоюродного брата Блюмкина, но и у его родного старшего брата Льва.
Льву Блюмкину уже исполнилось 38 лет. В Одессе он был довольно известным журналистом — печатался в местных изданиях под псевдонимом «Лев Рудин» и занимал должность заведующего отделом рабочей жизни в газете «Одесские известия». Однако карьеру, да и вообще всю его жизнь, сгубило трагическое происшествие, которое случилось 1 декабря 1924 года прямо в редакции.
Самая распространенная версия этого события выглядит так. Лев Блюмкин-Рудин и секретарь редакции «Вечерних известий» Ю. Саховалер поспорили из-за сущей ерунды — кто из них первым имеет право воспользоваться пишущей машинкой. В пылу спора Саховалер обозвал Блюмкина-Рудина «провокатором» и потребовал убираться вон. Взбешенный Блюмкин-старший выскочил из редакции, помчался домой, взял из ящика письменного стола револьвер, вернулся и выстрелами в упор убил Саховалера. Его арестовали на следующий день.
Дело приняло непростой оборот. Местные чекисты решили проверить: а не было ли во всем этом политической подоплеки? Все-таки убийство произошло в редакции советского органа, к тому же Саховалер назвал Блюмкина-Рудина «провокатором». А вдруг это не просто эпитет? Вдруг Саховалер знал что-то о прошлом Рудина и тот его убил именно за это?
От Одесского ГПУ расследование курировал уполномоченный Секретного отдела Дмитрий Медведев, будущий Герой Советского Союза (во время Великой Отечественной войны он стал командиром партизанского отряда «Победители», при котором действовал знаменитый разведчик Николай Кузнецов). Изучив дело Льва Блюмкина, Медведев пришел к выводу, что никакой политики здесь нет. Так что виновного судили как уголовника и приговорили к шести годам тюрьмы со строгой изоляцией.
Рассказывали, что Яков Блюмкин по этому поводу ездил в Одессу, но выручить Льва ему так и не удалось. Хотя, возможно, эта история — тоже из разряда многочисленных слухов о «бесстрашном террористе».
* * *
В 1925 году семейные дела Блюмкина тоже не очень ладились. Брак с Татьяной Файнерман распался. Поэтому-то, когда к нему пришли Бажанов и Зоркий, он уже жил один в четырехкомнатной квартире. Что стало причиной их разрыва? Его или ее романы «на стороне»? Работа Блюмкина и связанная с ней постоянная нервотрепка? Да и была ли вообще эта «окончательная» причина? Трудно сказать. Мало ли людей расходятся потому, что просто надоедают друг другу или через много лет вдруг обнаруживают, что «не сошлись характерами». Так или иначе, но Яков и Татьяна разошлись в 1925 году, после шести лет совместной жизни. Если, конечно, так можно сказать, учитывая многочисленные командировки Блюмкина.
Был ли развод оформлен официально — тоже неизвестно. Зато известно, что в момент их расставания Татьяна была беременна. Во всяком случае, 23 апреля 1926 года у нее родился сын. Его назвали Мартином. Откуда взялось это довольно-таки необычное для России имя? По одной версии, Блюмкин дал его своему сыну потому, что очень любил Джека Лондона, а роман «Мартин Иден» — больше всех других его произведений. По другой — назван в честь мальчика из небольшой поэмы Есенина «Товарищ».
Любопытная, кстати, поэма. У Мартина, сына простого рабочего, в товарищах были лишь Христос на иконе, сидящий на руках у матери, да кошка. Отца убивают враги, и тогда Мартин обращается к своему товарищу:
«Исус, Исус, ты слышишь?
Ты видишь? Я один.
Тебя зовет и кличет
Товарищ твой Мартин!
Отец лежит убитый,
Но он не пал, как трус.
Я слышу, он зовет нас,
О верный мой Исус.
Зовет он нас на помощь,
Где бьется русский люд,
Велит стоять за волю,
За равенство и труд!..»
И, ласково приемля
Речей невинных звук,
Сошел Исус на землю
С неколебимых рук.
Потом убивают и самого Христа:
Но вдруг огни сверкнули…
Залаял медный груз.
И пал, сраженный пулей,
Младенец Иисус.
Заканчивается поэма в духе «оптимистической трагедии»:
Ползает Мартин по полу:
«Соколы вы мои, соколы,
В плену вы,
В плену!»
Голос его все глуше, глуше,
Кто-то давит его, кто-то душит,
Палит огнем.
Но спокойно звенит
За окном,
То погаснув, то вспыхнув
Снова,
Железное
Слово:
«Рре-эс-пу-у-ублика!»
Есенин написал «Товарища» в марте 1917 года, когда всё еще только начиналось и восхищение Революцией и «Рре-эс-пу-у-убликой» охватывало все слои населения недавней Российской империи. Вряд ли он сочинил бы что-то подобное году этак в 1921-м…
Насколько можно судить, Блюмкин принимал посильное участие в судьбе сына, посылал Татьяне деньги и вообще помогал им по мере возможности. Позже, в сентябре 1928 года, он составит завещание, в котором попросит в случае его гибели назначить пенсию его бывшей жене и сыну. «Мне грустно думать, что сын мой будет также бессильно мало знать о своем отце, как я о своем», — напишет Блюмкин. И попросит, чтобы сыну дали воспитание, которое «должно быть обязательно коллективистское, трудовое, коммунистическое с пропорциональным физическим уклоном».
Не забыл Блюмкин в завещании и о других родственниках. «В том случае, если помощь, оказываемая Соввластью, будет составлять не ниже 50 % моего месячного заработка (225 р.), — писал он, — я надеюсь, что она будет больше, то ? соответствующей суммы выдавать на содержание и воспитание племянниц моих Флоры и Шелли Блюмкиных, дочерей моей сестры Розалии Григорьевны и т. Исаака Рая, беззаветно преданного коммуниста, погибшего смертью на Украинском фронте в рядах 3-й армии (б. Румфронта) весной 1918 года».
Жизнь его жены — Татьяны Файнерман-Блюмкиной — будет горькой. После развода она поменяла фамилию — стала Исаковой. Как установил историк Ярослав Леонтьев, до начала войны Татьяна Исакова работала на скромной должности в библиографическом кабинете Союза советских писателей. На фронте была медсестрой в военно-санитарных поездах и на санитарных пароходах, которые курсировали по Волге. Награждена медалями «За оборону Сталинграда» и «За участие в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
После войны Татьяна работала старшим корректором в типографии МГУ. В январе 1950 года была арестована. Обвинения против нее представляются абсурдными даже по тем временам — она была замужем за «врагом народа Я. Блюмкиным» и контактировала с левыми эсерами. Как будто сам товарищ Сталин и многие другие из партийного руководства не контактировали!
«Ваш муж Блюмкин в 1918 году совершил убийство германского посла Мирбаха в Москве», — констатирует следователь на допросе. «Да, это мой муж», — отвечает Татьяна. «Блюмкин знал о том, что вы разделяете взгляды эсеров?» — интересуется следователь. «На эту тему у меня с ним разговоров не было», — следует ответ. На дворе был 1950 год, уже война закончилась, и эсеров всех повывели, но нет — тема прошлого по-прежнему волнует следователей.
Дело было явно тухлое, однако бывшую жену Блюмкина все равно приговорили к десяти годам лишения свободы, из которых она отсидела четыре. В 1955 году ее реабилитировали. Сохранился черновик ее заявления в райсобес (написанный уже после реабилитации), который разыскал Ярослав Леонтьев.
«Заявление
Настоятельно прошу поместить меня в один из Московских Инвалидных Домов.
Я живу в Москве свыше 40 лет. Я была незаконно обвинена по 58 статье, 4 года провела в заключении и в 1955 году полностью реабилитирована.
В настоящее время я проживаю совместно с сыном в комнате 9 м<етров>. Сын мой находится на учете психиатра по поводу шизофрении.
Сын и его жена работают, и я в течение всего дня лишена всякого ухода.
Между тем после всего перенесенного мною в тюремном заключении я по возвращении тяжело больна гипертонией III степени, а в последние годы — резко выраженным общим склерозом и являюсь тяжелым инвалидом.
Прошу поместить меня в Московский инвалидный дом, т. к. в противном случае я буду лишена всякого общения с близкими.
Т. Исакова».
Татьяна Файнерман-Блюмкина умерла в Москве в 1970-е годы. Она стала «жертвой века». Если ее муж выбирал свой путь сознательно и действовал решительно, то она оказалась заложницей принятых им решений…
О сыне Блюмкина Мартине известно еще меньше. По словам его матери, записанным в протоколе допроса, в 1950 году он служил офицером в армии. По некоторым данным, женат он был дважды и от первого брака у него имелся сын — внук Блюмкина. Дожил Мартин Блюмкин как минимум до 70-х годов прошлого века.
Борис Бажанов пишет, что попросил Блюмкина поселить у него брата Якова Свердлова (умершего в 1919 году). Блюмкин сказал, что он «будет счастлив». Так Герман Свердлов поселился у Блюмкина. Эта история получила продолжение.
По утверждению Бажанова, вскоре Блюмкина вызвал к себе в кабинет заместитель председателя ОГПУ Ягода и поручил установить наблюдение за секретарем Сталина. «Бажанов ненавидит ГПУ, мы подозреваем, что он не наш, выведите его на чистую воду», — якобы сказал ему Ягода. Однако Блюмкин вскоре выдвинул свою идею — поскольку его двоюродный брат Аркадий Максимов общается с Германом Свердловым и они живут в одной квартире, то надо поручить Аркадию собирать информацию с помощью Свердлова о Бажанове. К тому же Герман Свердлов и Борис Бажанов — почти друзья.
Идея понравилась, и двоюродный брат Блюмкина Максимов якобы начал шпионить за Бажановым. Как утверждает Бажанов, перед своим отъездом в Среднюю Азию он (уже задумавший побег в Персию) решил «созорничать» и предложил Максимову поехать с ним. Тот согласился, а его кураторы в ОГПУ дали согласие на эту поездку, поскольку он мог информировать органы о поведении Бажанова. Ну а рано утром 1 января 1928 года Бажанов сбежал в Персию. Максимов бежал вместе с ним. «Меня же расстреляют за то, что я вас упустил», — сказал он.
В августе 1928 года бывший секретарь Сталина и двоюродный брат Блюмкина прибыли в Париж. По некоторым данным, Яков увиделся с Аркадием Максимовым через год. Там же, в Париже.