Наш быт после свадьбы

Естественно, своего жилья у нас с Лилей не было, а снимать комнату нам было не по карману. Надо было жить в квартире чьих-нибудь родителей. У моих родителей были две большие комнаты без всяких удобств, да и семья была большая. У Лилиных родителей были тоже две комнаты, точнее комнатушки примерно по 10 квадратных метров, но их было двое. Решили жить у Анны Борисовны и Зельман Семеновича.

Квартира находилась в самом центре города, в здании на втором этаже.

Комнаты были проходными. В первой было примерно 10 квадратных метров и столько же во второй. В первой комнате была кухонная плита и мойка с водопроводным краном (для меня тогда это было неслыханным удобством). Стоял стол, несколько стульев и платяной шкаф. В этом шкафу хранилась и посуда. Во второй комнатушке стояла большая тахта, на которой спали родители, комод и небольшой столик.

С моим приходом, в квартире пришлось сделать невероятную и, как я теперь понимаю, просто ужасную перестановку. Эта перестановка усложнила жизнь стариков, лишив их последнего пристанища — постели. Тахту на ночь они уступили нам.

У родителей была односпальная немецкая разборная кровать, которую им оставила Белла. Но поставить ее в первой комнате не было места. Мешал стол. И вот до чего мы додумались. Все же думаю, что это была идея Зельман Семеновича, так как я до такого не смог бы додуматься, вернее не посмел бы. Родителям было уже за 60. На ночь стол переворачивали вверх ногами и взгромождали его на шкаф. После этого можно было поставить кровать. На этой односпальной кровати валетом спали оба старика. При этом в квартире уже не было стола. Утром я разбирал кровать и стол снимали со шкафа.

Надо еще отметить, что из-за сердечного заболевания Зельман Семенович был на инвалидности и не работал. Когда мы уходили на работу, у него появлялась возможность полежать на своей тахте.

О первых днях жизни Леночки.

В отличие от многих Лиля прослушала курс для будущих рожениц. И сами собственно роды прошли у нее вроде спокойно. Но пришло время выписки, а ее не выписывают. Так продолжалось более двух недель. В бюллетене о состоянии здоровья рожениц, который вывешивался в приемной, показания у Лили были вполне нормальные. Пошел на прием к главврачу роддома выяснять причину столь длительной задержки в ее выписке. После моих настояний о выписке Лили, он меня выставил из кабинета, со словами: «Когда выписывать роженицу только его прерогатива решать». Через три недели все-таки Лилю с новорожденной выписали. И тогда выяснилось, почему ее так долго не выписывали. Оказалось, что ребенок обмотал шею пуповиной, что вызвало его удушение и пришлось ребенка оживлять. Справка роддома об оживлении ребенка после родов сейчас хранится у Лены. Но это не главное. У Лили произошло заражение крови и ее долго лечили пенициллином. Так что в других условиях и мать, и ребенок могли бы погибнуть. Надо отдать должное медперсоналу роддома.

Из-за задержки в выписке из роддома и других неурядиц, я пошел регистрировать Лену в ЗАГС спустя примерно полтора месяца. Такой задержкой я вызвал у регистраторши большое негодование.

С появлением на свет Лены, обстановка в квартире еще больше осложнилась. Ее кроватку установили на единственном свободном пятачке во второй комнате. К тому же Лилин зажиточный дядя Фроим Семенович сделал ей по тем временам королевский подарок — немецкую красивую металлическую коляску. Ее тоже надо было поставить во второй комнате и уже на проходе. Сложность еще заключалась в том, что коляска по ширине не проходила в узкую дверь между комнатами, а оставить ее в первой комнате не было места. Приходилось мне на руках переворачивать ее на бок и вначале пропускать через дверь одну пару колес, а затем и вторую. Правда, задача упрощалась тем, что коляска весь световой день стояла во дворе.

Леночка была очень спокойным ребенком. Ночью она спала, не в пример своему младшему брату, а днем большей частью спокойно лежала во дворе в коляске. А когда она не спала, то била ножками по стенке коляски, так что было слышно даже на втором этаже, через открытое окно.

Вот так в тесноте мы без ссор и недовольства жили.

Бабушка и дедушка души не чаяли в своей внучке. В их немолодом возрасте она была долгожданной, единственной и любимой внучкой.

Когда Леночка была грудным ребенком, Анна Борисовна собственноручно стирала пеленки в горячей воде. Воду грели либо на плите, либо на примусе. Во дворе натягивали веревку и на ней пеленки сушили. Когда шли дожди или снег, их сушили на веревках в комнате. Но больше всего меня поразило то, что Анна Борисовна гладила утюгом пеленки с двух сторон. На мое недоумение она ответила, что у моей мамы были только мальчики, а для девочки такая процедура необходима по санитарным соображениям. И еще у Лены был свивальник. Это длинная тканевая полоса шириной сантиметров 20 и длиной метра 3—4. Запеленатого ребенка обматывали этим свивальником, чтобы ножки ребенка были прямыми. Когда ребенка пеленали, ручки его укладывали по швам.

Все это я пишу для вас, будущих читателей, обладателей памперсов, каков был труд выходить новорожденного да еще при работающих родителях и бабушках.

Так как мы все работали, то основным «бебиситтером» был Зельман Семенович. Он сильно к Лене привязался и, на мой взгляд, даже чересчур. Вечером, когда все были дома, он ее сам укладывал спать. И тогда в квартире должна была наступать полная тишина. А если кто-то из нас в соседней комнате громко заговорит, то следовал окрик: «Тише! Ребенок спит!»

О питании ребенка. Для детей грудного возраста была молочная кухня, что было очень хорошо. Да и у самой Лили было достаточно грудного молока. Примерно раз в неделю до работы я ходил на базар покупать для Леночки куриные потроха. Это были ножки, печенка и еще что-то. Стоил потрох 10 рублей, при моей зарплате в 1000 рублей. Для правильной покупки потроха я получил инструкцию З. С. Потрох должен был быть от молодой курицы. У молодой курицы нерабочий четвертый палец должен быть гибким. У старых курей и петухов этот палец не гибкий. Иногда хозяйки курей ломают этот палец. Но эта хитрость легко обнаруживается, если знаешь об этом.

Как я уже написал выше, в квартире было печное отопление. У родителей во дворе был сарай. Когда-то это был один большой сарай. Так как количество жильцов во дворе увеличилось, то сарай разделили на отсеки шириной метр и длиной метров пять. В глубине был закром для угля. Так как А.Б. работала на большом заводе (завод, где было впервые освоено производство лучших танков Второй мировой войны Т-34) ей выделяли хороший кусковой уголь, а не штыб (угольная пыль), которым пользовались мои родители.

Большие куски угля следовало еще дробить на меньшие, пригодные для топки. Каждое воскресенье я одевал робу, залазил вглубь сарая и приступал к дроблению угля большим молотком. Уголь я дробил с расчетом на неделю. Можете себе представить, каким я выходил из этой «шахты». Как вы понимаете ванны у нас не было и надо было отмываться от угольной пыли в тазу.

И еще одна подробность нашего — и не только нашего, — быта с туалетом во дворе. Если я сейчас не напишу это, то люди, живущие после нас, даже и представить себе не смогут те неудобства, которые испытывали пожилые и больные люди, когда уборная была во дворе.

Нам, молодым, уборная требовалась редко, а ночью и вовсе не требовалась. Ну а старикам уборная требовалась часто и в том числе ночью. Для этого использовалось специальное ведро или таз. Если живешь индивидуально — наличие таких приспособлений еще полбеды. А если живешь с соседями? У нас было три соседа и в коридоре стояли три емкости для этих целей.

А как пользовались уборной остальные? Зимой вокруг туалетного очка намерзали глыбы из мочи, которые не таяли до весны. Ну и что? Сейчас это ужасная проблема и антисанитария. А тогда это были естественные условия жизни и принимались как данность.

Несмотря на все описанные неудобства, жизнь была нам в радость.

Летом 1956 года ТЭП выделил мне комнату в 13 квадратных метров в двухкомнатной квартире. С этих пор мы с Лилей зажили самостоятельно.

О том, как получали собственное жилье в то время. Жилье строили большие предприятия для своих сотрудников. Согласно действовавшему закону, значительная часть квартир у предприятия отчуждалась для военных, нужд районных и городских советов и партийных органов. Квартиры среди сотрудников делили дирекция, партийный комитет и профсоюз. Какова была процедура? Представители профсоюза (иногда и я) ходили по квартирам нуждающихся и заполняли специальную анкету. Эти заполненные анкеты предварительно рассматривались дирекцией и партийным комитетом. Они давали рекомендации местному комитету. На собрании месткома квартиры или комнаты распределялись голосованием членов месткома. Очень часто на этих собраниях происходили настоящие трагедии. Необходимо отметить, что жилье люди получали бесплатно, а квартирная плата по отношению к заработной была мала.