Конец войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Утро 9 мая было обычным, как и все предыдущие. Но вот во двор влетает женщина с криком: «Победа! Победа!»

Мы все выбежали на улицу. А там царит необычайное многолюдье и веселье. Узбеки и узбечки, дети и старики, празднично одетые, кто пешком, кто на ишаках, все двинулись праздновать на базар. К этому веселому шествию присоединилась и вся наша семья.

На базаре уже играл узбекский национальный оркестр. Веселье длилось до поздней ночи.

А затем наступили будни без войны.

Нас потянуло в Харьков. Но что там осталось после двух нашествий фашистов за одну войну? А наша квартира разве нас ждет?

Но ехать надо. Этот климат и вода не подходит Аврумарну. Он все время страдает поносом. Да и детей надо серьезно учить, что невозможно при нашей жизни на окраине узбекского города.

Чтобы вернуться домой, нужен вызов. Власти утверждают, что освобожденные и разоренные города, не могут принять множество желающих вернуться. А где взять вызов? (Вклиниваюсь со своим воспоминанием. Это разрешение на возврат в Харьков с большими трудностями я получил в военкомате, ссылаясь на свое черепное ранение, и что мне вредно жить в таком жарком климате).

Когда соседям-узбекам стало известно, что мы собираемся возвращаться в Харьков, многие нас отговаривали. Особенно сильно нас отговаривал наш добрый сосед-молочник: «Куда вы едете в разрушенный войной город? Что вас там ждет и кому вы там нужны? А здесь вы уже прижились, у вас работа, которая дает вам возможность прилично жить, да и мы к вам уже привыкли. Мы будем за вами скучать».

Мы начали собираться в дорогу и паковаться. Как ни странно, у нас в дорогу образовался большой груз. И даже стыдно сказать из чего этот груз состоял.

Самым ценным у нас была ножная швейная машинка, так как и в Харькове мы надеялись, что она нам еще послужит. А где взять такой ящик, который бы выдержал такую длинную дорогу? Голь на выдумки хитра! У нас был довоенный стол из толстых досок. Вот мы обрезали края стола и из него, как из надежного каркаса, сбили ящик. Головку машинки окутали нашей периной. Нашу давнюю кормилицу, ручную машинку, закутали в подушку. Эти две швейные машинки нам пригождались и в дальнейшем. Ножной я пользовалась до самого отъезда в Америку. А ручную, когда мы оказались совсем без денег, продали соседке за 300 рублей, которые в тот момент нас сильно выручили. Ценной, как нам казалось, была часть большого шерстяного ковра. Остальные вещи набили в мешки. Только ящик с машинкой отправили малой скоростью, а остальные вещи тащили с собой.

Когда я пишу эти строки о нашем багаже, спустя много-много лет, перед моим взором стоит совсем скромный предмет. Я этим предметом пользовалась всю жизнь и принимала его как данность не задумываясь о нем самом, хотя эта вещь для меня очень памятна. Это чугунок древней формы, который мне достался в наследство от моей дорогой бабушки Эстер. Я точно знаю, что это чугунок бабушки Эстер, но как он ко мне попал не помню. Он такой формы, что в русскую печь вводился специальным приспособлением, которое называлось «рогач». Сколько он вкусных блюд у бабушки знавал. После смерти бабушки он перекочевал к маме, которая и привезла его в Харьков из Добровеличковки.

Теперь я снова везу его в Харьков и не как реликвию, которой больше ста лет, а как необходимую вещь.

В Харькове, хотя его не вдвигали в русскую печь, он и на плите прекрасно выполнял свои функции. Когда надо было, чтобы вода быстро закипала, я его вставляла внутрь плиты, предварительно сняв все кружки с конфорок. Обычно же я его устанавливала на все кружки конфорок. (Для совсем молодых. Верх кухонной плиты представлял собой чугунную плиту, толщиной 10—15 мм. В ней, обычно, имелось два круглых отверстия, в которые вставляли кастрюли или казанки, чтобы они находились в зоне горения. В нерабочем состоянии эти отверстия закрывались несколькими концентрическими кружками. Кружки, в зависимости от диаметра кастрюли, вынимались с таким расчетом, чтобы она попадала в зону горения).

С его помощью вода закипала с меньшим расходом топлива, а чтобы не пригорало, нужно было особое умение. Вернувшись с нами в Харьков, этот чугунок еще долго служил мне пока была большая семья. Когда семья уменьшилась, надобность в нем отпала. Его бы надо было выбросить на металлолом, но у меня рука не поднималась, и я отправила его в нейтральную зону — в дальний угол кухонного шкафчика. И все же, в праздничные дни, когда, мне на радость, собиралась у меня вся семья, я его доставала из этого укромного местечка и готовила в нем фаршированную рыбу, которой восхищалась вся моя родня.

Вот так я отклонилась от повествования, чтобы рассказать вам какую ценность мы возили с собой из Добровеличковки в Харьков, а из Харькова в Коканд и обратно.

(К этим запискам мамы о кухонной семейной «реликвии» хочу добавить кое-что и я. В этот раз мама везла уже не из города в город, а из Украины в Америку кое-какую кухонную мелочь, которая ей здесь очень пригодилась. А после ее смерти эта мелочь исправно служит и нам. Особенно Лиля довольна обычной алюминиевой ложкой с дырочками в виде дуршлага. Как ни странно, но я помню «историю» этой ложки. Сразу после возвращения из эвакуации мама заказала у знакомого ремесленника эту кустарную ложку с дырочками. В послевоенные годы наиболее распространенной едой была лапша, которую она сама делала. Вот этой ложкой мама извлекала лапшу из кипятка. То есть этой неказистой кустарной ложке более шестидесяти лет).

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК