Глава XXIII. Русские солдаты

Русских солдат сейчас легко увидеть. Много раз я видела их марширующими под полковой оркестр, а когда он перестает играть, они запевают бодрые и энергичные песни.

Казачьи полки самые живописные; они великолепные всадники и могут на всем скаку наклониться и подхватить с земли какую-нибудь вещь. Лично я всегда считала их костюмы немного театральными, хотя их лица выглядят достаточно мужественными.

На праздниках они носят длинные алые плащи почти до щиколоток и сапоги. Их повседневная униформа — темно-синяя шинель с подкладкой алого цвета. Они вооружены саблями, часто передающимися от отца к сыну, и носят кинжалы за поясом, а еще у них есть винтовки. Патроны они перекидывают через плечо. Когда они сидят на лошадях, винтовки переброшены через седло. Казаки — опытные снайперы и могут поразить цель на полном скаку. Они верны императорской семье.

Российский солдат получает еду, жилье, униформу и стирку, а также карманные деньги — примерно один шиллинг в месяц. Этой суммы ему должно хватить на все. Он может, конечно, заработать побольше, выполняя поручения начальства или работая как слуга в офицерской семье. Я часто видела, как дети офицеров прогуливались под присмотром солдат. Они были очень услужливы и любезны и всегда, казалось, полностью посвящали себя малышам. Солдат получает свои карманные деньги каждую неделю, но откладывает немного: обычно шестипенсовик или восемь пенсов. Когда ему удается скопить какую-то сумму, он нанимает коляску и едет кататься. Очень смешно и торжественно он выглядит, катаясь взад-вперед по Невскому.

Ни одно должностное лицо не может жить на ту зарплату, которую платят в России. Капитан получает около двадцати фунтов в год, их не хватает даже на одежду.

Я сама знала одного генерала; он рассказывал, что, когда был подполковником, его доход составлял всего тридцать фунтов в год, а у него были жена и дочь. В молодости он писал акварели. Он продавал их в магазинах или своим друзьям, но его картины не имели практически никаких достоинств, и становилось все труднее сбывать их. Когда он стал полковником, ему стало неудобно продавать свои картины, и поэтому он купил фотоаппарат и попытался зарабатывать фотографией. Фотографы-любители тогда были редкостью, и какое-то время он преуспевал. Он пользовался возможностью путешествовать с императорской семьей и посылал свои фотографии в газеты; но потом он стал старым, устал от такой жизни и был вынужден выйти в отставку. Император дал ему квартиру, и этот храбрый старый солдат живет теперь с женой и дочерью на свои тридцать фунтов в год — жалкая жизнь, в самом деле! «Он выбрал не ту профессию», — так можно было бы сказать, но он до сих пор уверяет меня, что для него нет иной жизни, кроме жизни солдата, пусть даже без собственных средств.

Я однажды поспорила с военными в Царском Селе. Императрица и дети ходили на службу в воскресенье утром. Императрица сказала мне, чтобы я прошла в церковь через маленькую боковую дверь, которая приведет меня прямо к их месту. Мария Николаевна был тогда настолько мала, что могла начать плакать во время службы. Я пошла и нашла солдата, который охранял дверь; но он отказался меня пропустить. Я очень плохо говорила по-русски, и я пытался объяснить, но все без толку. Так что я ждала, и он стоял и смотрел на меня, пока кто-то из великих князей не пришел, и тогда я объяснила ему ситуацию. Он повернулся к солдату и сказал ему, чтобы меня пропустили. Солдат снова отказался, и великий князь сказал ему, кто он такой. Но солдат не знал его и ответил: «Да хоть бы и сам император». Великий князь спросил его, кто его командир, а солдат ответил: «Мой капрал, и без его разрешения я не позволю никому пройти через эту дверь».

Тогда великий князь попросил меня подождать несколько минут, а сам пошел и нашел капрала. Тот пришел и был в страшной ярости. Он схватил несчастного солдата за плечи и начал трясти его, но великий князь вмешался и сказал капралу, что этот человек всего лишь выполнял свой долг, повинуясь приказу, и, переходя к другой крайности, начал его расхваливать, сказав, что был рад узнать, что солдаты настолько послушны и верны приказам. У бедного солдата были слезы на глазах, когда великий князь закончил говорить. Приказы были отданы, и отныне я смогла проходить беспрепятственно.

Однажды дети великого князя Павла[256] приехали в Царское Село[257]. Часовой в саду не узнал их и, вероятно, перепутал час, когда их ждали. Он был ошарашен, когда дети прибежали и начали играть в священные гигантские шаги и качаться на священных качелях. Он подошел и сказал им самым суровым тоном: «Что вы там делаете? Разве вы не знаете, что эти сады и все в них принадлежат Дмитрию Павловичу и Марии Павловне?». Дмитрий представился, и солдат ответил с негодованием: «Это очень легко сказать, что ты — великий князь Дмитрий, но ты лжец!» — он так и обратился к нему на «ты». Его горе было очень велико, когда он обнаружил, что дети действительно принадлежали к императорской семье.

Когда началась война на Востоке, было очень грустно видеть, как солдаты маршируют. Их готовили для такого длинного пути, но поезда, которые им предоставили, были чрезвычайно комфортными. Пересечение озера Байкал, кажется, было худшей частью путешествия. Лед был недостаточно надежен, поэтом солдат пересаживали из поездов в сани. Через каждые несколько миль были возведены приюты, где солдаты получали горячий кофе или суп и могли согреться у огня перед очередным этапом. Но даже с этими мерами предосторожности некоторые замерзли насмерть.

Император заказал много тысяч форм для писем, и дети и я раскладывали их по конвертам. Там было написано: «Мои дорогие родители, я сражаюсь в…», или «…я был ранен в …», или «…я болею, и лежу в больнице», или «…я в добром здравии». Далее стояло: «Как …? Передавай привет …». Бланки могли заполнить их товарищи, которые умели писать, или медсестры. Многие тысячи из этих писем вселяли потом радость в сердца взволнованных родственников.

Я получила много пожертвований для передачи императрице на нужды армии. Один джентльмен дал мне пять тысяч рублей, а некая леди послала мне пятьсот фунтов мыла и такое же количество корпии для солдат. В отдельном помещении Зимнего дворца упаковывали посылки в армию. Их отправляли каждую неделю, и нам было радостно знать, что мы, возможно, кому-то поможем. Но много странных историй рассказывали про посылки, которые отправляли другие благотворительные общества. Одна из великих княжон была главой общества Красного Креста. Она слышала, что, когда ящики достигли своей цели, оказывалось, что они были наполовину заполнены мусором. Однажды вечером, незадолго до того, как поезд должен был уйти на Восток, она и одна из ее дам пошли на станцию и велели вскрыть коробки. Она обнаружила, что они были наполовину заполнены камнями и мусором. Я не ручаюсь за истинность этой истории, но такие слухи ходили по Санкт-Петербургу и никто их ни разу не опроверг.

Императрица хотела, чтобы каждый солдат получал особый подарок на Пасху: одну рубашку, один платок, одну пару носков, портянки, вязаную шапку, табак и сигаретную бумагу, кусок мыла и пакли для мытья, чай, кофе, сахар, почтовую бумагу и конверты с марками и распечатанными бланками.

Почти все во дворце отправили по меньшей мере один из таких пакетов, с указанием имени и адреса дарителя внутри, и получатели прислали много благодарственных писем.

В начале войны на фронт отправляли только тщательно подготовленных медсестер, но позже, когда возникла необходимость отправить больше сестер, стали принимать почти всех, кто вызывался, если они были здоровы. Девушки заканчивали только шестинедельные курсы в военном госпитале. Я видела одну из этих учениц, когда она готовилась в отъезду. Она сообщила мне, что она научилась читать по-латыни и могла бы выписывать для пациентов рецепт, а также ухаживать за ними! Все это в течение шести недель, а до того она была служанкой. Думаю, несколько дней в госпитале на фронте научили ее более трезво оценивать свои возможности.