Глава XXVI. Причуды почтовых отделений в России

Государственные службы в России, как мне кажется, остро нуждаются в реформе. В маленьких сельских почтовых отделениях всем заправляют почтмейстеры, которые являются здесь высшей властью. Конечно, у них много работы, но они также могут сами себе доставлять неприятности, читая письма, которые вручило их заботам правительство.

Я пишу очень неразборчивым почерком и всегда жалела их, когда они пытались расшифровать мою писанину, да еще и на иностранном языке. Прошлой осенью одна придворная дама написала письмо к императрице, когда она была в Польше. Она запечатала его и написала имя адресата на конверте, и это должно было обеспечить прохождение без проверки.

Через пару дней после этого письмо вернули из почтового отделения, написав, что оно открылось сама собой на почте. Печать была цела, но письмо вскрыто, вероятно, с помощью ножа. Конечно, причиной этого было самое вульгарное любопытство. Как правило, полиция открывает одно из каждых пятнадцати проходящих через почтовое отделение писем. Если они повреждают конверт, они сразу кидают письмо в огонь. Если в стране беспорядки, то гораздо больше писем открываются и прочитываются. Опять же, судя по историям, которые я слышала, их могут уничтожать и сами почтальоны. Одна моя знакомая рассказывала мне, что однажды она увидела почтальона, открывшего печку в прихожей и спокойно запихнувшего в нее стопку писем. Я спросила, почему она не сообщила об этом, а она ответила, что у нее не было доказательств. Она обладает обостренным чувством справедливости и полагала, что в доносе без доказательств не будет ничего хорошего, но я думаю, что я все равно бы обязательно это сделала.

В этом году моя старая подруга прислала мне по почте из Ирландии брошку; она вложила записку в свою посылку. Эта записка была доставлена мне без марки и сургучной печати. Я сразу послала запрос, но мне ответили, что письмо пришло таким, как я его получила, прямо из графства Корк, без марки и печати; но мне казалось, что это не имеет смысла, ведь тогда бы они не смогли взять плату за пересылку! На конверте не было никаких пометок. Кто-то в почтовом отделении, видимо, восхитился узором на печати и срезал ее. Перчатки или любые мелкие вещи также пропадали, если отправитель предусмотрительно не помещал в письмо опись вложений.

В среднем я недополучала около двадцати писем в год. Мне сказали, что все письма, которые посылают из дворца, обязательно вскрываются, поэтому я посчитала, что будет лучше бросать мои письма в почтовые ящики на улице. В поездках, конечно, я не могла этого сделать, но иногда я посылала письма в Петербург, чтобы их отправили оттуда. Однажды я написала на письме адрес в Корнуолле; и у меня ушло не менее недели на то, чтобы отправить это письмо, так как чиновники в провинциальном почтовом отделении были абсолютно уверены, что Корнуолл в Америке, и не брали мое письмо, потому что я написала на нем «Англия». Наконец я попросила просто отправить письмо в Санкт-Петербург, чтобы оттуда его отправили в Лондон, а там уже почтальоны разберутся, где Корнуолл.

Но в этом мне тоже было отказано; тогда почтмейстер предложил мне написать официальную бумагу о том, что я абсолютно уверена, что Корнуолл в Англии; наконец он взял письмо и зарегистрировал его, но сказал, что если оно не придет по назначению, то он не будет нести никакой ответственности за это. Через десять или двенадцать дней они прислали мне сообщение, что письмо было получено. В почтовом справочнике, должно быть, было ошибочно написано, что Корнуолл в Америке.

Однажды лондонская фирма отправила посылку по почте великим княжнам; но она не была получена. Я сделала запрос, но оказалось, что посылка потеряна. Я рассказала императрице, и она послала запрос от своего имени.

Чиновника вызвали во дворец. Он увидел императрицу, которая послала его ко мне. Он начал уверять меня, что он — англичанин и дал мне слово чести, которому я могла поверить, так как англичанин никогда не врет. Затем он начал рассказывать мне, что я нажила себе врагов в берлинском почтовом отделении и что эти монстры беззакония украли мои письма. Но дело в том, что я никогда не останавливалась даже на ночь в Берлине и никого не знала в этом городе. Я сказала ему об этом и попросила поклясться, что письма не были утеряны в России; так как он был англичанином, я могла бы поверить ему! Я заметила, что многие англичане подкупали чиновников в почтовых отделениях, чтобы те доставляли их письма, не извещая об этом полицию, или по крайней мере они рассказывали об этом и вполне открыто говорили о том, что в России невозможно ничего получить без взяток. Почему-то в России к этому относились совсем по-иному, чем в Англии, и мне это было смешно, потому что я всегда считала, что мораль одинакова для всех стран и что если человек нарушает закон в одной стране, он нарушил бы его и в другой. И не важно, что в одной стане за такой поступок наказывают, а в другой — нет.

Я сказала этому англичанину, что он может читать мои письма, если он этого хочет, если потом он будет присылать их мне, там как в них не было ничего важного, только семейные новости, не интересные никому, кроме меня. Он пришел в ужас от этого моего предложения и воскликнул: «Не дай Бог! Сам император указал, что мы не должны касаться ваших писем!». Тогда я сказала: «Бог и император запретили тебе трогать мои письма, но все равно они пропали» — и добавила, что из него получится хороший игрок в покер. Еще я сказала ему, что большинство моих писем пришли из Англии и Ирландии, и поэтому они под охраной международного почтового законодательства, и я очень сомневаюсь, что у него было законное право трогать их. Он сказал, что я затронула очень интересный юридический момент, на который он обязательно обратит внимание, и откланялся; но письма все равно продолжали пропадать. Может быть, мне лучше было бы посылать их открытыми или слабо закрытыми, тогда большая часть их доходила бы до места назначения?

Однажды я заказала копию «Истории России» Морфилла[268], так как эта книга меня заинтересовала. Представьте себе мое изумление, когда я узнала, что эта книга была запрещена к распространению в России. Однако я попросила специальное разрешение и получила книгу после небольшой задержки, но без каких бы то ни было проблем. Цензура иногда задерживает книги в течение нескольких месяцев. Мой друг прислал мне книгу в подарок на Рождество, но я получила ее на Пасху, и похоже, что с ней играл какой-то ребенок, потому что на ней были каракули, сделанные красным и синим карандашами.

«Письмо». Художник — Даниэль Герхартц. 2000-е гг.

Государственная цензура в прессе — это очень хорошая вещь, и, по моему мнению, английской и американской прессе она тоже пошла бы на пользу. Это не закон, который запрещает что-то конкретное, но методы, которыми она регулируется и которые также подходят и для свободной прессы.

Однажды в Санкт-Петербурге цензор обнаружил, что в продаже есть открытки с видами Исаакиевского собора, Невского проспекта, или Зимнего дворца, но без волшебных слов «разрешено цензурой» в углу каждой карточки; он немедленно запретил продажу этих ужасных открыток на десять дней. А я как раз захотела купить несколько открыток и пошла в магазин. Хозяин вежливо сказал мне, что он не может их продать. Сильно удивившись, я воскликнула: «Но почему? Они тут, в окне!». Он был чрезвычайно разгневан и сказал мне о запрете цензора. Я подумала, естественно, что этот мужчина слишком подозрительный, и покинула магазин. Я пошла в другой, и там повторилась та же история, в третьем продавцы предложили продать мне их sub rosa[269], умоляя не отправлять их, пока их продажа запрещена. Однако я отказалась от покупки при таких обстоятельствах и никогда больше не ходила в этот магазин. Странно, при всей работе цензуры можно увидеть совершенно неприличные рисунки на открытках или на театральных афишах и нужно быть осторожным, когда идешь в театр, так как некоторые пьесы нарушают все каноны хорошего вкуса, приличий и скромности.

Но со временем таких казусов научатся избегать; когда образование распространится среди людей и они возвысятся над невежеством, они сами увидят, что такие вещи не подобают такому великому христианскому народу, и они будут преданы забвению, как и многие другие вещи, которые должны осуждать все патриоты.