Глава XIV. Молодой офицер и куклы

Мы отправились в Крым, оставив Спалу. Мы проехали Альму[213] как раз перед сном, и я была разочарована, так не увидела этого знаменитого поля битвы. Проснувшись утром, я была рада обнаружить, что мы все еще находимся на вокзале, поэтому я смогла изучить его из окон. Мы отбыли около восьми часов и вскоре ехали через красивейшую сельскую местность. Высокие горы, как будто одетые в леса, прекрасные в их осеннем наряде. Я никогда не видела такой листвы. Вскоре мы подъехали к Инкерману[214]. Здесь замечательный монастырь, высеченный прямо в огромном утесе. Природа сделала большую часть пещер, которые использовались как комнаты, но и сами монахи выдолбили большие ниши. Монастырь хорошо обставлен и красив.

Вскоре после отъезда из Инкермана мы прибыли в Севастополь. Русские называют его «Севастополь», с ударением на третий слог[215]. Здесь нас ждала яхта, и мы взошли на борт. Я очень люблю яхты, пока они стоят на якоре, но когда они начинают двигаться, это совсем другая история.

Расположенный на высоких бесплодных скалах, поднимающихся прямо из воды, Севастополь казался неприступным. Невольно я задалась вопросом, как союзные армии вообще смогли высадиться. Я смотрела на крепость, гадая об этом, когда барон М., генерал казачьего полка, спросил меня, о чем я думаю. Я сказала ему, и с блеском в глазах он ответил мне: «Понимаете, бедные россияне очень проголодались, а повар приготовил особенно вкусный ужин. Они убежали, когда услышали обеденный гонг, и англичане спокойно вошли в город, и когда русские вернулись, их уже ждали. Это был большой шок для русских». Я вежливо поблагодарила его за урок истории, и он сказал мне, что всегда будет очень рад пополнить мое образование, но если его знания отличаются от того, что я слышала раньше, мне стоит самой решить, кому верить.

Мы остановились в Севастополе только на один день, после чего отправились морем в Ялту. Черное море обычно очень бурное, и это время не было исключением. Путешествие из Севастополя в Ялту занимает около четырнадцати часов. Мы плыли ночью, так что прибыли только на следующий день. Было большим облегчением снова оказаться на твердой земле.

Ялта — маленький городок с большим количеством отдыхающих; но в межсезонье здесь очень мало людей. Магазины закрываются, а их владельцы отправляются на Кавказ или в более отдаленные районы России и торгуют там. Многие лавочники — евреи; некоторые — армяне. Один магазин, который я знала, держат маленькая армянка и ее муж. Она была спасена английскими миссионерами и училась в школе миссии, где она научилась говорить по-английски. Она обожала г-на Гладстона[216]. У нее был хороший магазин со всякими восточными изделиями, кавказским серебром и симпатичными вещами, подходящими для подарков. Некоторые из этих мелочей имели разумную цену, в то время как другие дороже, чем в Лондоне. Серебро, однако, дешевое и очень качественное.

Ливадия, как называется императорское имение, находится на полпути к горе и окружена огромными виноградниками, спускающимися к морю. Виноград там вкусный. Черное море, как и Балтика, неприливное. В Ливадии есть каменистый пляж, где каждое утро играют дети. Они снимают свои туфли и заходят в солнечную воду, где собирают гальку. Однажды я везла их домой, когда мы встретили молодого офицера со «Штандарта». Он спросил их, что у них было в руках, и дети показали маленькие кусочки зеленых камней, которые они подобрали, и серьезно попросили его оставить их себе, если он захочет. Он взял маленький камень у каждого ребенка, и когда я встретила его снова, эти камни были вставлены в золотые оправы и прицеплены к его цепочке для часов. Он сказал, что не расстанется с ними ни за что, ведь дети сами нашли их и подарили их ему. Действительно, было очень забавно видеть, как люди смотрели на этих маленьких девиц. Однажды мы садились в карету в Петергофе, когда подошел офицер, чтобы сказать доброе слово. Маленькие великие княжны, которые были дружелюбными существами, начали с ним разговаривать, и одна из них достала из кармана маленькую деревянную игрушку и спросила, хочет ли он эту игрушку. Он был очень доволен, а потом повернулся ко мне и сказал, что у него проблемы, и, увидев, как мы остановились, он подумал, что, если он успеет дойти до коляски, чтобы поклониться детям, он найдет выход из своей ситуации. «И видите, — сказал он, — я не только поклонился им, но и поцеловал их руки и получил игрушку от одной из них. Я буду хранить ее до тех пор, пока буду жив». Когда я встретила его снова, он рассказал, что загаданное сбылось: он нашел решение своей проблемы.

В гвардии был высокий молодой немецкий офицер, и он просил великую княжну Ольгу подарить ему куклу. Маленькую, которую он мог бы держать в кармане и играть с ней, пока стоял в дозоре, это бы его очень порадовало, так он сказал. Бедная маленькая Ольга Николаевна не знала, шутит ли он или говорит всерьез. Я сказала ей, что уверена, что кукла доставит офицеру удовольствие, только это должна быть очень маленькая кукла. Вскоре она принесла мне пару таких кукол, одетых как мальчики, одна без ноги, а другая — без руки. Я сказала, что думаю, что было бы лучше дать не сломанную куклу, и она ответила: «Да, но это мальчики, и он мужчина, я боюсь, что ему не понравится маленькая девочка-кукла». Затем я попросила ее спросить офицера, когда она его увидит.

На следующее утро она положила куклу в карман, и в ходе нашей прогулки мы встретили капитана С., который сразу начал упрекать ее за то, что она забыла, насколько ему нужна кукла, чтобы скрасить его одиночество. Она засунула руку в карман и достала куклу, держа ее за спиной. «Что бы вы предпочли, — серьезно спросила она, — куклу-мальчика или девочку?» Он также серьезно ответил: «Маленькая кукла-девочка будет похожа на вас, и я ее очень любил бы, а мальчик будет хорошим товарищем». Она была в восторге и отдала ему куклу, воскликнув: «Я рада, я так боялась, что вам не понравится». Он аккуратно положил куклу в карман.

Вскоре после этого молодой офицер отправился на отдых. Когда он вернулся, в первый же день он увидел маленькую великую княжну, которую он сразу же попросил о новой кукле. Она укоризненно спросила: «Неужели ты уже сломал милую куклу, которую я тебе дала?». Он вежливо объяснил, что маленькая куколка в порядке, но хотела себе спутника; так что через несколько дней Ольга подарила ему еще одну куклу.

Согретое солнцем море выглядело очень заманчиво, и я подумала, что должна искупаться в нем, но у меня не было купального костюма. Поэтому я отправила одну из младших служанок в Ялту, чтобы получить либо готовый костюм, либо материал, чтобы сделать его. Когда она вернулась, она поведала, что единственное, что она может найти, это красная хлопчатобумажная рубашка русского крестьянина, и предположила, что мне это не понравится. Мое мнение было таким же, но я спросила, смогла ли она получить ткань, из которых я могла бы сделать костюм. Она сказала мне, что пошла в магазин и спросила что-нибудь для купального костюма. Женщина спросила ее, берет ли она для себя, и она ответила, что это для другого человека. Лавочник презрительно посмотрел на нее и сказал: «Купальники — французская мода! Скажи ей, чтобы она пошла и купалась в своей коже, как это делала ее бабушка».

В Массандре, на полпути к горе на другой стороне Ялты, находится восхитительный розарий[217]. Розы стоят как стены по сторонам дорожки. Сзади — ползучие розы, обвивающие шпалы. Они достигают высоты в семь или восемь футов. Перед ними — карликовые экземпляры всех цветов и оттенков, вплоть до крошечных розовых и белых кустиков высотой не более фута. Вся земля у подножия этих розовых кустов покрыта фиалками. На заднем плане стоят кипарисы, как будто часовые. Я люблю кипарис, когда он зеленый, но ни одно дерево не выглядит так похожим не призрак, когда оно мертво. В этом прекрасном саду есть много тропических растений и деревьев. Кедры из Гималаев, араукарии, такие же большие, как лесные деревья, великолепные магнолии и многие другие, имен которых я не знала. Выше по склону горы — второй розарий. Здесь розы растут вдоль веревок, натянутых горизонтально в футе над землей. Там есть великолепная клумба и французских роз, еще одна из желтых роз всех оттенков, а также еще одна из красных, розовых и белых роз вперемешку. Эти клумбы составляли по меньшей мере сто футов в длину, возможно, семьдесят в ширину. Этот сад также окружен величественными кипарисами, похожими на стражу.

Массандровский дворец императора Александра III расположен в Верхней Массандре на Южном берегу Крыма. Ныне это дворец-музей — филиал Алупкинского дворцово-паркового музея-заповедника.

В Алупке, на Ливадийской стороне Ялты, находится красивая резиденция[218]. Существует проспект магнолий протяженностью около мили, прекрасный, когда деревья покрываются белыми цветами, аромат которых восхитителен.

Вход в дом очень внушительный, большие пролеты белых мраморных лестниц с красивыми скульптурными львами на каждом углу. Территория вокруг этого прекрасного дома, однако, в ужасном состоянии. Я никогда не видела ничего подобного. Там одни сорняки и камень, хотя совсем рядом — хорошо обработанные поля и табачные плантации, отлично окупающие себя.

Кажется, владелец Алупки все еще несовершеннолетний; он унаследовал все это, когда был ребенком. Его мать и попечители продавали землю крестьянам, которые ею не занимаются. Молодой владелец живет за границей, и мне говорят, что он не знает ни слова по-русски.

И внутренняя часть дома, и сады находятся в относительно нормальном состоянии. Мне сказали, что мальчик обладает большими имениями в Черноземье, поэтому, когда он вырастет, он сможет вернуться в Россию и познакомиться с ее народом.

Следующее место рядом с Ливадией — Ореанда[219]. Раньше она принадлежала великому князю Константину, но император недавно купил ее. К сожалению, дом был сожжен семь лет назад. Я ожидаю, что он будет подготовлен для наследника, когда он вырастет. От дворца остался только фундамент.

На территории есть небольшая церковь, колокольня которой — большой дуб. Колокола подвешены на сучья. Большой колокол звонит только в случае пожара.

Ореанда очень красива, и мы часто пили там чай. В саду есть мелкий бассейн с золотыми рыбками. Когда мы вернулись в Крым через два года, золотые рыбки исчезли. Я спросила, что с ними стало. Человек объяснил: «Увы, мы хотели очистить маленькое озеро, поэтому с большой осторожностью мы захватили золотых рыбок и поместили их в большой пруд, в котором живут лебеди, но мы не смогли найти их снова». «Нет, — сказала я, — конечно, нет, лебеди съели их». Он поднял руки и в ужасе воскликнул: «О нет, мисс, эти лебеди особенно приручены, его величество знает их, они никогда не будут есть ничего, что принадлежало императору».

За Ореандой находится Ай-Тодор[220], или «место святого Феодора», резиденция великого князя Александра, который женат на сестре императора, великой княгине Ксении Александровне. У них пять сыновей и дочь, все — красивые и умные дети. Ай-Тодор — очень приятное место, и они проводят много времени в Крыму.

Прогуливаясь по Ялте, вы слышите так много разных языков и видите так много национальностей, что это напомнило мне о моем путешествии в Иерусалим.

Здесь вы встречаетесь с турецкой семьей, женщины все прячутся за вуалями, так, что видны только глаза, которыми они пристально изучают вас. Потом вы встретите татар — оживленных людей, высоких и, как правило, атлетического телосложения. Они должны выглядеть так, поскольку они обычно строят свои деревни на вершине неприступных скал. Все окрашивают свои волосы в яркие красные тона, а замужние женщины зачерняют зубы и раскрашивают ладони. Говорят, что дома татар самые красивые.

Незамужние женщины-татарки красят волосы, носят на голове небольшую круглую бархатную шапочку с вуалью. Эти вуали расшиты золотом и серебром.

Есть много греков, которые, похоже, ничего не делают, только спят. Однако им удается жить, и я считаю, что они очень искусны в торговле. Они, похоже, довольны жизнью вообще, хотя постоянно оборваны и грязны. Армяне, греки, русские, все в местных костюмах, составляют очень забавную картину.

В Одессе и Крыму есть также караимы. Это татары, исповедующие иудаизм, — небольшое племя, всего около десяти тысяч во всей России. Они очень хорошие граждане, самые лучшие среди инородцев в России. Они почитают Ветхий Завет и полностью отвергают Талмуд, но для западных умов их идеи являются своеобразными и очень неправильными. Их женщины не исповедуют никакой религии, и они могут надеяться только на то, что будут спасены молитвами своих мужей; поэтому их девочки женятся очень рано.

Они физически превосходят евреев, но, похоже, медленно растут. Я была знакома с караимской семьей: это хорошо образованные и воспитанные люди, и очень красивые. Они говорят даже в своих собственных домах на русском, а не на татарском языке и считаются во всех отношениях, кроме религии, русскими.

Когда мы были в Крыму, император слег с брюшным тифом. В то время эпидемия бушевала везде. В Ай-Тодоре было шестнадцать или семнадцать случаев. В некоторых татарских горных деревнях было и вовсе все очень плохо.

Эти пять недель, пока император лечился, были очень тревожным временем для семьи, и велика была радость, когда он выздоровел.

Маленький друг детей, Павел, заболел в то же время пневмонией. Врачи сказали, что выздоровление едва ли возможно. Императрица сказала мне поехать туда с детьми и взять для бедного маленького Павла несколько роз и все, что может разжечь его аппетит. Мы срезали несколько роз, упаковали корзину с деликатесами и отправились к нему. Вся семья была в отчаянии; в тот день они посетили специалиста, и его прогноз был неутешителен. Мы видели английскую гувернантку, и она была очень грустна, рассказывая мне о бедном маленьком Павле. Она взяла розы и корзину и сказала Павлу, что императорские дети принесли эти вещи и ждут в саду, чтобы узнать, как он. Павел поблагодарил детей, а затем попросил: «Пошлите Дарью ко мне». Маленькую сестру послали за ней. «Дарья, — сказал умирающий ребенок, — вы видите, что императорские дети думают намного больше обо мне, чем о вас, и когда вы простужались, они даже не звонили. Они пришли сами и принесли мне все эти прекрасные блюда, я собираюсь есть их и поправляться». Утешившись этой мыслью, он заснул и в конце концов выздоровел.