Греки в борьбе с еретиками

Деятельность части греков, приехавших с «царевной Софьей» в Москву, способствовала не только укреплению международной составляющей политики Ивана III и подъему книжной культуры, но и упрочению православной веры.

Возможно, их роль и не проявилась бы в этой сфере, если бы в Новгороде, а затем и в Москве не распространилась очередная ересь. Увлеченные ложным учением священники по-своему трактовали Евангелие, уча народ «помнить день субботний» (не воскресный!) и не видеть в Иисусе Христе Бога. Эти идеи новгородско-московских еретиков дали основание русскому духовенству того времени назвать их «жидовствующими». Еретики сомневались в необходимости церковной иерархии и почитания икон, а также в том, что в 1492 году от Рождества Христова (7000-м от Сотворения мира) наступит конец света, которого русские люди ждали с большим опасением.

Борьбу с ересью возглавил архиепископ Новгородский Геннадий (Гонзов) — выдающийся церковный деятель того времени. Осознав, что еретики в своем учении опирались на целый ряд псевдохристианских текстов, владыка Геннадий решил отделить тексты Священного Писания от апокрифов (неканонических произведений, в которых фигурируют персонажи Священной истории, но их духовный подвиг и учение Христа не являются главной сюжетной линией повествования). Это было более чем актуально в русских землях, где апокрифы несколько веков имели хождение наряду с каноническими текстами. «Хождение Богородицы по мукам», «Книга Еноха» и некоторые другие апокрифы издавна входили в круг чтения русских книжников.

Так называемая «Геннадиевская Библия» 1499 года, представлявшая собой первый в России единый кодекс всех канонических библейских книг, была составлена как из известных на Руси текстов Священного Писания, так и из тех, что на древнерусский язык не переводились. Последние были переведены не с греческих оригиналов, а с латинской библии, Вульгаты.

Эти, казалось, сугубо церковные задачи были значимы и для укрепления Русского государства — главного дела Ивана III. Великий князь осознавал, что без упорядочения различных сфер жизни русского общества объединить все русские земли в сильное государство невозможно. К тому же разномыслие в делах веры справедливо виделось Ивану III источником децентрализации и возможной крамолы. Сам великий князь учредил в 1497 году новый свод законов — Судебник, а сделать шаг на пути к унификации церковной жизни было суждено новгородскому владыке.

Переводческая деятельность новгородских книжников способствовала не только упрочению истинной веры в русских землях, но и знакомству с книжной культурой Запада. Таким образом, «латинская премудрость» парадоксальным образом стала одной из основ, на которой возрастала духовная культура Русского государства. Конечно, этот большой и сложный процесс не был осуществлен только греками. В русских землях и без них было немало творчески мыслящих людей, способных применить свои знания как в богословии, так и в идеологии и политике. Однако русским книжникам подчас не хватало кругозора.

Дмитрий Траханиот известен как автор двух посланий владыке Геннадию. Одно из них посвящено «сугубой и трегубой аллилуйе»,^{635} то есть тому, что символизирует двукратное и троекратное воздаяние хвалы Богу во время богослужения. В другом грек призвал архиепископа и прочих церковных деятелей не поддаваться панике и не ждать конца света в 7000-м году. Дмитрий сослался на то, что в Евангелии четко сказано, что нельзя знать день и час грядущего Страшного суда (Мф. 24: 36; Мк. 13: 32). Это вразумление было актуально в эпоху, когда эсхатологические настроения были настолько сильны, что никто не дерзал составить пасхалию (таблицу для определения переходящей даты празднования Пасхи на каждый год) на период после «семитысячного» года. В отличие от еретиков, опиравшихся в доказательстве сходного тезиса на нехристианские тексты, Дмитрий Траханиот основывался на цитатах из Священного Писания.

Когда стало ясно, что суждения Дмитрия Траханиота справедливы и конец света в 1492 году не наступил, митрополит Зосима составил знаменитую Пасхалию на седьмую тысячу лет. В предисловии к ней он назвал великого князя Московского Ивана III «новым царем Константином», а Москву — «новым градом Константина».^{636} Такие уподобления не были чем-то новым в русской книжности. Еще митрополит Иларион сравнивал с Константином Владимира Святого, а в знаменитой похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия московский князь также уподоблен равноапостольному императору.^{637} Но если использованные Зосимой сравнения рассматривать в контексте греческих надежд на «спасение Византии», то они — яркое свидетельство постепенного восприятия этих надежд в русском мире, Их носителями были греки из окружения Софьи (или по крайней мере их часть), которые не могли не испытать влияния идей кардинала Виссариона. Впрочем, под «спасением Византии» к концу XV века всё чаще понималось процветание ее исторической преемницы — Московской Руси.

Великая княгиня Софья Палеолог. Антропологическая реконструкция С. А. Никитина. Внизу: надпись-граффити на крышке саркофага

Иван III. Из «Космографии» А. Теве. 1575 г.

Успенский собор Московского Кремля. Фото начала XX в.

Венчание Ивана III и Софьи Палеолог 12 ноября 1472 года. Миниатюра Лицевого летописного свода

Двойной итальянский наличник Грановитой палаты. Фото середины XX в.

Церковь Санта-Мария дель Кармине, Милан. Архитектор Пьетро-Антонио Салари

Грановитая палата и Благовещенский собор Московского Кремля. Акварель И. А. Вейса. 1852 г.

Северо-западная стена замка Сфорца в Милане. Фото автора

Печать Ивана III 1497 года с одним из первых изображений русского двуглавого орла

Двуглавый орел с Боровицкой башни Московского Кремля. 1491 г. Фото Д. А. Петрова

Напольная плита из монастыря Святого Димитрия в Мистре. Первая половина XV в.

Двуглавый орел из Евангелия Димитрия Палеолога. Миниатюра первой половины XV в.

Начало древнерусского перевода Первой книги «Географии» Помпония Мелы. Рубеж XV–XVI вв.

Путь из Венеции в Милан. Этой дорогой не раз ходили посланники Ивана III. Карта последней четверти XVIII в.

Явление преподобного Сергия Радонежского великой княгине Софье. Лубок. 1866 г. Российская государственная библиотека

Рождение Василия-Гавриила, будущего Василия III, старшего сына Софьи и Ивана III. Миниатюра Лицевого летописного свода

Вид Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. М. Гадалов. Литография. 1853 г.

Покровец. Младенец в Чаше («Агнец Божий»). Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Шитая подвесная пелена Елены Волошанки. Вклад в Успенский собор Московского Кремля. 1498 г.

Вверху: Фрагмент подвесной пелены Елены Волошанки. Вероятное изображение великой княгини Софьи

Шитая подвесная пелена Софьи Палеолог. Вклад великой княгини в Троицкий монастырь. 1499 г.

Никольский собор Антониева Краснохолмского монастыря, построенный при участии Аристотеля Фиораванти. Фото А. В. Лаушкина

Преподобный Кассиан Учемский. Книжная миниатюра начала XVIII в. Российская государственная библиотека. Публикуется впервые

Вид на часовню преподобного Кассиана в Учме. Фото Е. А. Наумовой

Покровец. Распятие. Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Поруч. Вклад Софьи Палеолог в Троицкий монастырь

Погребение великой княгини Софьи Палеолог.

Миниатюра Лицевого летописного свода

Важным этапом в борьбе с ересью стал созванный в 1490 году церковный собор, который осудил на смерть еретиков из числа церковных деятелей: «Захария чернеца, Гавриила протопопа Новгородского, Максима попа, Дениса попа, Василья попа, Макара дьякона, Гридя дьяка, Васюка дьяка и Самуху дьяка».^{638} Эта расправа, однако, не искоренила ереси, но дала повод для новых толков о ней.

Случилось так, что незадолго до собора в Москву прибыл Георг фон Турн. Он многое рассказал в Москве о Европе. Сохранился текст «Речей посла цесарева», которые он «сказывал Юрию (Траханиоту. — Т. М.)» в Новгороде при дворе архиепископа Геннадия. Надо полагать, что Юрий Траханиот и переводил эти «речи». Фон Турн с пристрастием описывал, как «шпанский» (испанский) король «очистил свою землю от ересей жидовских». Он рассказал о «многих казнях» (пытках) и «розных муках», постигших еретиков, истерзанные тела которых сжигали.^{639} Владыка Геннадий, считавший своей провиденциальной миссией покончить с ересью, сочувствовал методам испанского суверена по отношению к «хулителям веры» и призывал митрополита Зосиму брать с католического монарха пример.

Запись «Речей посла цесарева» — не единственный памятник переводческой деятельности греков в связи с борьбой с «жидовствующими». Стараниями греков было переведено и так называемое «Прение Афанасия с Арием» — богословский текст, сохранившийся во многих списках XVI–XVII веков и также использовавшийся в борьбе с новгородско-московской ересью. Известны три греческих списка сочинений Афанасия Александрийского, «изготовленных по болгарскому оригиналу X века в 1488–1489 годах в „геннадиевском кружке“».^{640} Апологетам православной веры было важно опереться на возможно большее число древних текстов в доказательство своей правоты.

В некоторых списках «Прения» есть упоминания о том, что его перевел Мануил Траханиот, живший в Москве: «Прение со Арием еретиком преведено с греческого на римскии язык некиим мудрым философом от Рима, принесен тому в Рускую землю к великому князю Иоанну Васильевичю Владимерскому и Новгородскому всея Росии самодержцу. Он же повеле того превести на рускии язык Мануилу Гречину Дмитриеву сыну Амореянину, иже приидоша с царевною из Рима, и переводил с благовещениским попомъ Феодором».^{641} Долгое время считалось, что автор сведений о переводчике ошибся, назвав Мануилом или Дмитрия Траханиота, или сына Дмитрия, Юрия Траханиота («Юшку Малого»).^{642} Но найденное «берлинское» письмо Андрея Палеолога от ноября 1475 года красноречиво свидетельствует о существовании Мануила.

Борцы с ересью использовали и давно известные цитаты из Священного Писания и творений Отцов Церкви. Так, инок Савва в своем послании «на жидов и на еретики» патетически заключал: «…тма бо есть жидовское учение и любя его во тме ходит, въ свет — въ Христа не верует, иже просвещает всякого человека, грядущего в мир».^{643}

* * *

Греки из свиты Софьи оказались в России во время необычайного интеллектуального и эмоционального напряжения, когда русские книжники решали целый комплекс богословских и церковно-устроительных задач. Парадоксально, но факт: византийцы-эмигранты, несколько десятилетий зависевшие от милости католических правителей Италии, в Москве ратовали за чистоту православной веры. Было ли это обычным приспособленчеством, или греков манили мечты о «восстановлении Византии»? Бог весть. Но известно, что к еретикам была близка Елена — вдова старшего сына Ивана III Ивана Молодого. В 1490-е годы отношения между ней и Софьей Палеолог обострились. Для московских греков борьба с еретиками превратилась в борьбу за Софью. Но это — отдельная большая тема, речь о которой пойдет в последней главе. Пока же продолжим рассказ о деятельности греков из окружения Софьи.