Глава 11. Ночной стук в дверь. Август – сентябрь 1918 г.

Суббота 31 августа 1918 г., Петроград

Инцидент, произошедший в тот день, в Великобритании назвали убийством. Люди, которые находились на месте происшествия, были не так уверены в том, что случилось, но английские пресса и политики в своем праведном негодовании против всего большевистского назвали его жестоким, хладнокровным убийством прекрасного и доблестного человека.

Как бы его ни называли, инцидент был трагическим и произвел на Муру неизгладимое впечатление. Ее не было на месте событий, но, когда она увидела его спустя несколько недель и нашла пятна крови на полу в опустевшем доме, зрелище пронзило ее и так уже истерзанное сердце. Мужчины в ее жизни – трое самых дорогих из них – были жестоко оторваны от нее один за другим силами, которые она с трудом пыталась понять. Запутанная цепь событий уходила далеко назад в прошлое, но финальный акт трагедии разыгрался в тот последний августовский день в далеком Петрограде[325].

Это был странный день с самого начала. Лето становилось прохладным и влажным, и атмосфера ненависти и страха, которая возникла после покушений на Урицкого и Ленина, охватила всех. Большевистская пресса была полна яростных требований империалистической крови.

Англичане, которые работали в старом посольстве в Петрограде, остро ощущали эту атмосферу. Те, которые были наиболее внимательны, такие как Френсис Кроуми, видимо, чувствовали, что удар вот-вот обрушится. Чего не знал капитан Кроуми, так это того, что все уже случилось. Его смутно тревожил тот факт, что его бесценная правая рука – Джордж Лепаж не вышел в то утро на работу. Что-то назревало. Возможно, это было связано с покушениями на Урицкого и Ленина; но ввиду почти полного беззакония, царившего на улицах, не было ничего необычного и в том, что иностранцев могли убить грабители, а их тела сбросить в Неву. Кроуми также знал, что Сидней Рейли вернулся в Петроград, полный заговорщицких планов и довольный успехами, которых добился с латышами в Москве. Все это лишало присутствия духа. Когда Кроуми стоял в кабинете Лепажа, что-то подтолкнуло его открыть выдвижной ящик и вынуть из него револьвер, который там хранился. По какой-то необъяснимой причине он оставил свой собственный пистолет дома, несмотря на то что его жизнь уже не однажды находилась под угрозой во время арестов и антибольшевистских репрессий в начале того месяца[326]. Он положил пистолет Лепажа в карман брюк и задвинул ящик.

В тот момент владелец пистолета находился в камере Петропавловской крепости по другую сторону реки: чекисты арестовали его и допрашивали на протяжении всей ночи вместе с несколькими другими английскими подданными. Красный террор был уже в действии и обратил свое внимание на иностранцев, которые, как было известно или считалось, по самую свою империалистическую шею увязли в контрреволюции.

После четырех часов несколько автомобилей выехали на Дворцовую набережную и остановились у британского посольства. Из них вылезли группа чекистов и отряд красногвардейцев. Они быстро окружили здание. Не обращая внимания на объявление, приколотое к входной двери, о том, что бывшее посольство теперь находится под юридической защитой представительства нейтральных Нидерландов (которое взяло на себя обязанность представлять британских подданных после арестов в начале августа), они силой вошли внутрь, ожидая найти доказательства, связывающие англичан с убийством Урицкого[327].

На первом этаже, где располагались кабинеты военно-морского и военного атташе, Кроуми проводил встречу с некоторыми из своих секретных агентов. Во дворе послышался шум автомобиля. В тот же момент ручку запертой двери кто-то стал с грохотом дергать.

Кроуми посмотрел в окно. Одновременно один из его агентов – человек по имени Холл шагнул к двери. Кроуми немедленно догадался, что происходит. «Не открывайте дверь!» – крикнул он, но было слишком поздно: перед Холлом возник человек, который целился в него из пистолета. Он мгновенно с силой захлопнул дверь. Кроуми пересек комнату за пару шагов, вытаскивая револьвер из кармана. «Оставайтесь здесь, – сказал он, – и стойте у двери».

Распахнув дверь, он навел револьвер на испуганного чекиста. «Пошел вон, свинья!» – прорычал Кроуми и шагнул вперед. Человек отступил, и Кроуми под дулом пистолета повел его по коридору к выходу. В дальнем конце был коридор, ведущий в архив; справа – большая лестница, которая, изгибаясь, вела на верхние этажи; слева – длинная, прямая и широкая лестница, ведущая вниз к парадной двери. В коридоре, ведущем в архив, находились другие вооруженные чекисты, которые брали под свой контроль кабинеты и сгоняли сотрудников под дулами ружей.

Так и не было установлено, кто выстрелил первым, но было ясно, кто совершил первое убийство. Когда Кроуми добрался до лестничной площадки, он столкнулся с чекистом, который шел из холла вверх по лестнице. Кроуми отпихнул этого человека в сторону и повернулся, чтобы бежать вниз по лестнице к выходу. Вот тогда и началась стрельба.

Один чекист был убит мгновенно, второму пуля попала в живот. Яростно отстреливаясь и зовя на помощь, чекист отползал в хранилище, где держали объятых ужасом сотрудников посольства. Кроуми побежал к главному выходу, перепрыгивая через две ступени; пули попадали в стены вокруг него и разбили дверное стекло.

Молодая Натали Бакнелл – супруга одного из сотрудников – сидела в приемной. Испугавшись стрельбы и боясь за своего мужа, который только что поднялся наверх, она поспешно вышла в коридор и увидела, что капитан Кроуми мчится к ней вниз по ступенькам, а русские стреляют в него с лестничной площадки. Внезапно он пошатнулся, повернулся и упал спиной на последние ступени лестницы.

Натали подбежала к нему и подняла его голову. Его веки трепетали, и она почувствовала, как по ее руке течет теплая кровь.

Прежде чем она смогла что-то сказать, ее резко схватил один из стрелявших чекистов, сильно ударил по лицу и заставил идти вверх по лестнице, выкрикивая в ее адрес злобные оскорбления и толкая в спину. Ее посадили вместе с мужем и остальными сотрудниками посольства в хранилище. Затем всех обыскали и вывели из здания. Когда они шли вниз по лестнице и по коридору, Натали увидела, что тело Кроуми уже отпихнули в сторону под одежную вешалку. Несколько человек, включая посольского священника, попытались позаботиться о нем, но чекисты не позволили им этого сделать.

Пленников повели по улице в штаб-квартиру ЧК. Некоторых женщин на следующий день отпустили, в их числе и Натали, которую допрашивали почти всю ночь, в то время как других отправили в камеру подземной тюрьмы Петропавловской крепости. Тем временем чекисты продолжали нарушать закон об экстерриториальности, обыскивая посольство сверху донизу с целью нахождения доказательств, связывающих англичан с покушениями на Урицкого и Ленина и другой контрреволюционной деятельностью, в которой их подозревали[328].

Прошло какое-то время, прежде чем Мура узнала, что случилось с ее дорогим Кроу. Связь между Петроградом и Москвой была нерегулярной, а вскоре у нее самой появилось достаточно проблем, с которыми нужно было справляться.

Когда в Петрограде разворачивалась кровавая драма, в Москве большевики действовали против союзников медленнее, но более обдуманно. Узнав о нападении на Ленина, Локарт и Хикс задумались о том, что делать. Отъезд из России их не устраивал, даже если бы им разрешили уехать – а им конечно же не разрешили бы, – потому что Хиксу нужно было принимать в расчет свою русскую невесту Любу, а у Локарта была Мура. Ни у одного из мужчин не было ни навыков, ни ресурсов для ухода в подполье, как это сделали Хилл и Рейли. Они допоздна не ложились спать, снова и снова обсуждая проблему, но так и не приблизились к ее решению. Они ничего не могли сделать, и им негде было спрятаться.

Воскресенье 1 сентября 1918 г., Москва

Около двух часов ночи в Хлебный переулок свернула машина. Она медленно ехала по узкой, неосвещенной улочке, ближе к концу которой в свете фар вырисовывался серый шестиэтажный жилой дом. Машина остановилась, и из нее вышли трое мужчин: двое в штатском, третий милиционер в форме.

Младшим из двух людей в штатском был Павел Мальков – чекист и комендант Московского Кремля. Он подошел к главному входу в дом. В слабом свете автомобильных фар он смог различить номер 19. Это был нужный им дом. Именно здесь располагалось гнездо английского шпиона Локарта.

Малькова после полуночи вызвал на Лубянку Яков Петерс – заместитель начальника ЧК. Петерс всегда говорил медленно с сильным латышским акцентом, словно с трудом подбирая слова. «Вы поедете арестовывать Локарта», – просто сказал он[329].

Молодой чекист спокойно взял ордер. Он встречался с Локартом несколько раз: впервые, когда возглавлял службу безопасности в Смольном институте в Петрограде, где тогда располагалась штаб-квартира большевиков, и потом в поезде, ехавшем в Москву, в марте. На него произвел благоприятное впечатление представитель Великобритании, но ему не понравилось выражение превосходства на его лице. Позднее он вспоминал, что британец был «внешне спокоен и сохранял военную выправку; сдержанный, энергичный человек с густой копной темных волос, зализанных назад», выглядел опытным человеком, несмотря на молодость. Он бегло говорил по-русски без следа какого-либо акцента. Мальков и Локарт осторожно искали общества друг друга, изображая дружбу и прощупывая один другого на предмет получения разведывательной информации[330].

«Помните, – сказал Петерс, – мы должны действовать решительно, но… дипломатично. Попытайтесь быть с ним вежливым. Но вы должны провести тщательный обыск, и если он попытается оказать сопротивление, то тогда…»

Мальков покачал головой: «Он не окажет сопротивления».

Петерс кивнул: «Пожалуй, что нет. Это не его стиль. Он трус: изображает из себя святошу и предоставляет всю грязную работу выполнять своим помощникам. Но будьте готовы, поняли?»

Мальков понял. Он привык действовать жестко и был готов ко всему.

Взглянув на темные окна жилого дома, он проверил полуавтоматический кольт, засунутый в задний карман брюк, и, сделав знак своему товарищу из ЧК и милиционеру следовать за ним, шагнул в непроглядную тьму подъезда. При слабом свете зажигалок трое мужчин осторожно поднимались по лестнице, останавливаясь, чтобы проверить номера квартир. Наконец на пятом этаже они подошли к квартире номер 24.

Муру разбудил оглушительный стук в дверь. Ее сердце сильно колотилось, она вслушивалась в темноту, задавая себе вопрос, а не приснилось ли ей это. Снова раздался стук. Она включила свет. Рядом с ней крепко спал Локарт. Бедный Малыш, такой озабоченный, работающий с таким напряжением. Он и Хикс легли спать далеко за полночь, обговаривая ситуацию; в конечном счете он рухнул в постель рядом с ней, совершенно измученный, и мгновенно заснул.

И снова стук. Боже мой! Мура накинула пеньюар и вышла в прихожую. Из комнаты Хикса не раздавалось ни звука. Стук раздался вновь, гулко прозвучав в квартире. Кто бы там ни был, он не собирался отступать. Который час?

Она отодвинула засов и приоткрыла дверь. Вглядываясь, она не видела ни зги в темном коридоре, но ощущала присутствие людей. Прежде чем она открыла рот, чтобы заговорить, чьи-то руки схватили край двери и сильно потянули (дверь необычно открывалась наружу)[331]. Она раскрылась лишь на несколько дюймов, так как ей помешала цепочка, которую Мура предусмотрительно не сняла. Из мрака ругнулся мужской голос, и в полосу света, льющегося из квартиры, шагнул человек.

Мура узнала лицо – длинное и туповатое, с близко посаженными глазами, – и ее охватил озноб. Она не знала имени этого человека, но знала, что он из ЧК.

«Кто вы? – спросила она, усиливая свой английский акцент и делая вид, что не понимает. – Чего вы хотите?»

Чекист быстро вставил ногу между дверью и косяком. «Я пришел повидаться с господином Локартом», – сказал он.

«Что может быть кому-то нужно от господина Локарта в такой поздний час?» – потребовала объяснений Мура.

«Я сообщу о своем деле господину Локарту лично!» – прорычал ночной визитер.

Мура ощущала, что терпение чекиста быстро улетучивается, но стояла на своем, засыпая его вопросами и отказываясь снять цепочку с двери.

Позади нее раздался какой-то звук, и, обернувшись, она увидела выходящего из своей комнаты Хикса. Не до конца проснувшийся, с всклокоченными волосами, он всматривался в дверную щель. При виде офицера ЧК он застыл и побледнел. «Господин Манкофф?[332] – сказал он, изобразив вежливую улыбку и снимая цепочку с двери. – Чем могу быть вам полезен?»

Мальков немедленно распахнул дверь, оттолкнул Хикса в сторону и вошел в квартиру; вслед за ним вошли и двое его спутников. Его товарищ из ЧК был крепким, грубоватым на вид мужчиной средних лет, в кожу которого въелась черная грязь – след многолетней работы на заводе.

«Проведите меня к Локарту», – потребовал Мальков.

«Простите, – сказал Хикс, – но господин Локарт спит; мне придется его разбудить».

«Я его разбужу», – отрезал Мальков.

Хикс провел его к комнате Локарта. Чекисты и милиционер вошли туда все вместе. Мальков огляделся – его пролетарская душа была слегка оскорблена зрелищем: платяным шкафом и буфетом из карельской березы, туалетным столиком с Муриными безделушками и драгоценностями, парой больших удобных кресел, толстым узорчатым ковром и низкой кроватью в центре комнаты, задрапированной красивым гобеленом, на которой лежал представитель Великобритании, все еще крепко спавший, несмотря на внезапное вторжение трех вооруженных мужчин и включенный свет.

Мальков подошел к кровати и легонько потряс Локарта за плечо.

Локарт сквозь сон услышал, как его имя произносит чей-то грубый голос. Он медленно выбирался из глубокой, темной ямы сна, в которую до этого рухнул. Когда он открыл глаза, ему смутно показалось, что комната полна людей – их было по крайней мере человек десять, и все вооружены. Но то, на чем сфокусировалось его внимание и что моментально разбудило его, было дуло пистолета, направленное ему в лицо с близкого расстояния. Лицо человека, державшего его, было мучительно знакомым – он видел его в Смольном несколько раз, и ему была известна вгоняющая в озноб репутация его владельца. «Господин Манкофф!» – пробормотал он нервно.

«Господин Локарт, – произнес грубый голос, – вы арестованы на основании ордера ЧК. Одевайтесь, пожалуйста, и пойдемте со мной»[333].

Пока Локарт одевался, Мальков и его товарищ прошли в кабинет, чтобы начать обыск. И снова Малькова задело богатство обстановки – письменный стол из красного дерева, дорогие кресла с плюшевой обивкой и толстый ковер. Отправив помощников проводить обыск в других комнатах, он начал с письменного стола. Быстро перебирая письма и бумаги, нашел револьвер и патроны вместе с большими пачками денежных купюр – от царских рублей до новых советских денег и даже некоторое количество керенок – банкнотов, выпущенных Керенским. Все было собрано и взято в качестве доказательств.

Как только Локарт закончил одеваться, его вместе с Хиксом отвели в машину. По обе стороны от них сели вооруженные охранники, и машина уехала. Уже было около пяти часов утра, и над блеклыми зданиями и пустынными улицами начинала заниматься заря. Они проехали Кремль и свернули на Большую Лубянку, миновали здание, в котором у Локарта еще месяц назад был офис, и подъехали к дому номер 11 – приземистой, зловещей штаб-квартире Московской ЧК. Пленников провели внутрь и оставили в крошечной пустой комнате, в которой стояли лишь грубый стол и стулья.

Они пробыли там несколько минут, затем Локарта снова вывели и повели по коридору в кабинет. За письменным столом сидел человек со ртом похожим на лезвие серпа, сжатым во враждебную дугу, и глазами блестевшими в свете лампы. Последний раз Локарт видел его, когда тот руководил кровавой бойней анархистов на Поварской улице. Озадаченному Локарту Яков Петерс напомнил поэта, одетого в свободную белую рубаху, с длинными черными волосами, зачесанными назад со лба. На столе перед ним лежал револьвер[334].

Отпустив охрану, Петерс довольно долго молча пристально смотрел на Локарта, а затем открыл папку. «Мне жаль видеть вас в таком положении», – сказал он.

Он проигнорировал протесты Локарта и его требования видеть комиссара по иностранным делам. «Вы знаете женщину по имени Каплан?» – спросил Петерс.

«Вы не имеете права меня допрашивать», – парировал Локарт.

«Где Рейли?»

При упоминании этого имени Локарт впервые ощутил укол настоящего страха. Петерс взял из своей папки листок бумаги и протянул его Локарту: «Это вы писали?» Локарт испытал еще один укол страха, узнав пропуск, который выдал латышским офицерам для предъявления генералу Пулю. Он почувствовал тошноту. Локарт ожидал, что ему будут надоедать бесплодными попытками связать его с покушением на Ленина. Он не имел понятия о том, что им стало известно о его контактах с латышами, и ни малейшего представления о том, насколько глубоко они докопались.

«Я не могу отвечать ни на какие вопросы», – осторожно сказал он.

«Будет лучше, если вы расскажете правду», – мягко посоветовал Петерс.

Локарт молчал. Петерс позвал охрану и велел им отвести пленника назад в его комнату.

Их вместе с Хиксом оставили одних. Понимая, что их слушают, они ограничились пустой болтовней. Локарт был напуган. В ЧК знали о латышском заговоре. В свете этого нельзя было предсказать, что они могли с ним сделать. Дипломатический протокол мог не быть принятым в расчет; он позорно нарушил свою часть дипломатической сделки. Мог ли он ожидать, что большевики будут соблюдать ее правила?[335]

Все складывалось даже еще хуже, чем он думал. Ночью чекисты отправились по всем адресам, которые им дали латышские информаторы, и Локарт был не единственной их добычей.

Мальков, после того как отвез пленников в штаб-квартиру на Лубянке, поспешил в Кремль, чтобы узнать о самочувствии Ленина и проверить его охрану. По дороге домой пару часов спустя он заехал в ЧК, чтобы повидаться с Петерсом. Он нашел его крепко спящим на диване: свалившимся от усталости после трех дней постоянной боевой готовности. Петерс оставил указания, чтобы его разбудили, и Малькову пришлось чуть ли не стаскивать его с дивана, чтобы заставить проснуться.

У ночных событий было продолжение. Чекисты остались в квартире Локарта с целью провести обыск. В дверях появилась какая-то женщина, которая попыталась доставить какой-то сверток без маркировки и была арестована на месте сотрудницей ЧК. Ее как раз привели к Петерсу на допрос, когда приехал Мальков; так что тот присутствовал при разговоре. Женщина оказалась молодой, хорошо одетой и, по мнению Малькова, потрясающе красивой. Она назвалась Марией Фрайд, но отказалась дать какую-либо иную информацию. Петерс раскрыл сверток, который она пыталась доставить на квартиру Локарта. Внутри был невероятный, вызывающий тревогу документ – толстый отчет с подробностями расположения полков Красной армии на фронтах. Документ был написан одним человеком. Он был озаглавлен «Отчет № 12» и даже включал детали расположения немецких войск, выбранные из данных советской войсковой разведки[336].

Мария Фрайд утверждала, что ничего не знала об этом документе, а также о жильце квартиры в Хлебном переулке; она вышла за молоком (у нее действительно был с собой бидон с молоком), и этот сверток ей дал незнакомец, который попросил занести его по пути в 24-ю квартиру. Она даже дала подробное описание этого незнакомца: среднего роста, в военной форме.

Петерс слушал несколько минут, а затем внезапно прервал ее: «Вы лжете».

Но хотя он сильно нажимал на нее, она придерживалась своей версии. «Клянусь Богом», – настаивала она.

«Не клянитесь Богом, в которого мы не верим. У вас здесь есть родственники? Семья?»

Она призналась, что у нее есть два брата, которые работают в правительстве, но сказала, что не знает, в каком именно министерстве. Поняв, что больше ничего не узнает от этой упрямой женщины, Петерс отправил ее в одиночную камеру[337].

В тот же день братья Марии Фрайд были найдены. Один из них – Александр Фрайд был в прошлом полковником царской армии, а теперь работал в отделе разведки в Комиссариате по военным делам. Он пользовался своим положением для того, чтобы доставать секретные документы, которые передавал Локарту и Сиднею Рейли, и иногда использовал свою сестру как курьера. Он поставлял именно ту информацию, которая была бы полезна контрреволюционным мятежникам, воюющим против Красной армии, и шпионам, пытающимся поднять мятеж в верных большевикам полках. Александр Фрайд был арестован и полностью признался[338]. Квартиру Марии обыскали (она была расположена на окраине города, что противоречило ее рассказу о том, что она вышла за молоком, несмотря на бидон, который был при ней). Одновременно с налетом на квартиру Локарта и обыском в ней произошли налет и обыск в снятой квартире, в которой проживали Сидней Рейли и его любовница. Сам Рейли, уехавший в Петроград, чтобы встретиться с Кроуми, избежал задержания.

Получив признание полковника Фрайда и показания других людей, захваченных в ходе этой облавы, чекисты составили полную и недвусмысленно уличающую картину сети английских, французских и американских шпионов, агентов и курьеров, действовавших в Москве и ее окрестностях.

Шпионская сеть, сколь бы угрожающей и тайной ни была ее деятельность, ограничивалась только сбором разведывательной информации. По сравнению с ней участие Локарта в попытке подкупить латышских стрелков – людей, отвечавших за безопасность советского правительства, – выглядело более гнусно. И теперь убит Урицкий, а Ленин, вероятно, умирает. Это все дело рук Локарта? Настала пора раскрыть связь между Фани Каплан и Робертом Брюсом Локартом.

В ЧК знали об одной возможной, но слабой связи. Украина. Каплан была украинкой, как и Мура Бенкендорф, большевистская шпионка в Киеве, и Мура была любовницей Локарта. Чекисты владели этой информацией с самого начала, когда английские тайные агенты и ЧК осуществляли свои нелегкие совместные проекты и одновременно шпионили друг за другом. Но существовала ли там еще и какая-нибудь скрытая связь?

Косвенным образом Каплан спросили о том, имела ли ее мотивация какое-то отношение к правительству гетмана, и знала ли она о существовании террористической сети, связанной с контрреволюционером Борисом Савинковым. Она отвергла оба обвинения[339]. На каждом шагу чекисты находили указания на то, что в партии могут находиться люди, связанные с попыткой покушения на Ленина, и отступили, охваченные глубоким разочарованием[340]. Все это находилось за пределами знаний чекистов – ЧК была новой организацией, имевшей опыт террора и ведения упрощенного судопроизводства, но ее сотрудники не были специалистами в расследовании заговоров. Единственным способом для чекистов увидеть, есть ли связь между Каплан и Локартом, было устроить им очную ставку и посмотреть, что будет.

Локарт и Хикс оставались под арестом уже несколько часов и старались не думать, что с ними будет.

Казни без суда и следствия уже шли. В Москве и Петрограде временами слышалась стрельба, расстрельные команды казнили какого-нибудь русского, подозреваемого в контрреволюционной деятельности или симпатиях к контрреволюционерам. Главными мишенями были представители буржуазии и те, кто сохранял им верность, – члены их семей и слуги в равной степени. Похоже, в обоих городах заключенные-англичане могли быть поставлены к стенке следующими.

Локарт думал о том, что случилось с Мурой. Оставили ли ее в квартире? Если нет, то нашла ли она, куда уйти?

Дверь открылась, Локарт и Хикс с удивлением увидели, что в комнату вводят молодую женщину, одетую во все черное. Охрана вышла, оставив ее в комнате. Локарт смотрел на нее с интересом. «У нее были черные волосы, а под ее глазами с застывшим взглядом чернели огромные круги»[341]. Она была неестественно спокойна и сдержанна; не обращая внимания на двух англичан, подошла к окну и стала глядеть в него, обхватив рукой подбородок. После долгого и странного неловкого молчания часовые вошли и снова увели ее. Локарт сообразил, что это была женщина, которую обвиняли в покушении на Ленина, и догадался о причине этой очной ставки. Очевидно, Петерс надеялся увидеть какой-нибудь знак, свидетельствующий о том, что она и Локарт узнали друг друга. Он его не получил. Если они и встречались когда-нибудь раньше, то ни один из них ни малейшим движением не выдал этого.

Локарт и Хикс находились в тюремном заключении уже около шести часов, когда, к их удивлению, им сказали, что они свободны и могут уходить.

Снаружи погода была «сырая и мерзкая». Сумев найти извозчика, двое мужчин, уставших и подавленных, отправились домой[342].

Яков Петерс был разочарован. Комиссар Чичерин – единственный оставшийся друг Локарта в правительстве – посоветовал ему освободить британца на основании дипломатической неприкосновенности, несмотря на тот факт, что правительство даже теперь доказывало, что этой самой неприкосновенности следует лишить французского и американского консулов.

Когда Мальков узнал об освобождении Локарта, он не поверил этому, а Петерс только отмахнулся. Теперь, когда Локарт побывал под арестом, а большинство его подельников-заговорщиков сидят под замком или находятся под наблюдением, он был уже не опасен. Его всегда можно опять арестовать. Он будет находиться под неусыпной слежкой, и если у него еще остались агенты, неизвестные ЧК, то они могут попытаться вступить с ним в контакт, и тогда… в сети попадется новая контрреволюционная рыба[343].

Возвратившись в квартиру в Хлебном переулке, Локарт и Хикс увидели, что в ней все перевернуто вверх дном, дверцы комодов открыты, а вещи разбросаны. Дома ни кого не было. Слуги Локарта Ивана и поварихи Доры не было. Не было и Муры. Привратник дома, который наблюдал за всем, что происходило утром, сказал Локарту, что слуг и женщину увезли в ЧК.