9.Продолжение дневника. — Господа Каррель и Беранже

{Портрет республиканца Армана Карреля; его потаенная любовь к замужней женщине, отвечающей ему взаимностью}

Г?ну Беранже, в отличие от г?на Карреля, нет нужды скрывать свои любовные похождения; он пел свободу и славил народные добродетели, не страшась королевских темниц; он слагает куплеты о своей любви — и дарит Лизетте[337] бессмертие.

У подножия Монмартра, там, где кончается улица Мучеников, на короткой, наполовину застроенной и отчасти мощеной улице Овернской башни, в глубине маленького сада прячется скромный, как нынче водится, домик; здесь живет сочинитель прославленных песен. Лысый череп, вид грубоватый, но исполненный лукавства и сладострастия, обличают в этом человеке поэта. Я, видавший стольких особ королевской крови, отдыхаю душой, глядя на эту мужиковатую физиономию; я сравниваю два столь различных типа: монархическое чело выдавало натуру возвышенную, но увядшую, бессильную, бесцветную; чело демократическое несет на себе отпечаток натуры заурядной в физическом отношении, но блистающей острым умом; чело короля лишилось короны; чело человека из народа достойно увенчаться ею.

Однажды я попросил Беранже (да простит он мне мою бесцеремонность, в которой виновата его слава) — я попросил его показать мне какие-нибудь из его неопубликованных сочинений. «Знаете, — отвечал он, — ведь я, безбожник, был когда-то вашим учеником. Без ума от „Гения христианства“, я строчил христианские „Илиады“: сцены из жизни сельского кюре, картины богослужений в деревне, во время жатвы».

Г?н Огюстен Тьерри сказал мне, что описание битвы франков в «Мучениках» подало ему мысль по-новому рассказать об истории: нет ничего более лестного для меня, чем узнать, что историк Тьерри и поэт Беранже связывают мое имя с воспоминаниями о пробуждении их талантов.

Наш песенник наделен различными талантами, необходимыми, по мнению Вольтера, для сочинения песен. «Дабы преуспеть в этом роде, – говорит автор стольких очаровательных пьес, — потребны ум лукавый и чувствительный, врожденное чувство гармонии, умение не воспарять чересчур высоко, не падать чересчур низко и не быть чересчур многословным». У Беранже есть несколько муз, и все они очаровательны, все они женщины, и всех их он любит. Если они изменяют ему, он не изливает душу в элегиях, и тем не менее за веселостью его кроется грусть; он — серьезный человек, губы которого трогает улыбка, он — безбожник, который молится.

Моя привязанность к Беранже вызвала немало недоумений среди тех, кого называют моей партией: старый кавалер ордена Святого Людовика, с которым я незнаком, написал мне из своей провинциальной глуши: «Ликуйте, сударь: вас славит ныне тот, кто оскорблял вашего Господа и короля в своей гордыне!» Превосходно, доблестный рыцарь! вы тоже поэт.

{Возвращение Шатобриана из Швейцарии в Париж и его выступления против нового предложения об изгнании Бурбонов, внесенного депутатом Бриквилем; переписка с поэтом Бартелеми, который в стихах, посвященных Шатобриану, подверг нападкам династию Бурбонов}