III. Неистовая исповедь

III. Неистовая исповедь

В мир, раскрытый настежь

Бешенству ветров.

(Багрицкий)

Я тоже любил —

петушков над известкой.

Я тоже платил

   некурящим подростком

совсем катерининские пятаки[7]

за строчки

бороздками

на березках,

за есенинские

голубые стихи.

Я думал — пусть

   и грусть,

     и Русь,

в полтора березах не заблужусь.

И только потом

я узнал,

   что солонки

с навязчивой вязию азиатской тоски,

размалева русацкова:

в клюкву

аль в солнце —

интуристы скупают,

   но не мужики.

И только потом я узнал,

   что в звездах

куда мохнатее

Южный Крест,

а петух-жар-птица-павлин прохвостый

из Америки,

с картошкою русской вместе.

И мне захотелось

такого

простора,

чтоб парусом

   взвились

     заштопанные шторы,

чтоб флотилией мчался

с землею город

в иностранные страны,

   в заморское

     море!

Но я продолжал любить Россию.