Мальчик

Мальчик

Солнце склонялось к горизонту. Розовеет небо. Холодно. В воздухе чувствуется приближение осени, кукурузное поле на склоне косогора тянется дальше вниз. На берегу речки — село. Дальше на востоке — голые бугры. Справа, за южной окраиной села, лес.

Кукуруза, по-видимому, перестояла свой срок, стебли потрескивают от прикосновения, шелестят сухие листья. Вечерние птички порхнули стайкой над головами.

Позади устало брели Меликов и Андреев, пробираясь из ряда в ряд. Зотин успел выбрать позицию для наблюдения. В створе с тем местом, где русло речки раздвоилось, в небе поднимается дым.

— Горит... хата... или сарай... не разгляжу... если бы не деревья... — Андреев занял место рядом с Зотиным.

Уставший и голодный старшина теребил кочан и горстью забрасывал в рот кукурузные зерна. Меликов присел, продолжая жевать горько-кислые плоды терна, которыми мы наполнили карманы, когда переходили балку.

— Нет, не пожар... в деревне немцы... это дело их рук, — возразил Зотин, — ...глядите, близко стоят хаты... одна, другая, третья... и ни одного человека... А ведь на пожар бегут... от мала до велика...

В самом деле, во дворах пусто — ни людей, ни скота. Открытый участок улицы. И вдруг выстрелы, гул мотора. В линзах моего цейса — соломенная крыша, окно на фоне стены, а это... что еще? Гусеница... пришла в движение... ползет. Бронетранспортер!

Андреев отбросил кочан, перестал жевать и Меликов. За речкой заработал еще один двигатель, потом еще. Бронетранспортеры прошли по улице и, миновав здание с коричневой крышей, стали удаляться по дороге на восток.

По следу пыль клубится. Я успел разглядеть бронетранспортеры — такие, как тот, что сопровождал генерала за подсолнухами у Гапоновки. Прошла минута, бронетранспортеры перевалили за гребень и скрылись.

Меликов снова принялся за терн.

— Так что же делать?.. — спросил Зотин. — Пойдем в обход деревни или остановимся... заночуем?

— Ног не чувствую... передохнуть... покрыли километров шестьдесят, — проговорил Меликов. Андреев придерживался того же мнения.

— ...подождать... стемнеет, зайдем в деревню... поесть... — старшина умолк.

Представления о местонахождении у меня самые общие — южнее железнодорожной ветки Лохвица — Гадяч, километрах в 15-ти на юго-восток от разъезда Коновалове. Все это за срезом карты. Как назывался населенный пункт, лежащий впереди? Чтобы продолжать путь, нужно выяснить это, найти брод на речке или лодку, расспросить местных жителей, подкрепиться пищей, наполнить водой флягу и бутылки. А если возможно — поспать пять-шесть часов под крышей. Ночь обещала быть холодной.

Итак, решено: делаем привал. Но... где остановиться?

Желтеют сельские сады, тронутые близостью осени. Не сразу разглядишь дворы и хаты. Для упрощения задачи деревня была разделена на четыре сектора. Все принялись за наблюдение. Хаотически разбросанные хаты, как вначале казалось, располагались по особому порядку. В юго-западной части деревни перед речкой несколько небольших улочек, расположены под углом одна к другой. Между ними — разрывы в сто-двести шагов.

Меня интересовала улица за углом кукурузного поля, особенно крайний дом в западном ряду.

Опускались сумерки. Мы вдвоем — Медиков и я — двинулись, укрытые зарослями бурьяна, вдоль огорода. Миновали сад. Вот дом. Мне уже известны его обитатели. Их трое — бабуся, молодая женщина и мальчик семи-восьми лет.

Залаяла собака. Дверь открылась. В освещенном проеме появился мальчик. Меликов тихо свистнул. Мальчик бросился к конуре, отвязал собаку и зашагал, придерживая веревку.

— Дядя, вы наш? Мой папа на войне... в селе немцы, — сообщил мальчик.

Мы узнали причину пожара, число бронетранспортеров, участвовавших в карательной акции, глубину речки и убеждения соседей. Село называется Ручки.

— Парень, послушай, нам надо поесть, отдохнуть. Ты умеешь держать язык за зубами? — сказал Меликов. — Брода нет через речку, говоришь? Тогда найди лодку. Нам на тот берег, понял?

— Дядя, пойдем в хату к нам, — не раздумывая, предложил мальчик. — Лодка есть, недалеко, в той стороне.

Мальчик взял за руку Меликова, повел к дому. Я шел следом. Присмиревшая собака, ворча, вернулась в конуру.

— Как чувствуют себя бабуся и твоя мать? — спросил Меликов.

— Вы их знаете?

Меликов ответил: ему известно все, что делается не только в деревне, но и в каждом дворе. Перед заходом . солнца он — мальчик — водил корову на речку, потом гонял гусей...

Покоренный всеведением Меликова, маленький хозяин не хотел согласиться с тем, что мой товарищ должен ждать во дворе. Наконец, его удалось уговорить. Я шел с мальчиком к дому. Он распахнул дверь. Огарок свечи в комнате мигнул. Молодая женщина, убиравшая посуду, испуганно подняла голову. Тарелка выскользнула из рук. Раздался звон.

В двери появилась бабуся. Мальчик проскользнул мимо «звать дядю». Я остался с двумя перепуганными женщинами. Неловко... вломился в дверь. Я почувствовал вдруг все, что было на мне, — запыленную одежду, снаряжение, оружие, бинокль. Испуганные женщины готовы, казалось, взывать о помощи. Я стал объяснять причину своего вторжения.

— О, боже! В нашем селе немцы, — начала, отступив за порог, бабуся. — Скрывали красноармейцев, так изверги деток малых не пожалели, хату сожгли, — она заголосила.

Я стал извиняться, но не тут-то было.

— ...ворвался в дом одиноких женщин... мы вдвоем, да хлопчик... иди, где мужчины, а лучше бы стороной минул наше село, — и, всхлипывая, снова начала о пострадавших за укрывательство.

Вошел мальчик. Следом Медиков.

Мой товарищ с большой решимостью аргументировал положение. Его горячо поддержал мальчик.

— Мама, позвольте... пусть останутся, куда идти им в ночь... — говорила молодая женщина.

Бабуся колебалась.

— Ох, горе... такие времена... отказать грешно и впустить боязно... Мой сын... где-то он, бедный... может, скитается, если жив еще, так вот по дворам недобрых людей, — не скоро бабуся уняла слезы и потом обратилась к снохе: — А что? Покормить есть чем, да где положишь их? Разве в погребе?

Бабуся сделала первую уступку, согласилась на другую. Три из нас займут погреб, четвертый — комнату, где стоит стол. Меликов успокаивал хозяев. Я вышел. Во дворе темно и тихо. Лишь за речкой оранжевыми языками просвечивало сквозь деревья пламя.

Вслед за мной вошли в дом Зотин и Андреев. Молодая женщина, радушная и приветливая, пригласила к столу. Принесла лучшую еду, кувшин с молоком. Сын ее, смышленый и расторопный мальчик, оставался на улице и с энтузиазмом выполнял обязанности караульного.

И снова нашелся повод для разговора с бабусей. Она категорически воспротивилась, когда я начал извлекать наружные гвозди, которые держали оконную раму. Это необходимо. Молодая женщина не возражала, а мальчик стучал по переплету своими кулачками в доказательство того, что и без гвоздей окно стоит вполне надежно.