Окружение

Окружение

В темноте пылают машины. Тянет гарью. Чьи-то орудия ведут огонь. Со всех сторон полыхают зарева.

Варавин закончил осмотр позиции и направлялся на НП. Я провожал его, когда вернулся лейтенант Смольков. Вести малоутешительные. В районе Сергеевки, села, лежавшего в 12–15 километрах, автомобиль Смолькова обстреляли немецкие бронетранспортеры. Спасаясь от преследования, Смольков неожиданно попал на КП полка. Из должностных лиц нашел только лейтенанта Кобца. Сведений о пехоте тот не имел. Командир полка, начальник штаба и другие командиры находились в боевых порядках подразделений. Лейтенант Кобец сказал, что батареи 3-го дивизиона вели огонь по немецким колоннам в районе Гнилицы, урочище Селецкие Левады.

В десяти километрах северо-западнее Яблоновки Смольков встретил отдельные группы нашей пехоты разных частей и ни одного пехотинца из 134-й стрелковой дивизии. Смольков заехал в штаб дивизиона. Старший лейтенант Юшко подтвердил задачу 6-й батарее и приказал передать: вести разведку в радиусе 7–8 километров. Штабу дивизиона известно о замечаниях, сделанных капитаном Рахнием.

Варавин отправил Смолькова обратно, он обязан найти подразделения 134-й СД.

— Где пехота? — спрашивал Варавин. — Мы остаемся островитянами, отрезанными наводнением от прочей суши.

В 24.00 старший лейтенант Юшко объявил отбой. Двигаться дальше на села Белошапки и Бубновщина. Завтра к 10.00 прибыть в Линовицу. У железнодорожного переезда получить новую задачу.

По обочинам дороги — остовы машин. Те, что подожжены днем, светятся в темноте красными пятнами. Бредут толпами люди. Направление — на юг.

На переезде остановка. У всех на языке зловещее слово «окружение». Кто произнес его первым? В поле на северной стороне железнодорожной насыпи толпятся люди. «Окружение...», «окружение».

17-е сентября. Рассвет. Со всех сторон тянет дымом и вонью горящей резины и металла. Вдоль дороги полоса шириной в полкилометра сплошь уставлена брошенными машинами.

Люди орудийных расчетов сидят в полудреме на станинах, иные слоняются от орудия к орудию. Меня поражает перемена в поведении. Когда это произошло? Уже нет нужды ни уговаривать, ни спешивать. Никто не спал, ни на ходу, ни на остановке.

Под насыпью — полураскиданная куча шпал. Капитан Значенко вызвал командира батареи, замполита, кажется, там находятся старший лейтенант Рева, Юшко, Устимович, Миронов.

Варавина нет и нет. Что делать? Я жду уже полчаса. Тягачи расходуют топливо неравномерно. Нужно заправлять либо перераспределить остатки того, что имеется в баках.

Подошел Васильев, молча опустился на гусеницу. Следом — Орлов и другие командиры орудий. По какому поводу?

— Товарищ лейтенант... разрешите доложить, солярка в баке кончается, — Орлов умолк, явно не закончив фразу. Подождем командира батареи.

— Товарищ лейтенант... люди спрашивают... обстановку... не понятно, — начал командир 4-го орудия, — и опять... сколько обещали... снаряды... а теперь и не вспоминает никто... Что же будет?

— Снаряды доставляют артснабженцы, товарищ сержант, а сведения о противнике, — Васильев задумался, — это обязанность штаба... получим разведсводку, я скажу...

— ...трое суток не евши, — продолжал командир орудия, — что с кухней?

— Кто знает? — Васильев сослался на бомбежки. — Придет командир батареи... выясню...

— Товарищ лейтенант... оно, конечно, не до еды... не поймешь, что творится, — снова Орлов, — да ведь от голода живот подводит...

— Едут ж едут, — снова командир 4-го орудия, — а куда?

— Товарищ лейтенант, — заговорил молчавший Дорошенко, — болтают, что немцы зашли в тыл... перерезали все дороги, — выдержка сержанта, по-видимому, объяснялась опытом службы в 92-м ОАД.

— Говорите прямо, — Васильев терял терпение, — я не затыкаю уши и слышал, о чем толкуют люди.

— Заколдованный круг, — Орлов оглядел сержантов, — никто не знает, отделываются обещаниями... — и снова о бомбардировке, окружении, неразберихе.

Всякий военнослужащий имеет право обращаться к начальнику за разъяснением. Командиры орудий вместо ответов по существу слышали лишь обещания, слова о том, что должно быть. Доверие в огневых взводах нарушилось. Старший на батарее не в состоянии объяснить обстановку. Это необходимо! Командиры орудий сомневаются в целесообразности требований, которые их принуждают предъявлять к орудийным номерам.

— Товарищи сержанты... поговорили... и хватит, — Васильев поднялся. — Мы умели выполнять осмысленные приказания... ну, а... действовать... так... без всяких раздумий... во много крат тяжелее... Я понимаю вас... но дисциплину необходимо соблюдать во всякой обстановке... такой, как вчера... сегодня... и похуже... никаких послаблений... мы военнослужащие... по местам!

Прошло четверть часа. Вернулся Варавин.

— Товарищи командиры... обстановка изменяется... Начальник штаба полка сообщил, что немцы прорвались на флангах и пытаются окружить наши войска... точнее, ту группировку, что сражалась под Черниговом и в районе Киева. Подробности пока не известны. Приказано двигаться в южном направлении. Начальник штаба полка сказал, что задачи будут уточняться... Наш полк остается в непосредственном подчинении начальника артиллерии пятнадцатого стрелкового корпуса...

Относительно боеприпасов ничего нового. Обеспечение горючим возлагается на подразделения. Чтобы облегчить снабжение, дальше двигаться побатарейно. Маршрут: Линовица — Маклаки — Кроты — Курбитцы — Леляки — Карлинцы — Пирятин — южная окраина по дороге на село Запорожская Круча.

— ...Я вас встречу... — Варавин поднял голову.

Летят «юнкерсы». «В укрытие!». Началась бомбежка. Рядом с 4-м орудием остановился легковой автомобиль — эмка.

— ...какого полка? — спросил подполковник, открыв дверцу...

— Двести тридцать первого КАП!

Ответ Варавина привел подполковника в гневное изумление. Он поспешно вышел из эмки.

— Как?! — подполковник не обращал внимания на «юнкерсов». — Двести тридцать первый КАП должен находиться на огневых позициях... совершенно в другом месте! Да знаете ли вы, что это значит? Где командир полка?

Подполковник захлопнул с силой дверцу.

Много лет спустя я встретился с полковником в отставке Соловьевым и узнал то, о чем не сказал подполковник. Еще 13-го сентября артиллерийским частям, сохранившим боеспособность, было приказано сосредоточиться в районе Лохвицы, где предполагалось создать крупную артиллерийскую группировку. На железнодорожных путях, которые вели к сахарному заводу, по словам полковника Соловьева, были поданы эшелоны со снарядами. На рубеже севернее Лохвицы вплоть до 15-го сентября существовала возможность задержать передовые части 3-й танковой дивизии противника и обеспечить нашим войскам условия для отступления на восток. От Нежина Лохвица и Пирятин на одном удалении.

* * *

Налет закончился. Я просил командира батареи указать пункт встречи по возможности точнее. До Пирятина около 50 километров.

Варавин в недоумении огляделся. Мне казалось, обстановка требует постоянных контактов. Что делать, если, предположим, встреча в Кротах или Леляках не состоится? Ждать? Как долго?

— ...не могу обещать, — развел руками Варавин. — Ждать не более получаса... и двигаться... двигаться. Оба вы, товарищи лейтенанты, помните... на вас ложится огромная ответственность... не останавливайтесь... не угодите под бомбы... надеюсь, вы справитесь...

Мы «оба» тоже питали надежды на это, не особенно, впрочем, твердые.

— Товарищ младший лейтенант, разрешите доложить... горючего во втором огневом взводе на тридцать-тридцать пять километров, — сказал Васильев.

Варавин, зная склонности шоферов ловчить, потребовал точных сведений. Но вторая и третья проверки не изменили уровня горючего в баках. Орудия могли покрыть не более того расстояния, которое назвал Васильев.

Появились «юнкерсы». Начался очередной налет.

— Вот что, товарищи лейтенанты, — Варавин стряхнул с плеч землю. — Я полагал, что вы лучше запомнили посещение капитана Рахния... Но вы хотите задавать вопросы... будто я скрываю от вас запасы... не обольщайтесь... у меня ничего нет... По пути осматривайте брошенные машины, забирайте все, что найдете. Понятно?

— ...до этой остановки орудия буксировали тягачи, а дальше что же... тащить по-бурлацки?.. — спросил Васильев.

— Ну вот, — невесело улыбнулся Варавин, — сравнение вполне отражает суть дела. На Пирятин. Все по местам!

Движение продолжается с большим трудом. Разбитые, горящие машины сплошь загромождают дорогу. Слева вплотную подступает болото.

В деревне Кроты, в поисках объездов, я попал в тупик. Осталось только одно — через овраг. Тягач второго орудия потерял на крутизне управление, подмял человека и едва не опрокинулся.

В небе «юнкерсы». Люди уже почти свыклись с ними. Пугают не столько бомбы, сколько то, что на остановках приходится глушить двигатели. Горючее будто испарялось из баков литр за литром. Я не мог заметить ни машин, ни орудий нашего полка.

После очередного налета тягач 2-го орудия остановился. Двигатель заглох. В баке пусто. Дорошенко прилег на гусенице. Водитель остался в кабине.

Двигаться огневые взводы не могли. Васильев собрал полусонных людей, образовалось три группы.

— На пути столько машин, брошенные... не все же с пустыми баками, — он отправлял людей на поиски горючего, — возвращайтесь в срок...

Орудия стоят четверть часа, еще и еще столько же. Безветрие. Нещадно жжет солнце. Ни дерева, ни кустика.

Минул срок, назначенный Васильевым, но ни одна группа не возвратилась. Все, кто остался, укрылись в тени под станинами. Мимо непрерывно двигалась колонна.

Прошел час, другой. Движение замедлялось. Скоро дорога опустела. Лишь изредка проезжали, не останавливаясь, одиночные машины.

Медленно тянется время. Вернулась группа сержанта Смолина. За станицей Давыдовка обнаружена цистерна с керосином. Смолин принес ведро.

— Нужна солярка... на обмен взял керосин что ли, вы... техник? — спросил Васильев.

— Товарищ лейтенант, лучше керосин, чем ничего, — ответил Смолин.

Слабое дыхание ветра доносит горячий воздух неубранных полей. На бугре маячат три-четыре стога прошлогодней соломы. Васильев вернулся к 4-му орудию. Смолин дремал, прислонясь спиной к гусенице. Рядом ведро с керосином, прикрытое ветошью. Смолин встал, приподнял его, как бы взвешивая, и молча опустил обратно.

— ...столько рылся в металлоломе... и керосин... — с досадой проговорил он.

Пришел Васильев. Проводив взглядом летевшие «юнкерсы», он осторожно поднял ведро.

— Товарищ сержант, сколько керосина в цистерне? — Васильев присел на корточки, глядит в ведро.

— ...не меньше тонны...

— Тягачи есть? Заглянул в баки?

— Так точно, товарищ лейтенант... — с обидой ответил Смолин, — не пройду мимо...

— Отвечайте на вопрос, — оборвал его Васильев.

— ...Все осмотрел, до последнего... в баках, как в опрокинутом котелке.

Васильев снова обратил взгляд в ведро. Что он там увидел? Отражение лица, поросшего рыжей щетиной, или перевернутый вверх колесами «юнкерс» с крестами из стаи, которая плыла в тот момент над дорогой? Смотрел Васильев долго и сосредоточенно. Потом решительно встал, поднял ведро и осторожно опустил на место.

— Я что-то придумал, — объявил он. — Мы дотянем до цистерны, если разделить остатки поровну... из двигателей возьмем автол, добавим в керосин и получим... солярку.

Смолин взглянул на Васильева.

— Да... пожалуй... я, значит, не зря тащил бадью три километра!

Спустя пять минут орудия развернулись и двинулись в обратном направлении. Целый ряд брошенных машин. Будто прошел ураган. Дверцы распахнуты, сиденья выворочены.

Тягачи, на крюках 152-миллиметровые гаубицы. И ни одного снаряда — ни в передках, ни в кузове. Приткнулась к гаубичному колесу перекошенная цистерна. Открыты заправочная горловина, сливной кран. Содержимое цистерны вытекло, но часть его осталась в углу на дне.

Водитель черпал котелком керосин и переливал в ведро. Когда оно наполнялось, Васильев добавлял автол. Орудийный номер размешивал досыльником все это, пока жидкость не принимала цвет солярки.

При смешивании происходили какие-то превращения. Но становилось очевидным, что автол растворялся в керосине под действием досыльника лишь отчасти. Как только жидкость приходила в состояние покоя, автол начинал опускаться на дно.

Орудийные номера высказывали разные мнения. Водитель первого тягача ныл: пользы не будет. Двигатели перегреются, заклинят поршни, оборвутся шатуны и т. д. Другие возражали. На малой скорости, с остановками, можно двигаться. Все готовы ехать на чем угодно, лишь бы не стоять на месте.

Заправка продолжалась, вызывая споры. Но все умолкли, когда появился Орлов. Он вместе с орудийным номером ходил за продовольствием в Давыдовку.

— Товарищ лейтенант, — кричал издали Орлов, — в Давыдовке немцы... на мотоциклах... уехали на Бубновщину...

Наступила тишина. За бугром, который лежал на севере, послышалась автоматная очередь. Спустя минуту она повторилась. По-видимому, немцы не так далеко.