«...Через гору»
«...Через гору»
Андреев отворил дверь. Вышли Зотин, Медиков, хозяин и я. Андреев вполголоса сказал что-то человеку на скамейке и, мигнув фонариком, затворил дверь. В сенях всхлипывали женщины.
— Ну... ну... Бог даст, вернусь... к утру, — старик принимал сверток с едой. — Не ради забавы иду... видите...
Все вышли во двор. Было тихо. Высоко в небе светили звезды.
— Да не плачьте вы... возвращайтесь в хату, — сказал старик женщинам, — за ворота не ходите... Чего доброго собаки взбаламошатся.
И зашагал со двора, пересек улицу, направился в заросли за огородом. Мы — Зотин и я — шли в пяти шагах. Позади — Медиков с Андреевым. Зотин ускорил шаг.
— Отец... вы... проводник, идите первым, — говорил он. — Вдруг чего... не робеть... не ждите вопросов, сами спрашивайте... Скажем, корова потерялась... вечером пропала... Бы обошли все дворы... Понимаете?
— Да, сынок... ничего мудреного... ищу корову... Всякий станет искать, когда пропала... Время такое...
— Ну, смелей... если взлетит ракета... стой... ну, а начнет стрелять... ложись... мы вас не оставим.
— Э... ничего... раз взялся... доведу, а что сказать... знаю... Да вот плохо, они говорят непонятно... если бы по-нашему.., а так схватят и...
— Я и лейтенант понимаем по-немецки... если будет худо... подам знак, — он приостановился, вскрикнул, как сова на лету, — бросайтесь сразу на землю... мы будем стрелять.
Старик стал бормотать молитву. Зотин продолжал:
— ...идем по два, невдалеке... не оглядывайтесь, идите, как человек занятый...
— Оно-то так, да все боязно, сынок... ну что ж... все мы под богом ходим...
Старик прибавлял шаг, кашлял, постукивая изредка палкой.
Зарослей вроде как не было. Мы шли, дорога поднималась круто по склону холма. Местами грязь, вода заполнила лужи. С двух сторон высятся деревья.
Вскоре старик оставил дорогу. Около часа шел, кажется, в обход деревенской окраины. Поднялась ракета. Следом за ней — вторая.
Старик постоял и двинулся дальше. По одной стороне темнел лес. По другой — огород, дальше — хата. Дорога снова ползла круто в гору.
Но все произошло совсем не так, как я предполагал. В темноте маячит фигура проводника. Хрустнула под ногой ветка.
— Хальт!
И щелчок. Взмыла вверх ракета. На дороге — фигура старика. И еще одна. Немец. Два-три эрликона[36] с расчехленными стволами, под тентами машины. Ракета погасла.
Проводник... Сейчас схватят. Мы — Зотин и я — передвинулись на два-три шага. Старик, постукивая палкой, говорил о корове. Немец ругался. Лязгнул затвор. Сверкнуло пламя.
Пропал старик! Зотин невольно крякнул. Но эхо отзвучало, я слышал знакомый голос. Очередь, кажется, сигнальная, пронеслась мимо.
Со стороны эрликонов бежали немцы. Стрельба караульного вызвала тревогу.
Немцев двое. Оба с фонариками. Лучи, вздрагивая, скользят рядом на дороге. Остановились, осветили фигуру старика.
Караульный что-то говорил старшему. Не отводя луч, тот начал по-русски:
— Старый филин!.. Сто чертей... ночью он ищет в лесу корову. А комендантский час... для кого? Ты не знаешь?.. Попался бы другому, вмиг расстреляет... Не станет беспокоить обер-ефрейтора по пустякам, а этот вызвал...
Раздражение сменяется благодушием, когда человек уверен, что вернется под свою шинель.
— ...убирайся, — продолжал обер-ефрейтор. — Куда ты? Цюрюк... обратно в деревню... не то отправишься вслед за коровой... верно, расторопные ребята... уже приготовили гуляш, — произнес обер-ефрейтор по-немецки и захохотал.
Взлетела новая ракета. Оказывается, мы попали на позиции зенитчиков. Справа, в трехстах шагах, торчат стволы еще двух эрликонов.
— Проводник сам выпутается... давайте отходить, — проговорил, приблизившись, Андреев.
Вместе с Меликовым он пробирался к деревьям, которые темнели за огородом. Мы спустились вниз к подножию бугра. Ракета взвилась уже за склоном позади, где остались позиции эрликонов.
— Хозяин пойдет домой... — считал Зотин, — нужно наведаться.
Андреев отправился обратно. Он должен перехватить старика. Мы ждали. Уже второй час на исходе. Явился продрогший Медиков.
— А если старика сцапали в другом месте? Он с перепугу мог завернуть к знакомым... все-таки полтора-два километра... ночь...
Ждать. До рассвета есть еще время. Меликов отошел и залег. Послышались шаги. Андреев со стариком. Неудача его не обескуражила.
— Вчера не было, ей-богу, — говорил о зенитчиках, — должно быть, вечером приехали.
— Да, угодили, прямо на позицию, — Зотин шел рядом со стариком.
— Не приведи царица небесная... обмер... ну, конец, убьют... Да уж когда тот начал по-русски, отлегло. Слава богу, отпустили... а теперь пойдем другой дорогой. Хотел повернуть перед горой, будто толкал нечистый, и вышло... кто ходит напрямик, дома не ночует... Да что дома... на тот свет, без малого, не отправили нехристи...
Шли молча. Дедусь бормочет:
— ...И поделом старому... водить ночью москалей... Начались заросли. Густой терновник сплелся ветвями по сторонам тропы. Я карабкался вверх по склону вслед за проводником. Колючие ветки лезут в лицо. Старик бубнит, не умолкая. Он сожалеет, что взвалил на себя опасную работу.
Справа, внизу над селом, взлетают ракеты. Чаще в стороне за бугром. Резкая тень, отбрасываемая вершиной, сдвигается в стороны, то в одну, то в другую.
Старик умолк, прибавил шаг. Раз за разом горланят, перекликаясь, петухи. Тропинка вела под уклон. Заросли делались реже.
Наступал рассвет, сырой и туманный. Вверху синело пятном чистое небо. Перед нами лежал луг. Две-три заводи, разбросанные кучами кусты под белыми хлопьямя слоистого тумана, укрывшего реку и противоположный берег.
Луговая трава местами достигала пояса. Жесткие, отягченные росой стебли сминались под ногами и стелились позади извилистой полосой.
Под кустом, на краю заводи, старик остановился, оглядел свою промокшую одежду. Потом обернулся, взмахнул рукой.
— Ну, хлопцы... развиднелось... Слава богу, река недалеко... да боюсь... и тут, гляди, караул стоит... наведаюсь на берег...
Я пошел вслед за стариком. Мутное покрывало местами становилось прозрачным. В разрывах его открылся противоположный берег. Темнели слева хаты.
— Это Хрули... село, поменьше нашего, — отвечал старик, — а вот то, — он остановился, — хата лодочника...
Я вышел на берег. Зеленовато-прозрачная вода кружилась в глубине и тихо журчала, омывая невысокую береговую стенку, которая терялась за изгибом в тумане.
* * *
Река Суда... Истоки свои она брала в степных балках западнее города Сумы и на протяжении сотни километров текла на запад. С севера в нее впадают небольшие речки. В Ромнах Суда делает поворот на юг, раздваивает свое русло. Пойма местами заболочена, ширина ее достигает иногда десятка километров.
На берегах Суды давно селились люди. Лубны, Лохвица, Ромны, Недригайлов — эти и другие прибрежные городки упоминаются в старых летописях, повествующих о времени, когда воинственные предки нынешних горожан сражались против захватчиков, отстаивая свою волю и обычаи, когда казацкая удаль и мужество ставились превыше всего на свете.
Немецкое командование избрало рубеж реки Суды для встречи своих танковых дивизий по ряду соображений. Тут пролегал кратчайший путь от Стародуба до Кременчуга, исходных рубежей, откуда начали наступление ударные группировки 2-й и 1-й немецких танковых групп. Недостаток переправ и заболоченная пойма реки создавали для окруженных войск труднопреодолимые препятствия.
Река Суда притягивала к себе всех, кто вырвался из Городища. Одни переправлялись вплавь, другие — с помощью местных жителей. Но с середины сентября на участке к югу от Лохвицы немцы создали довольно плотный кордон из подразделений передовых частей 3-й танковой и 25-й моторизованной дивизий. Гарнизоны во всех населенных пунктах патрулировали прилегавшую местность и особо тщательно — берега реки.