ПОЕЗДКА С БАРОНОМ КОРФОМ НА ЗОЛОТЫЕ ПРИИСКИ
ПОЕЗДКА С БАРОНОМ КОРФОМ НА ЗОЛОТЫЕ ПРИИСКИ
В мае, когда открылась навигация, барон Корф с супругой отправился на яхте до Благовещенска, а оттуда на крепком пароходе Амурского золотопромышленного общества — на север, где в 800 верстах вверх по Зее располагались среди тайги богатейшие золотые прииски. Кроме двух чиновников для особых поручений (в том числе меня) и двух адъютантов, составлявших походную канцелярию, барона сопровождали инженер-дорожник, агроном и лесничий.
Зея течет с севера и у Благовещенска впадает в Амур, прямо против китайского города Айгуна; на протяжении без малого 3000 километров эти два населенных пункта были единственными городами между Сретенском и Хабаровском.
Около 1200 километров Зея протекает через наиболее перспективные тогда территории Приамурья. Еще два с лишним десятка лет назад в тамошней тайге километрах в восьмистах к северу от Благовещенска некто Негрен открыл и начал разрабатывать золотые месторождения, где теперь в среднем ежегодно добывали 800—1000 килограммов золота. На противоположном берегу Зеи пять лет назад обосновалась вторая компания, Зейская, в среднем уже добывавшая ежегодно 450 килограммов золота. Эти две компании владели месторождениями, по богатству в два десятка раз превосходившими карские.
В сельско- и лесохозяйственном отношении Зейская область тоже имела огромное значение. На берегах этой реки поселились молокане, чьи деревни считались в Сибири самыми богатыми и самыми прогрессивными. К тому же тамошняя тайга давала лучший строительный лес, и его уже тогда сплавляли по Зее, чего на других реках Приамурья не происходило. Однако лесосплавом занимались только на протяжении 200 верст вверх по течению от Благовещенска. Барон Корф взял с собою трех упомянутых специалистов, чтобы с их помощью распространить существующий опыт на север и создать новые возможности развития.
В Благовещенске нас ожидал роскошный пароход Амурской компании г-на Негрена, который слыл тогда богатейшим человеком в Сибири. Его доходы, по слухам, составляли несколько миллионов в год. И яхта его была оборудована соответственно. Он лично выехал навстречу генерал-губернатору и устроил ему такой прием, который даже в радушной Сибири выглядел просто волшебным.
Плавание по Зее существенно отличалось от плавания по другим рекам. Амурская компания достаточно изучила фарватер и отрегулировала опаснейшие места. Где необходимо, на берегах горели сигнальные огни, так что плыть можно было и ночью. Кроме роскошного судна, предназначенного для администрации, по реке регулярно ходили еще три довольно больших парохода этих компаний.
Очень интересным оказался наш визит к молоканам. Их села располагались не только на реке, но и далеко в тайге, на раскорчеванных участках. Но расчистку производили совсем не так, как обыкновенно принято в Сибири: лес не выжигали, а «кольцевали» отдельные стволы. В результате и древесина не пропадала, и лес никоим образом не страдал. На обжитых молоканами берегах Зеи я видел действительно прекрасный нетронутый лес, тогда как на других реках леса большей частью были испорчены огнем. Замечательных успехов эти люди добились также в скотоводстве и коневодстве. Их коровы позволяли себя доить, как европейские, в том числе и когда у них не было телят-сосунков, лошади у них были крупнее бурятских, очень чистые и хорошо объезженные. Приняли они нас как дорогих гостей. Дома у молокан просторные и чистые, у зажиточных хозяев были даже хлева для скотины и лошадей. Отсутствовали у них только две вещи, высоко ценимые сибиряком, — водка и табак.
В двух сотнях верст выше по течению начиналась подлинно дикая тайга; лишь через каждые 30–50 километров стояли большие штабеля дров, заготовленные для пароходов; в таких местах обычно была и избушка, где обитал старик сторож.
Таким образом, около 600 верст мы проплыли по глухой тайге. И велико же было наше удивление, когда однажды поздно вечером мы увидели, что река и ее берега освещены электричеством, а по обеим сторонам высятся портовые сооружения и склады означенных компаний. Электричеством сияли дома служащих и ухоженные улицы. Нас тотчас пригласили в большой дом управляющего прииском и угостили ужином, состоявшим из превосходных блюд и деликатесов. Стол был сервирован прекрасным старинным фарфором и серебром, а пили мы изумительные старые вина и отменное шампанское. На скатерти стояли горки с виноградом и южными фруктами, и вообще вся обстановка ничуть не уступала петербургской, притом весьма элегантной. Нам предоставили комфортабельные гостевые комнаты, и вся свита, кроме дежурных, воспользовалась этим обстоятельством, чтобы как следует выспаться на настоящих перинах, а утром взбодриться, приняв ванну; однако сам барон Корф предпочел провести ночь на пароходе. Дамы золотопромышленной компании явились на прием к баронессе фон Корф разодетые по последней парижской моде, в украшениях, стоивших целые состояния; и все же наша баронесса в своем изящном дорожном платье единственная выглядела настоящей дамой. Всем остальным, за малым исключением, ни роскошь, ни драгоценности не прибавляли аристократизма.
Радость выспаться в роскошных постелях обошлась нам дорогой ценой, потому что после обильного ужина нам пришлось до рассвета кружить в танце бесценных, но зачастую весьма дородных дам, ибо их было куда больше и танцевали они охотнее, чем мы, немногочисленные кавалеры, — тяжелый труд! Эти увеселения повторялись каждый вечер, пока мы находились на приисках. В награду за труды на прощание во время котильона нам поднесли тяжелый серебряный поднос, а на нем памятные подарки — драгоценный золотой самородок для каждого.
Сами золотые прииски находились в 15–30 верстах от причалов, в тайге, все они были связаны меж собою телефонной линией, и вели туда отличные дороги. Амурская компания занимала около 2000, Зейская — около 1500 рабочих. Машинное оборудование, а также бараки для рабочих и квартиры для служащих отвечали самому последнему слову техники и строительства. Эксплуатируемые месторождения по ночам ярко освещались электричеством, ведь песок был настолько богат золотом, что даже несколько килограммов его уже могли привлечь воров.
Хотя обе здешние компании уже эксплуатировали месторождения, процентов на сто более богатые золотом, чем в Австралии и иных местах земного шара, самые большие богатства оставались тогда еще не использованными и находились неподалеку, в тайге, в руслах рек Амгунь и Гилюй. Об этих месторождениях знали, но разрабатывать их не представлялось возможным, так как драги в Сибири пока отсутствовали. На Гилюе, кроме того, нашли платину. Впоследствии эту концессию приобрели другие компании, с намерением применить драги, но им помешала война.
Там, где не было воды, золото ценности не имело; чтобы добыть воду, здешние богатые концессионеры поставили на реках насосные станции, обеспечивавшие водой все прииски в радиусе 25–30 верст. Но столь дорогостоящие установки могли позволить себе лишь чрезвычайно богатые компании вроде этих двух. Каждый год искали и находили новые золотые месторождения, однако же многие из них по причине нехватки воды эксплуатироваться не могли. Их уступали мелким предпринимателям, и с помощью талой воды и примитивного инструмента они на свой страх и риск добывали там золото, работая опять-таки на эти крупные компании. Амурская компания пыталась заложить артезианские скважины, но усилия ее остались безрезультатны, так как даже на больших глубинах земля была мерзлой. Сибирь богата термальными источниками, и здесь тоже надеялись обнаружить таковые, ведь это позволило бы вести работы до поздней осени; в нынешних же обстоятельствах золото мыли только с начала июня по сентябрь.
Вторым серьезным препятствием для ускоренного развития сибирской золотодобычи были отсталые законы. Так, полностью исключалась возможность приобрести у правительства в пользование источники, расположенные вне территории концессии. Единственный способ добраться до этой воды был — выхлопотать на источник отдельную концессию, выдав его за месторождение золота, но в таком случае нужно было соорудить там фиктивный прииск.