СНАБЖЕНИЕ ТЮРЕМ ПРОВИАНТОМ

СНАБЖЕНИЕ ТЮРЕМ ПРОВИАНТОМ

Призраки голода и цинги, которые накликал Потулов, легкомысленно проиграв запасы продовольствия, унесли немного жертв, так как моему помощнику, полковнику Фиорову, еще в декабре удалось раздобыть новый провиант. Эти запасы доставили по замерзшим рекам на санях, запряженных верблюдами; провиант был закуплен в Монголии, Маньчжурии и Западной Сибири и состоял из крупы, гаоляна{28}, растительного масла, мяса, жира, кирпичного чая, замороженного молока и сыра. Этот сыр делали из остатков сквашенного, а затем выпаренного для приготовления араки молока. Его высушивали, с наступлением холодов размачивали молоком, прессовали в большие круги и хранили в замороженном виде. Ценился сыр очень высоко, ведь в нем много кислоты, и сваренный в смеси с танниносодержащим кирпичным чаем, он служит превосходным средством против цинги.

Во всей Монголии и на большей части территории Сибири кирпичный чай является не только пищевым продуктом, но и платежным средством, которое всюду имеет хождение наравне с серебром. Само серебро ходит не в виде монет, а в пластинках, от которых отсекают ровно столько, сколько нужно в том или ином случае. Каждый носит при себе мешочек с рубленым серебром и маленькими весами. Кроме этих платежных средств, в торговых сделках с кочевниками и другими племенами Восточной Сибири надобно было иметь запас ярких ситцев, плюша, настоящих красных кораллов, а также литых и скобяных изделий. Красный коралл играет у бурят и монголов очень важную роль, заменяя в их украшениях все самоцветы. Его искусно оправляют в серебро, и не только богатый головной убор бурятской женщины, но и серебряная рукоять ножа мужчины, мешочек для огнива и трута, а равно серебряные накладки на седле и сбруе украшены красным кораллом.

У ламаистов есть свое оригинальное платежное средство — шелковые шарфы, голубые и желтые хадаки{29}, на которых вытканы буддистские изречения и добрые пожелания. Эти шарфы бывают самой разной длины — от совсем маленьких до многометровых. У ламаиста всегда при себе несколько хадаков, и он вручает их гостю, здороваясь с ним. Почетным гостям ламы тоже преподносят красивые длинные шарфы — как в России хлеб-соль.

Огромное впечатление произвел на меня караван из запряженных в сани двух-трех десятков верблюдов, который я в крепкий мороз впервые увидел на льду Шилки. Могучие животные с высокими крепкими горбами и длинной, почти в локоть, шерстью, обутые в подобие валенок с меховой подметкой, выглядели очень внушительно. И верблюды, и сани были окутаны инеем и паром. Помимо большущих груженых саней, верблюды и на спине тащили тюки и свертки. Причем двойной груз их как будто бы нисколько не обременял, так как шагали они спокойно и величественно. Нормальный груз для них на дальних расстояниях и при хорошем ледоставе на реках составляет 120–150 пудов, т. е. до 2400 килограммов.

В Монголии и у бурят верблюды летом используются редко и за время отдыха накапливают много жира. Их работа начинается осенью, с наступлением сильных морозов, — по замерзшим рекам они развозят весь провиант и тяжелый груз на самые отдаленные прииски. Как правило, за зиму они совершают один рейс, но зато протяженностью две-три тысячи верст и питаются в пути древесной корой и молодыми побегами. Вот таким же манером доставили и наши припасы.

Караваны верблюдов — ужас сибирских ямщиков. Лошади пугаются гротескного зрелища, а разминуться с таким караваном или избежать встречи с ним почти невозможно. Узкий санный путь змеится по льду между высокими торосами. Если лошади кинутся в сторону и даже пройдут меж торосов, то почтарь и ямщик рискуют переломать себе все кости.

Хотя нам пришлось урезать установленные тюремные рационы, люди жаловались на питание куда меньше прежнего — вероятно, потому, что был введен строгий учет и все, что им положено, попадало в котлы, а тюремное начальство ничего не разбазаривало. Весною арестанты выглядели не столь истощенными, как в августе прошлого года, когда я увидел их в первый раз.