Глава пятая. Рассказ Кима Клинова. Эскадра тральщиков в суровом и дальнем походе. Шторм в Беринговом море. Море — школа жизни и мужества

Глава пятая. Рассказ Кима Клинова. Эскадра тральщиков в суровом и дальнем походе. Шторм в Беринговом море. Море — школа жизни и мужества

В необычно солнечный и тёплый день, что бывает редко на Кольском полуострове, в средине июля 1952 года, эскадра минных тральщиков покинула свою бухту в Полярном.

На головном тральщике имени Вице — адмирала Александра Николаева довелось находиться мне, начал свой рассказ-воспоминание Ким Борисович.

Нам предстояло пройти через суровые, северные моря Ледовитого океана, обогнуть Чукотку и добраться до Владивостока. Преодолеть расстояние в 10500 километров. Погода была хорошая. Баренцево море нас пока щадило. Шли хорошо. Но север, есть север и ближе к Новой Земле погода начала ухудшаться. Потянуло холодом, арктическим ветром и всё вокруг стало серое, сырое и промозглое. Ветер срывал гребни волн и покрывал море водяной пылью. Волны, словно хищники, нападали на тральщик и швыряли его, как щепку. Море штормило.

Для бывалых моряков шторм в пять балов привычное дело. Но для новичков, а их из полсотни матросов было несколько человек, это уже испытание. Тревога заполняла их души. К тому же опытный моряк из потомственных Архангельских поморов, старшина второй статьи Михаил Вьюгов наводил ещё больше страха на новичков своими рассказами. Как, перед призывом на флот, он с артелью рыбаков ходил в этих местах в открытое море. Неделями не приставали к берегу, бывало, неожиданно начиналась морская буря и некоторые баркасы пропадали в морской пучине. А если ломался мотор, рвался парус, тогда такая как сейчас, высокая волна могла ежеминутно поглотить рыбаков.

Надежда была только на Бога, да Николая Чудотворца — покровителя моряков. Как знаток моря, Михаил, утверждал, что только благодаря опытному старшему рыбаку и рулевому, рыбаки в таком случае, оставались живы. Бывалые матросы ещё больше наводили страх словами: — так мы не дойдём и до Новой Земли.

От этих рассказов молодые матросы, которые никогда раньше не видели моря, не ходили ещё в дальние походы, испытывали ещё больше страх, с опаской уходили на вахты.

Однако в моё время бывалые матросы любили пошутить над молодыми, но всегда опекали и помогали им в трудную минуту. И Михаил Вьюгов начинал успокаивать их.

-У нас не огромный лайнер, но современное судно, опытный командир корабля, так что прорвёмся и продолжал: наш командир, капитан третьего ранга Вихрев участник войны, опытный моряк. Штурман капитан лейтенант Надеждин на эсминцах участвовал в сопровождении Союзных конвоев. Помните, он рассказывал, ни шторм, ни туман, ни льды не были угрозой для караванов союзников и наших кораблей. В воздухе висели торпедоносцы, в воде подводные лодки, а так же эсминцы и крейсера фашистов. Нужно было вовремя их заметить, отбиться самим, защитить союзников, а по возможности потопить их. А шторм это так, морские шуточки.

И эти слова успокаивающе действовали на молодежь, да к тому же они видели спокойные, деловые лица офицеров. А авторитет офицеров на корабле был не досягаемой вершиной. Да что на корабле, даже в морских городах, таких как Ленинград, Мурманск, Севастополь, где моряки на каждом шагу, их авторитет был высочайший.

Это был высокообразованный, культурный слой офицеров нашей армии. К ним относились, как к истинным патриотам, героям. Это они в роковой час России, Советского Союза защищали её своей кровью и жизнью. И это не удивительно. С Петровских времён Россия растила, учила, заботилась об этих рыцарях моря. А сейчас…? Ким Борисович тяжело вздохнул.

-Ну а дальше как вы шли? Спрашивали мы его.

-А дальше прошли мимо острова Вайгач, там и шторм постепенно утих. Взяли курс в более северные широты Карского моря.

Был июль, вершина лета. Это время, когда паковые льды от берегов отступают на север, а где они есть, подогретые нежарким солнцем, легко преодолеваются сухогрузами и такими судами, как наш тральщик. Но чем севернее мы уходили, огибая полуостров Таймыр, тем больше было льдов. Там где мыс Челюскина, льдины стали встречаться чаще и больше размером. Это была невидимая доселе прекрасная картина Природы, достойная кисти художника: чистая вода, и лёд, лёд самой причудливой формы, высеченный волнами. Этот сказочный мир и подлинная красота осталась в моей памяти навсегда, суть которой я осознал только спустя годы. Нас уже ожидала другая напасть — сплошные ледяные поля. Солнце, можно сказать, не заходило. Большой огненный шар, медного цвета, уходил за горизонт, но через несколько минут выходил, осветив небо и мир торосов, и вскоре прятался в тёмных хмурых тучах. Тучи стали ниже. Холодный северный ветер усилился, холод и сырость на верхней палубе пронизывал нас насквозь. Несмотря на лето, одеты мы были по- зимнему. Ход эскадры замедлился.

В небе появился самолёт Ли-2 с красными крыльями, сделал круг над нами и улетел в сторону ледовых полей.

-Он выполняет разведку и информирует ледокол о состоянии ледяного поля, — пояснил нам мичман Таратута, ходивший ранее этим путём.

На горизонте показался ледокол, который спешил к нам. Издали он был похож на небольшой утюг. Вскоре он подошёл к нам. Рядом он был громадиной, возвышаясь над нами своими красными бортами, как крепостная стена. С его высокой палубы моряки разглядывали наши минные тральщики, видимо удивлялись, как эти небольшие суда отважились штурмовать сплошной лёд и идти Северным Морским Путём.

Впереди нас ожидали бесконечные ледовые поля, над которыми был сплошной туман, прозванный моряками «молоко».

Конечно, по сравнению с современным атомным ледоколом, тот был маломощным, порой сам застревал во льдах. И тем не менее этот исполин, того времени, повёл нашу эскадру за собой на вечное покрывало Ледовитого океана.

Первые ледовые мили ледокол легко преодолевал. Затем ход замедлился. Лёд был толще, а его поля обширнее. Ледокол теперь уже неторопливо подходил к кромке льда, как бы принюхивался к предстоящему делу. Пробовал его прочность своим тупым носом. Отходил назад. Повторял этот же манёвр в другом месте. Наконец, нащупав слабое место, отступал подальше и набрав скорость, решительно шёл на таран. Нос ледокола вздымался, вползая на толщу льда, затем проваливался, подминая под себя непокорные торосы. Перед ним образовывалась трещина, и ледокол напористо шёл вперёд, раздвигая эту трещину своим широкими бортами. За его бурлящей буруном кормой, оставалась круговерть остроконечных, расколотых льдин, размером с волейбольную площадку. Для наших небольших судов это было серьезным препятствием. Туман скрадывал видимость, и льдины появлялись перед носом тральщика, как приведение. Они обступали наш корабль со всех сторон. Иногда мы попадали в плен, зажатые льдом с обоих бортов. Тогда двигатели выводились на всю мощь, и мы метр за метром продвигались вперёд.

Это было что-то фантастическое. Но это было реально. Огромные, остроконечные льдины поднимались своими рёбрами вверх и с грохотом рушились в море, поднимая фонтаны воды. Куски льда, вместе с водой, попадали на палубу, создавая невообразимый шум, и смывались водой за борт. Вдоль бортов раздавался пронзительный скрежет льда о металл, похожий на звук рвущегося брезента. Трещали металлические листы, покрывающие деревянные брусья, которыми для прочности были обшиты борта тральщика.

Неожиданно начинало светлеть, видимость увеличивалась, что означало — очередное ледяное поле закончилось. Корабли выходили на чистую воду, терпеливо ожидали отставших. Слышались гудки, звуки сирен. Из марева, словно призраки, появлялись суда на дистанции друг от друга в несколько кабельтов. (1каб.=185.2 метра)

Отдохнув, осмотревшись, вся эскадра из двенадцати минных тральщиков, выстраивалась в кильватерную колонну и снова двигалась на Восток, встречая и преодолевая очередные преграды в Восточном — Сибирском море. За кормой остался пролив Лонга.

В Чукотском море, плавучий лёд и широкие полыньи дали возможность увеличить скорость хода. Самая трудная часть Северного морского Пути, как объяснил нам штурман капитан — лейтенант Надеждин, пройдена.

Многие годы спустя, вспоминая этот ледовый переход, перечитав немало книг посвящённых мореплавателям Севера, я был немало удивлён тому, что мы сумели так быстро пройти северные моря Ледовитого океана.

Чукотское море осталось за кормой, наши суда вошли в Берингов пролив, в памяти остался высокий обрывистый берег. Почти под облаками крохотный посёлок Уэлен из нескольких домиков, ярко красных самолётов и надувной полосатый указатель ветра, лётчики его называют «колбасой». В хорошую погоду, говорят, с этих берегов видна Америка. В туманной дымке остался самый восточный, самый далёкий край, нашей, поистине Великой страны. Мы шли по проложенному, изученному пути, имея необходимые лоции, пояснил нам Ким Борисович, и продолжал свой рассказ:

Этот путь был результатом проекта академика О.Ю. Шмидта по освоению арктического побережья Сибири. В нём предусматривалось использование Северного морского Пути для доставки людей, техники, топлива и всего необходимого на побережья Сибири и Дальнего Востока. При этом понимались жёсткие границы по времени, проход судов в короткий летний период с обязательным ледокольным сопровождением.

С этой целью и была направлена по Северному морскому Пути первая группа грузовых пароходов в 1933 году, в том числе пароход «Челюскин», с научной экспедицией под руководством Шмидта. Всем известно, что «Челюскин» был зажат и раздавлен льдами в Чукотском море, затонул 13 февраля в 1934 году. Все «челюскинцы» были спасены лётчиками.

- Ну а дальше, Ким Борисович, как шла ваша эскадра?

- А дальше, после Берингово пролива, взяли курс на бухту Провидения.

И снова вода, кругом холодная вода. Весь горизонт опоясан плавающими льдинами и кусками битого льда. Создавалось впечатление, что вода на горизонте покрыта снежным покрывалом. Наши тральщики, образовав редкую цепь, шли по руслу только что проложенную ледоколом. Так день за днём, вахта за вахтой проходили дни. Неожиданно нашему взору открылись гористые склоны бухты Провидения. Это была панорама цепочки гор, изумительной красоты с вечным снегом. Горы, перерезанные молочными реками, совершенно белого снега высоко в горах. Кое — где снежная белизна была окрашена фиолетовыми оттенками, когда туда попадали лучи солнца. Воздух чист, как хрусталь, дальние вершины гор кажутся рядом, хотя находятся вдалеке от нас. Так Природа показывала нам чудесные пейзажи Севера. Там нам предстоял первый отдых на Земле после начала похода. Всем матросам и офицерам хотелось поскорее ступить на сушу. Более месяца мы плыли среди льдов в Ледовитом океане, испытывая постоянное напряжение.

У берегов, ещё с зимы, был сплошной лёд. В нём узкий канал, пробитый ледоколом, по которому тральщики вошли в бухту. Мы ступили на Землю, которая некоторое время, как нам казалось, качалась под ногами. Пару суток мы отдыхали, осматривали механизмы, наводили порядок в каютах и на палубе. В спокойной обстановке кок откармливал нас горячей, здоровой пищей. Так как многие, особенно молодежь, выглядели исхудавшими, осунувшимися.

Пройдена, как нам казалось, самая трудная полярная часть пути. Дальше курс в южные широты, на Владивосток по чистой воде. Нам оставалось, по докладу штурмана, капитан- лейтенанта Надеждина, пройти ещё 4600 километров.

В полдень, на третий день после отдыха, эскадра продолжила свой поход. И снова вокруг бесконечные, холмистые волны, высокое небо, повисшее над горизонтом Солнце. По утру следующего дня, ветер начал крепчать и набирать силу. Небо стало низким, печальным и серым. Волны поднимались всё выше и выше и жёстко били о борта корабля. Надежды на дальнейшее спокойное плавание не оправдались. Берингово море-дитя Тихого океана, встретило нас недружелюбно. Тральщик бросало из стороны в сторону, поднимало вверх, затем опускало куда- то в бездну.

-А чем вы занимались, Ким Борисович в, это время, где находились? — Спрашивали мы его.

-Я не снимал наушники, сидел на своём привычном месте в радиорубке. Держал связь с другими тральщиками, принимал метеосводки, дежурил на приём.

В иллюминатор было видно, как вода потемнела, круче стали гребни волн. Ветер стал срывать с них барашки пены, казалось, кто-то разматывает по тёмной воде белое полотно, в виде бесконечной полосы. Барометр падал.

Внезапно кресло подо мной ушло вниз, увлекая меня, стало крениться. Ухватившись за край стола, я сумел удержаться. Ящики из стола выдвигались и снова, словно одумавшись, возвращались на своё место, вернулся и я с креслом. Корабль проваливался куда-то, и тело становилось не весомым, затем взмывал вверх, и меня вжимала в кресло неведомая сила. Бортовая переборка, то есть стенка, оказывалась надо мной, потом она уходила, увлекая меня вместе со столом вниз, и так началась непрерывная бортовая качка.

В наушниках был непрерывный стук морзянки, в адрес тральщиков шли тревожные сообщения о надвигающемся шторме. Береговые метеоцентры открытым текстом сообщали: Всем! Всем! Всем! Судам усиление ветра до 12 баллов, выше ураган. Однако шторм уже встретил нас. Радиограмму, о надвигающейся морской буре, нужно было отнести капитану, в ходовую рубку, добраться до которой, возможно только через верхнею палубу. Куда я и двинулся. Однако, стальную дверь из моей рубки не сразу удалось открыть. Только уловив момент, когда порыв ветра ослаб, я справился с ней.

Меня охватило холодом, ветер едва не сшибал с ног, водяная пыль в мгновение осыпала меня. Всё вокруг гудело и стонало, ветер свистел в тросах, оттяжках, вантах и реях. Моему взору открылась невообразимая картина. Огромная стена воды катилась на меня. Она росла на глазах и неукротимо приближалась. Я вместе с палубой поднимался вверх, затем через мгновение провалился вниз. Брызги, потоки холодной и солёной воды, неслись поперёк корабля и срывались за борт. Уцепившись за поручни надстройки, испытывая тревогу, я ожидал момент, когда корабль станет на ровный киль, то есть вертикально, перебирая руками поручни, двигался к трапу ходовой рубки. При этом принимал самые невероятные позы, что бы удержаться на ногах. Так я сумел добраться до трапа. Но подняться по трапу было не простым делом. При подъёме корабля на гребень волны меня вдавливали в трап. Словно налитые свинцом ноги никак не отрывались от ступенек. А потом корабль падал вниз, тело становилось совсем невесомым, и я пролетал на несколько ступенек вперёд.

-Да, трудно вам пришлось, Ким Борисович. Наверно страху натерпелись?

-Конечно, было не совсем спокойно на душе, но я уже был бывалым моряком и пытался изображать, что ничего особенного, шторм как шторм. В ходовой рубке было поспокойнее, не так свистел ветер, не заливало водой. Но качка на высоте ощущалась сильнее.

Штурман показывал командиру что-то на лоции (описание района моря и его прибрежной черты). Наверно опасаются попасть на рифы — подумал я. Достав из-за бушлата бланк метеосводки, подал его командиру корабля. Он равнодушно пробежал глазами по её тексту. Ему наверно и без неё было всё ясно.

-Запоздалое предупреждение, Пётр Николаевич, обратился он к штурману и передал ему метеосводку.

-Евгений Викторович, а он крепчает, заметил штурман.

- Пётр Николаевич, да ничего, швыряет, но не сильно. Какой это шторм, бывало и хуже, и посмотрел на меня как бы успокаивая. И это спокойствие передалось и мне.

Нужно сказать вам, что на флоте испокон веков офицеры обращались друг к другу по имени и отчеству.

Вахту у руля нёс старшина второй статьи Михаил Вьюгов. Он с улыбкой смотрел на меня.

-Вправо руля, на румбе — есть на румбе, чётко отвечал он командиру. (румб1/32 деление компаса)

На его лице было спокойствие, даже удовлетворение. Он был в своей стихии. Наверно вспоминал своё плавание с отцом на рыбацком баркасе, когда его отец, рулевой, спасал рыбаков от гневного моря.

С высоты ходовой рубки открывался вид на бескрайнюю ширь океана, потрясающее по своей жуткой красоте зрелище. Весь океан покрыт летящей белой пеной. Водяные валы друг за другом, как длинные овраги, ровными бесконечными рядами, словно солдатские цепи, катятся в нашу сторону. Издали волны не давали понять об их страшной высоте. Только вблизи у тральщика, они превращались в тёмные громадные валы с высокими гребнями. Поднимали наш корабль вверх, где он как бы застывал на мгновение, затем скатывался вниз этого оврага, приняв на себя тонны воды в виде множественных брызг от своих бортов, а иногда зачерпывал её своим бортом. И так бесконечно вверх, вниз как поплавок.

Наш тральщик с малой осадкой. Он рассчитан что бы проходить над гальваноударными минами, не задевая их днищем. Поэтому, даже в небольшой шторм, он кланяется каждой волне. Но зато он имеет прекрасные мореходные качества.

И со всей этой рассвирепевшей стихией боролась кучка людей, которая несла вахту во главе с капитаном. Маленький тральщик в океанской волне, которая пыталась его поглотить, шёл своим курсом.

И уже оставив некоторые сомнения об опасности, которые были у меня несколько минут назад, я покидал командирскую рубку другим человеком.

-А как вы возвращались обратно, ведь шторм продолжался? Спрашивали мы его.

Ким Борисович помолчал, припоминая детали того дня, выпил рюмочку и продолжал.

-Внизу на палубе, в защищённом от ветра и водяных струй корпусом надстройки и крылом ходового мостика, устроились свободные от вахты матросы. Многие из них были бледные, некоторых тошнило и они «травили». Они, казались, совершенно беспомощны. Кто-то спросил меня, — как там наверху?

-Капитан сказал, прорвёмся, а у руля помор — Михаил Удалов, да и шторм пошёл на убыль, соврал я. Их лица повеселели.

Кругом было сыро, неуютно. Здесь, на верху, на ветру, морская болезнь была не так мучительна, как в каютах, да и качку переносить было легче.

Дело в том, что в кубриках находиться невозможно. Вентиляция отключена, что бы не засасывала воду. Поэтому там, в кубриках, спёртый воздух. Вода, несмотря на то, что все люки задраены попадает внутрь корабля. Она гуляет под койками, переливается от борта к борту. Плавают ботинки, посуда, выпавшая из рундука — посудного шкафа. Никто ничего не убирает, не до этого. Отдохнуть после вахты то же нет возможности. Удержаться на койке не удаётся. Поэтому матросы предпочитают выбраться на верхнюю палубу.

Море ещё долго трепало тральщик, но постепенно сила и удары волн уменьшились, ветер дул уже ровно, без порывов, не гудел в палубной надстройке. Из-за туч, временами светило Солнце, но ещё не грело. На горизонте за нами виднелись корабли, они сообщали, что то же справились со стихией, и готовы пристроиться в кильватерную колону.

По спокойной воде дошли до Петропавловска на Камчатке, затем в Южно — Сахалинск. И, наконец, пролив Лаперуза. Он встретил нас настоящим южным теплом, спокойным ночным морем, фейерверком сверкающих фосфорным светом морских организмов.

Северные моря со льдами и туманами, жёсткими штормами, ещё недавно держащие нас в постоянном напряжении, остались позади.

Нас встретило уже ласковое, тёплое море и высокое Солнце. В утреннем воздухе чувствовалось тепло, принесённое с южных морей. Дул дневной бриз. Все свободные от вахты матросы и офицеры любовались красотой и величием моря. Волны, переливающиеся своей прозрачной синевой, нежно обнимали борта тральщика, как бы просили прощения за недавнюю стихию. Радость и восторг был на наших лицах и не только от красот моря.

Мы испытывали особое, возвышенное, необъяснимое чувство, что сумели преодолеть трудности, сделать что — то важное, может уже неповторимое в нашей жизни. Это было то, что осталось на всю жизнь. У каждого из нас должна быть своя покорённая вершина.

И я, общаясь с вами, понял, что она была и у вас друзья — заключил Ким Клинов, и продолжал:

- Вскоре показались многочисленные огни Владивостока, Мы торжественно вошли и отшвартовались в лучшей бухте морского города — Золотой Рог. Полуторамесячный переход завершен.

С особым морским шиком прошли экипажи минных тральщиков по центральной улице Владивостока. Жители города с удивлением читали на ленточках бескозырок «Северный флот».

Так неожиданно для себя, по волнам своей памяти, Ким перенёсся в далёкие, юные годы, когда мальчишкой, будучи юнгой, затем матросом он был на палубах эсминцев, тральщиков и крейсеров и постоянно находился в море.

И далее он продолжал:

-Море, скажу я вам, друзья, научило преодолевать самые невероятные трудности, научило ценить жизнь и радоваться тому, что мы есть в этом мире.

Много дорог прошел я после службы на море, но необъятные морские дали, полярные льды, свирепые шторма и любимые корабли навсегда останутся в моей памяти и моём сердце.

В такой непринуждённой беседе, за круглым столом, после бани, мы узнали ещё один из ярких эпизодов из жизни нашего товарища.

2010-2011