9

БРИТАНСКИЙ МУЗЕЙ

Лондон (От нашего корреспондента)

17 октября (1 ноября)

Не бойтесь, читатель, я не стану говорить об ассирийских древностях. Их здесь, правда, много, – но для меня, профана, ничего в них особенного нет. Древности как древности: пыльные, потрескавшиеся, с табличками и нумерочками. Смотришь на них, восторгаешься для приличия, а в душе говоришь:

– Все это я уже где-то когда-то видел.

Слишком уж много здесь разных редкостей. А известно, что редкость, имеющаяся в обильном количестве, – перестает быть редкостью.

Есть в Британском музее нечто более ценное, редкостное, что должно вызвать у вас крик удивления и восторга, далеко превосходящий все прежние ваши междометья!

Вещь эта невелика и неказиста. В общих каталогах она даже и не отмечена. Искать ее нужно долго и прилежно, но тем-то она и редкостнее, тем и дороже.

Вот ее небольшая табличка. Читайте:

«Tcharka».

Надеюсь, я не должен переводить вам это английское слово, тем более, что оно вовсе и не английское. Табличка прикреплена к серебряной рюмке, и могу смело сказать, что эта рюмка – вот и все, чем в Британском музее представлена моя родина.

Музей, который должен наглядно показать высоту культурного творчества данного народа, степень его духовного расцвета, все, к чему этот народ дошел ценою своего гения, ценою крови, слез и страданий, все, что шаг за шагом удалось ему отвоевать у природы, – этот музей в отделе «Россия» – выставляет чарку – и больше ничего.

Готентоты, папуасы, негритосы, – каждая их ниточка под стеклом, и этих ниточек столько, что всякий европеец может об их жизни составить самое точное и подробное представление. Весь папуас от колыбели до могилы – у него как на ладони. Но если он спросит, что же делается в той большой стране, которая дала ему Толстого и Достоевского, – то неужели ему, кроме нашего пьянства, и отметить больше нечего?

– Ну, а какие же у них нравы, обычаи? – спросит он.

На это ему нужно будет ответить, что был на Руси славный writer Saltikov-Schedrin[204], который, подробно описывая Пошехонье, под рубрикой: нравы и обычаи, написал:

– Таковых не имеется. Были, да все вышли.

– Ну, а каковы же у этих странных людей открытия, изобретения, – что дали они страждущему человечеству?

На это жалкий иностранец, не знакомый ни с открытием хаджибейской нефти, ни равно с великолепной метеорологией г. Демчинского, ни с обширными изысканиями в области членовредительства – отрицательно покачает головой, укажет на серебряную чарку и скажет:

– Вот их нравы, вот их обычаи, вот их открытия – все, все, все.

Должно быть, намекая этим на изобретение toujour le meme[205] Демчинского, который в «Новом Времени» объявил – помните? – пиво панацеей всех болезней.

Нечего сказать – рекомендация!

Сгорая завистью к папуасам, – перейдемте в читальный зал.

О нем я никогда не могу говорить без восторга. Если бы англичане создали только читальный зал и ничего больше – они и тогда заслужили бы имя великой нации.

Представьте себе такую громадную комнату, какую вы только когда-либо видали – абсолютно круглую. Стена строена, как по циркулю. Вдоль стены – книги. Книги на 3 сажени высоты. Сверху книги спускаются посредством особых подъемных машин – чем достигается удивительная быстрота их получения.

Книг сразу можете брать сколько влезет – хоть сотню. Причем не вы ходите за книгами – как это делается в Одессе и в Петербурге, а вам их приносят на ваше место, вследствие чего вы, не теряя времени, можете работать беспрерывно. Стол у каждого – особый, шуму никакого – ибо пол устлан резиновым ковром, – все лучшие книги по медицине, поэзии, публицистике, богословию, все словари, справочники, указатели – находятся в вашем распоряжении. Подходите к полкам и берите их сами. Вам верят, хоть вы не дали им никакой гарантии. Отсутствие надзора здесь просто сказочное: сторожа у входа даже не взглянут никогда, что выносишь из библиотеки, хотя иной раз приходится уходить с целой грудой своих книг. Откуда, казалось бы, им знать, что это мои. Однако хоть бы взором скользнули – никогда.

– Даже мы не отучили англичан от их веры в человеческую порядочность, – сказал где-то А. Герцен, – и это в самом деле удивительно!

Но зато как отрадно, как весело, как успокоительно работать в этой атмосфере доверия, уважения, внимательности! Как оживает здесь человеческое достоинство.

А это дороже всяких подъемных машин и резиновых полов.