27 декабря 1926. Понедельник

Юрий у меня был 25-го, весь вечер просидел у меня на полу и читал стихи. А вот — вчерашний день. С утра у меня заседание. Ну, заседание глупое и пустое, писать о нем не стоит. Провожает меня Костя. На Porte de St. Cloud заходим в кафе. Я читаю ему стихи, писать об этом трудно. Я поняла, что была не права только в одном: не так просто. Может быть, только в тот момент он почувствовал, что я ему дорога, что терять меня не так просто. Я никогда не думала, что эта встреча будет такой тяжелой и для меня. Мне бы хотелось записать ее подробно: ведь это последняя встреча… Грустно? Да, было грустно. Грустно было отталкивать от себя человека, кот<орый> был так близок. Было жаль его. Прошлого жаль не было. Оно осталось навсегда красивым воспоминанием. Оно неповторимо, умерло. А он жив, он сидел рядом, он изменился в лице, у него стал другой совсем голос… Его-то не убьешь, не превратишь в воспоминание!..[33] Он-то будет жить, оставшись где-то вне жизни… Он перечел «Эпилог», попробовал улыбнуться: «Ведь это я могу тебе обратить эти упреки!» «За что?» «А в чем я виноват? Как можно было предотвратить? Устраивать сцены?» И я говорила ему о том тяжелом настроении, о том, как я его ждала, как хотела, чтобы он меня не отдал. Если бы я сказала об этом раньше — была бы еще горечь, а теперь — я говорила ровным голосом, как заученный урок, и чувствовала какую-то фальшь во всем этом. «Ну, что же, Ира? Мне только хочется сказать тебе одно: ты мне писала в одном письме, что будто я смотрю на тебя только как на женщину или как на ребенка. Так вот, верь мне, что ты всегда была для меня, прежде всего, человеком. Я понял, что у тебя громадная и сложная душа… Я знал, что был недостаточно чуток. Теперь мне только остается пожелать тебе счастья». Искренно или нет? «Я плохой человек, Ира, но не настолько, чтобы желать тебе зла». Он проводил меня до Сены. Я молчала. Он изредка ронял фразы. «Сегодня, словно эвакуация какая-то». «А я буду хранить открытку, ту, которую ты мне прислала, Brancas, с такой простой и короткой надписью. Это лучшее, что у меня осталось». Просил написать ему эти стихи. «Сегодня я в первый раз жалею, что я не поэт. Я бы написал простые, человеческие стихи».

Я вот собираю и раскладываю его последние фразы, так бережно, так любовно, стараясь не потерять ни одного слова. Дороги они мне? Да, конечно, дороги, как мне дорого все, что было. Но ведь ни на один момент — это я говорю честно — у меня не было жалости к себе. Да разве может это быть!

Простились у моста. Я шла и оглядывалась. Он смотрел мне вслед. Но даже в том, что я шла и оглядывалась, была какая-то ложь… Мне хотелось написать еще одно стихотворение, простое и человеческое, и не смогла.

Пришла на 10 минут домой и пошла в Медон. Скоро к Юрию приехал отец. Славный старик, немножко не то что жалкий, а выбитый из жизни. Больше, конечно, это по рассказам Юрия создалось такое впечатление. Когда он ушел, я рассказала Юрию о Косте. «Бедная, тебе тяжело!» Он отнесся к этому просто и серьезно. Так, как мне и хотелось.

Скоро пришел Андрей. Вечер провели весело, готовили обед, работали, балаганили, читали стихи. Мне захотелось подразнить Юрия, вот появилось такое желание. И я дразнила — довольно жестоко. Читала отрывки из Ахматовой, кокетничала с Андреем и т. д. Видела, что Юрий начинает злиться, и это меня только подзадоривало. Прощаясь, говорю Андрею: «Ну, зарежет он меня дорогой!». Зарезать не зарезал, а поссорились. Сначала молчали, потом я пристала к нему: «Скажи, отчего ты такой?» Он начал ругать Андрея, что это неуважение ко мне, это какое-то амикошонство[34], но что больше всего виноват он, он подал повод и т. д. Я три четверти дороги молчала, потом перебиваю его: «Оставь Андрея. Все, что ты говоришь об Андрее, ты хочешь сказать обо мне. У тебя просто не хватает решимости сказать прямо!» «Честное слово, нет! Поверь, что у меня всегда хватило бы решимости» и т. д. Я уже плакала. Конечно, помирились. Несколько раз проходили мимо дома, не хотелось возвращаться с заплаканными глазами. Боялась, что дома третья драма будет. «Бедная моя девочка! Не везет тебе сегодня! И все это Porte de St. Cloud». Может быть, он и прав.