19 марта 1930. Среда
Странно так писать дневник, как будто стала совсем чужой сама себе. А писать нет ни времени, ни места.
Самое интересное — Игорь. Сегодня ему 11 месяцев. Не он один, а нечто большее занимает мою жизнь. Но писать о нем как-то не хочется. Но и хочется — писать, дышать, чувствовать его, а писать трудно. Говорить о нем могу без конца, а писать почему-то не могу. Странно. Должно быть, потому, что вообще мало пишу. А все-таки это странно. А писать хочется о Союзе, о том, что в субботу меня, может быть, выберут в секретари[229], и что этого хочу для того, чтобы ругаться с Кутузовым; о том, что я теперь открыто и резко выступаю против политики Терапиано. А сейчас написала Демидову письмо с просьбой напечатать «Творчество», написанное с посвящением Юрию Софиеву и Юрию Терапиано[230]. И ведь письмо-то — исключительно из-за посвящения, он опять мне делается ближе.
Физически я просто устала, невыносимо устала. А нравственно, я чувствую, что мне нужна защита.