2. МУРАВЬЕВ В КАЗАНИ

2. МУРАВЬЕВ В КАЗАНИ

Одна из башен казанского кремля, уступчатая, островерхая, напоминала Боровицкую башню кремля москоиского. Но масштабы, конечно, не те… Другая башня казанского кремля, тоже островерхая, белела на голубом фоне безоблачного июньского неба. Жара над городом стояла непробиваемая, в здании штаба фронта на Проломной улице было душно. Михаил Артемьевич расстегнул ворот светлого летнего кителя, вытер чистым платком взмокшую шею и решительно поставил подпись под только что сочинённым первым своим приказом по войскам нового фронта. Уже подписав, все же не удержался и еще раз перечитал, испытывая приятное чувство удовлетворения:

«Объявление войскам. Декретом СНК для борьбы с чехословаками и контрреволюцией учрежден Революционный военный совет, в составе которого я состою главнокомандующим всеми силами, действующими против восставшей контрреволюции. 18 июня я вступил в командование; как всегда, призываю вас, крестьян и рабочих, солдат и матросов, беспощадно бороться за свою власть, которую хотят отнять у вас помещики, капиталисты, чтобы вернуть себе обратно землю и волю, как это они сделали на Украине, в Финляндии, на Кавказе и в Польше. Не скрою своего впечатления, что нет уже у нас больше революционной энергии. Призываю вас всех воспрянуть духом и снова, как один человек, встать на защиту революции, на ее завоевание».

Всего несколько дней тому назад еще томился он и камере ЧК, угнетенный неведением и преисполненный отчаяния. И вот он снова на коне, снова обращается к войскам и не сегодня завтра поведет их в бой, навстречу новым победам.

Однако уроки из происшедшего Михаил Артемьевич для себя извлек. Теперь он будет осторожнее, постарается не конфликтовать с большевиками, поладить с их комиссарами — членами РВС… А ладить с ними, ох, тяжело! Ежедневно, ежечасно приходится сдерживать себя, стискивая зубы, чтобы не грянуть кулаком по разостланным картам, не вызвать верных своих ореликов, дабы схватили этих назойливых опекунов и спорщиков да расстреляли их к чертям собачьим… Нет уж, снова испытать унижение ареста — увольте, хватит, главком Муравьев не такой дурак, он будет покладистым, как никогда прежде. До поры до времени. Пока не пробьет его звездный час. А он пробьет, непременно пробьет! Только бы дождаться, выдержать, сберечь резервы собственных сил к желанному моменту своего часа.

— Нестор, голубчик, испить бы прохладительного, а?

— Айн момент! — Перетянутая тонкими в серебряных бляшках ремнями, возникла перед глазами черкеска старшего адъютанта, вспыхнула алым пламенем в дверях кабинета и исчезла.

Отчаянный джигнт! Не то что бутылочку прохладительного — хоть самого Вельзевула, если потребуется, в «айн момент» из преисподней добудет и доставит своему командующему. Предай как пес. А куда деваться псу от хозяина? В лес убежать? Там волки сожрут. Отсюда, подумал Михаил Артемьевич, и пресловутая собачья преданность, надо полагать…

Ну, жарища! Как говорится, теплую встречу уготовила Казань новому главкому — прямо хоть вовсе китель скидывай. В гимнастерку хлопчатобумажную переодеться, что ли? Несолидно вроде…

Но не так жара казанская допекла Михаила Артемьевича, как эти трое, приставленные к его особе.

Мехоношин — военная косточка, из бывших лейб-гвардейцев, однако главком — без пережиму, на всякий случай — пытался протестовать. «Командировка Мехоношина, — заявил он тогда, — меня пугает… Ничего доброго от этих новых революционных штабов не жду, меня и так наградили таким штабом, что по нем веревка плачет». Веревку, правда, пришлось упрятать подальше, а с прибывшим Мехоношиным познакомиться поближе. Оказался спокойным и стойким.

Благонравов тоже, казалось бы, свой брат офицер, но ухо с ним надо держать навостренным: этот еще в октябре семнадцатого показал себя, когда был комендантом Петропавловки и спутал карты мятежному полковнику Полковникову. Хорошо, что удалось теперь назначить к этому бдительному Благонравову заместителя — Колегаева, своего человека, из левых эсеров, занимавшего пост казанского предгубисполкома.

Более всех прочих беспокоил Кобозев — матерый такой большевик, из путейцев, угрюмый и бородатый, прозванный Стариком. Подкову легче согнуть, чем такого переубедить в чем-либо.

Таковы были трое большевиков, прикомандированных к одному левому эсеру, — силы, прямо скажем, неравные, и Михаил Артемьевич понимал это. И потому где только возможно старался обеспечить свои тылы и фланги левыми эсерами. В этом плаие наиболее надежной и перспективной представлялась Симбирская группа войск, которой командовал левый эсер Клим Иванов. Правда, там, в Симбирске, с появлением Варейкиса большевики явно начали поднимать голову. Михаил Артемьевич не забыл и никогда не забудет своей первой встречи в Харькове с этим упрямым литовцем — из молодых да ранних…

Ведь что придумали хитрецы большевички там, в Симбирске! Вознамерились назначить своего комиссара к Иванову. Пришлось решительно вмешаться и возразить, упирая на то, что Иванов законным образом был выдвинут фракцией левых эсеров и является не только командиром, но одновременно военным комиссаром и членом Симбирского исполкома. Надо отдать должное Иванову: большевистских комиссаров не жаловал и где только возможно в свои войска не допускал. Когда политкомиссар 1-й армии Калнин потребовал их назначения в части, Иванов недвусмысленно отказал, сославшись на то, что командный состав и без того партийный (то есть левоэсеровский), — стало быть, дополнительный контроль со стороны большевиков ни к чему. Однако Калнин в этом споре все же одолел, прислав дипломатическую телеграмму, где уверял, что «назначение политических комиссаров в части войск является необходимостью не только для контроля над командным составом, но для несения вообще политических функций (контрразведка, культурно-агитационная работа, следствие, суд)». И добавил, что для централизации политработы комиссары будут отныне назначаться политотделом армии и подчиняться только его инструкциям. Короче говоря, поставил Иванова перед свершившимся фактом.

Но 1-й армией командовал свой человек, Харченко, и это тоже был немаловажный факт. Правда, Михаил Артемьевич видел, что командарм Харченко как военачальник явно себя не оправдывал. Никуда не денешься, пришлось смириться с назначением на его место прибывающего из Москвы большевика Тухачевского. С этим предстоит еще познакомиться. И на всякий случай, пожалуй, подчинить нового командарма сидящему в Симбирске левому эсеру Иванову. Да, перетасовка карт игре не помеха.

Ведя свою игру, Михаил Артемьевич посылал вышестоящему начальству бодрые рапорты, всячески подчеркивая, что идет «энергичная» подготовка к наступлению, что «внушительные события» не за горами, что победа будет достигнута в кратчайшие сроки. При этом нелишним было упомянуть, что войска повсеместно приветствуют своего главкома с нескрываемым восторгом и настроение их заметно повышается.

В то же время нельзя было переигрывать и выглядеть чрезмерно покладистым, ибо такая резкая перемена в достаточно известном характере главкома могла бы вызвать настороженность и усилить недоверие. Поэтому Михаил Артемьевич не упускал случая время от времени в меру побрюзжать. «Мои политические комиссары, — жаловался он в Москву, — очень недовольны тем восторгом, с каким войска меня встречают. На меня дуются, и я боюсь доноса, задерживают и не подписывают мои обращения к войскам… В операции пока не вмешиваются, во уже есть поползновения… Я, подвергающий себя ежедневной опасности, имею, кажется, право на доверие к себе… Сберегите эту ленту для будущего».

В такой непростой обстановке приходилось Михаилу Артемьевичу готовить свой очередной военный триумф. И опять-таки большевистские комиссары всячески ставили палки в колеса его триумфальной колесницы. Видимо, так он предполагал, готовились отхватить себе изрядный куш от боевой славы главкома. А то с чего бы такая прыть?..

— Вот спасибо, Нестор! Что бы я без тебя делал?

— Нет, что бы я и все мы делали без вас, Михаил Артемьевич?

— Ладно-ладно, без подхалимажа! Ну и духотища… Не Казань, а наказанье… Хороша водица!

— Не пейте большими глотками, Михаил Артемьевич, горло застудите.

— Сам знаю! Мало у меня нянек из РВС, так и ты туда же.

— Обижаете, Михаил Артемьевич! Разве похож я на комиссара?

— Не похож, милый, нисколько не похож. И они на тебя не похожи. А за водичку еще раз спасибо. Молодец!