ОДЕРЖИМОСТЬ
ОДЕРЖИМОСТЬ
В семьдесят шесть лет Репин написал свой автопортрет. Вы видите лицо старого человека. Взгляд острых, пытливых глаз еще не угас, но человек, сидящий перед вами, очень устал. Жизнь — позади. И хотя художник изобразил себя старым, немощным, но в руке у него палитра, и он еще не раз, преодолевая недуги, испытает перед мольбертом счастливые, трепетные часы.
Между двумя автопортретами легла большая жизнь, наполненная тяжким, непрерывным и мученическим трудом.
С тех пор как ребенком Репин увидел акварельные краски и рисовал ими до изнеможения, пока из носа не хлынула кровь, и до того дня, когда он не мог встать с постели и, умирая, в забытьи все еще в воображении как бы писал кистью, писал своими быстрыми, порывистыми движениями, художник не знал ни одного дня покоя.
Он был предан искусству до последнего дыхания, он любил его беззаветно, очень редко любя то, что сделал сам. Но он не переставал верить, что и ему доведется когда-нибудь узнать радость от созданного своей кистью.
В заметках об искусстве Репин писал:
«И при гениальном таланте только великие труженики могут достигнуть в искусстве абсолютного совершенства форм. Эта скромная способность к труду составляет базу всякого гения».
И другой завет оставил этот великий труженик:
«Искусство любит беззаветную храбрость в художнике, безграничную дерзость его в искании новых очарований и новых откровений в безграничном мире красоты и поэзии. Оно простит автору ошибки, но никогда не простит скуки и холодности работы».
До старости сохранил Репин свежесть чувств и остроту восприятия. Он мог восторгаться причудливой игрой дыма, поднимающегося ввысь, инеем, покрывающим деревья в лесу, но больше всего он любил человека — его радости и борьбу, его страдание и счастье, его печали и смех, его порывы и увяданье. Он любил человека — его лицо, тело, движения — и жадно, неутомимо хотел всегда запечатлеть на холсте и бумаге увиденное, восхитившее, запомнившееся. Поэтому он рисовал всегда, везде, всем, что подвернется под руку. Не позволяют кистью — макнет окурок в чернильницу, но не пропустит маняще освещенного затылка, блеска пушистых волос, редкого ракурса головы или поворота тела. Никогда не мог он насытиться. Шкафы в «Пенатах», наполненные альбомами и рисунками, были свидетелями этой ненасытности.
Репин и сам признавал, что он трудолюбив. И когда однажды, взглянув на его этюд, Т. Л. Толстая воскликнула: «Как вы талантливы, Илья Ефимович!», он ответил, что не талантлив, а трудолюбив. И это не было излишней скромностью. Он действительно так думал.
Безмерная, неугасающая требовательность к себе не давала ему успокоиться. И когда память уже отказывалась служить и он забывал, куда положить краску, взятую на палитре, он все же продолжал свои живописные поиски в надежде найти новую, еще небывалую композицию, новую, более совершенную технику.
Жизнь этого человека — великий подвиг.
…Пойдем поклонимся его могиле. Мы вновь присоединяемся к экскурсии и идем по дорожке немного вверх к могиле Репина. Она скрыта под ковром огненно-красных цветов. Бюст Репина работы скульптора Андреева. Высокие, стройные можжевельники, березы, посаженные Репиным.
А мальчик, собиравший реликвии, нашел возле самой могилы осколок артиллерийского снаряда. Он сунул его к себе за пазуху. Матери такой трофей доверить нельзя.
Бои шли над могилой Репина, снаряды рвались рядом. В жарких боях отстояли воины советской армии эту могилу, дорогую сердцу каждого советского человека.