НЕ ВЫНОСИТЬ СОР ИЗ ИЗБЫ
НЕ ВЫНОСИТЬ СОР ИЗ ИЗБЫ
На передвижной выставке 1878 года в числе других произведений Репин показал своего «Протодиакона». От картины исходила такая властная сила мастерства, что не было зрителя, который бы не остановился перед этим приметным холстом.
Прямо на зрителя смотрел человек в черном облачении, с огромным посохом в толстой руке, с глазами, оттененными резкими черными бровями, с лицом, исторгающим чревоугодие, наглость и силу.
Вся чревоугодная, блудливая, продажная поповская Русь вставала в этом облике человека, твердо держащего посох. А был это всего-навсего чугуевский дьякон Иван Уланов, которого Репин написал со всей правдивостью своей возмужалой кисти.
Годами копившееся в сердце презрение к представителям духовенства достигло в картине отточенной звучности.
В Чугуеве этот портрет стал быстро известен. Все признавали в нем исключительное сходство, а сам портретируемый чрезвычайно возгордел и был доволен, что выглядит на портрете столь солидно и важно. Чугуевцы не раз видали его в менее торжественных позах, когда он выплывал из кабачка, прильнув к отнюдь не церковной чаше.
Репин писал о своей модели:
«А тип преинтересный! Это экстракт наших дьяконов, этих львов духовенства, у которых ни на одну йоту не попадается ничего духовного — весь он плоть и кровь, лупоглазие, зев и рев, рев бессмысленный, но торжественный и сильный, как сам обряд в большинстве случаев».
Сейчас «Протодиакон» украшает репинский зал Третьяковской галереи и, по мнению Грабаря, мог бы быть признан шедевром мировой живописи, если бы не несколько традиционный колорит этого полотна. Академическая привычка к рыже-коричневому подмалевку, сделанному жженой сиенной, все еще очень сковывала колористические возможности Репина.
На предстоящую в 1878 году Всемирную выставку в Париже Репин хотел послать своего «Протодиакона». Но руководители русского отдела выставки — представители Академии — не отважились на столь смелый поступок. Они предпочли оставить портрет дома и не выносить сор из избы.
Стасов впоследствии писал об этом случае:
«Кто бы подумал, что распорядители нашего художественного отдела для парижской Всемирной выставки забракуют и это капитальное произведение новой русской школы, — и, однако, это случилось! Видите ли, у них опять все тот же припев: непристойно, мол, не годится показывать за границей наши раны и язвы. Ох, уж эти мне глубокомысленные радетели и защитники! Скоро ли они хоть что-нибудь станут понимать».
Нежелание отправлять «Протодиакона» на Всемирную выставку было самой высшей похвалой его обличительной силе.
В последний раз Академия опекала своего питомца, твердо определяя, что ему можно делать и от каких поступков следует воздержаться. Срок пенсионерства кончился. Репин был свободен. Наконец художник мог соединиться со своими товарищами, к чему стремился давно. Он писал Стасову 23 февраля 1878 года:
«Меня Вы можете поздравить с новой честью — я теперь член Товарищества передвижных выставок. Шестилетний срок академической опеки кончен, цепи ее спали сами собой, и я исполнил, наконец, что давно хотел».