«МАЛЬТИЙСКИЙ СОКОЛ»[1]

Иосифу Бродскому

Вступление I

СТАРЫЙ КИНЕМАТОГРАФ

Старый кинематограф —

новый иллюзион,

Сколько теней загробных

мне повидать резон!

Это вот — Хамфри Богарт[2]

пал головой в салат.

Только не надо трогать,

ибо в салате яд!

Вот голубая Бергман[3]

черный наводит ствол.

Господи, не отвергнем

женственный произвол.

Жречествуй, парабеллум,

царствуй вовеки, кольт!

Грянь-ка по оробелым,

выстрел в мильоны вольт!

Ты же хватай, счастливчик,

праведное добро.

Кто там снимает лифчик?

То — Мерилин Монро[4]!

В старом и тесном зале,

глядя куда-то вбок,

это вы мне сказали:

«Смерть или кошелек!»

Здравствуй, моя отчизна,

темный вонючий зал,

я на тебе оттисну

то, что не досказал,

то, что не стоит слова —

слава, измена, боль.

Снова в луче лиловом

выкрикну я пароль:

«Знаю на черно-белом

свете единый рай!»

Что ж, поднимай парабеллум,

милочка, и стреляй!

И. Бродский. Нью-Йорк.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК

Читайте также

Опорный пункт «Сокол» Армия вошла с танками, бронемашинами и грузовиками. Солдаты натащили мешков с песком и укрепили слабые места в доме. Дом, в котором мы были, располагался на углу Т-образного перекрестка двух крупных дорог, одну из которых мы назвали «Сансет»[112]. Армии

Глава 12 Мальтийский рыцарь — правитель Тортуги Тимолеон Огман де Фонтенэ, которого Жорж Блон ошибочно именует Анри де Фонтенэ, был выходцем из знатной дворянской семьи, сыном казначея Франции. Вступив в 1631 году в ряды Мальтийского ордена, он долгое время служил корсаром

Евгений Сокол Одна ночь (Из воспоминаний о С. Есенине) Умер крупнейший поэт.Умер человек, о котором давно, когда только лишь начинался литературный путь его, еще в 1915–1916 годах А. А. Блок говорил П. П. Неведомскому:– Если хотите увидать подлинного поэта, заходите завтра

«Сокол в землю ударился сходу…» Сокол в землю ударился сходуИ накрылся высокой травой,Где мой пращур глазами к восходуОтдыхает в землице сырой.Здесь пылали цветы да померкли.Забурьянил репьём огород.В сводах старой разрушенной церквиПанихидную ветер поёт.Жизнь прошла,

4. Сокол — он же Соков — он же Смирнов В камере все лежали, как полагается, в два слоя, сплошь, но никто не спал. Староста стоял в одном белье у своей первой койки; в противоположном конце камеры, у окна, стояли двое заключенных, тоже в одном белье: между ними и старостой шла

2. Мой отец – сокол Я всегда знала, что у отца имеются проблемы с речью. Иногда слова застревали у него внутри, и он начинал заикаться, подобно испорченной пластинке, несколько раз повторяя один и тот же слог. Мы все терпеливо ждали, когда же он сумеет произнести слово до

Сергей Бирюлин СОКОЛ ЯСНЫЙ — Тетя Оля, вам письмо из Запорожья.Девушка-почтальон с улыбкой протянула Коваленковой конверт.— Из Запорожья? — удивленно переспросила Ольга Михайловна и вскрыла письмо.Твердый мужской почерк. Нет! Незнакомый. Но кто же мог

О друзьях- товарищах… Русский сокол. Чкаловский почерк Когда стало известно, что Чкалов будет летать для членов правительства и представителей иностранных посольств, не было в Москве летчика, который не помчался бы на аэродром.Мы увидели тогда вдохновенный почерк

Сталинский сокол Если бы я не был кандидатом в члены партии, то сказал бы церковное. «пути Господни неисповедимы». Моя служба проходила в ВВС Прибалтийского ОВО. Уже неделю как я числился в управлении 8-й авиационной дивизии. В управлении – это не значит, что был я «штабной

Сокол Возле кички, ближе к носу ладьи, обдуваемые теплым низовым ветром, сидели на жердях государевы сокола. Воевода Одудовский, плывущий в Астрахань, должен был отправить их далее, в дар персидскому шаху. Подле птиц постоянно дежурили ловчие, а поодаль, у борта, красовался

Николай Галкин СОКОЛ ИЗ ПОДЗЕМЕЛЬЯ (ХУДОЖЕСТВЕННО-ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ

Я. Д. КИМЕЛЬФЕЛЬД, журналист, майор В. Н. ВЬЮНОВ, журналист, капитан ЕЕ ПОЗЫВНОЙ — „СОКОЛ“ Почти неделю подряд шел проливной дождь. Аэродром раскис основательно. Мелкая травка на взлетной полосе скрылась под слоем воды. Замаскированные на краю аэродрома в маленьком

Морской сокол В старом роду Нихаминых никто не видел моря: прадед Давид торговал бубликами на витебском базаре, дед Гирш — его знал весь сурожский тракт — был искусным печником, отец Ефим шил сапоги. Только маленький Давид, правнук Давида Нихамина, решил во что бы то ни