VII

Когда я говорю «сорок четыре» —

я вспоминаю в Питере квартиру.

Я помню не застолья, не загулы,

а только нас, нас всех до одного.

Куда мы делись, как переменились?

Не только та четверка, все, все, все.

Вы умерли — а мы не умирали?

Не умирали разве мы с тобою

и даже докричаться не могли,

такая глухота, такие дали.

С. Остров

Поскольку смерть есть всякая обида

и неудача, самоистязанье,

но жизнь есть тоже всякая обида…

Нам некуда, пожалуй, возвратиться.

Давным-давно разорена квартира

и может только Пушкин нас узнать.

Совсем недавно шел я от вокзала

и засиделся в скверике квадратном, рассвет

расправил серенькие шторки,

и показалось мне, что это вы

выходите из низкой подворотни

в своих болгарских и китайских платьях

со школьными тетрадями в руках.

Группа санкт-петербургских поэтов. 1993

Куда вы шли? К Таврической на башню,

где некогда ужились вы, учитель,

с чудовищем, оно лазурным мозгом

когда-нибудь нас снова ослепит.

Но вы еще об этом не слыхали,

а просто шли под утренним дымком.

Я и себя увидел… и очнулся.

Когда я говорю «сорок четыре»,

я вспоминаю полосатые обои,

я вспоминаю старую посуду,

я вспоминаю милую хозяйку,

я вспоминаю все.

Что думаете вы о нас, учитель?

Навстречу вы приветливо кивали

и пролеткультовцу, и футуристу,

а знали толк вы лучше всех на свете.

Благожелательство не благодушье,

Ваш тайный яд никто забыть не мог.

М. Глинка и Е. Рейн

В тот раз к приятелю я прибыл на побывку

на речку Мойку к самому истоку,

где Новая Голландия стоит.

Прошел я мимо арки Деламота,

и вдруг на ум пришло такое мне —

я никогда не проплывал под нею.

А там краснели круглые строенья

и круговой их отражал канал.

И показалось мне, что здесь граница,

которую пройти не так-то просто.

Вот здесь мы соберемся после жизни,

а может, проживем и после смерти,

когда бы только лодку отыскать для переправы.

Вы там уже? Вы, четверо, в квартире сорок

четыре?

Ответьте!.. Не такие дураки.

А вести будут чаще, чаще, чаще…

И все-таки я не о том совсем.

Когда я говорю «сорок четыре»,

то сводится все к непонятной фразе,

которая давненько в ум запала —

подслушал ли, придумал ли, запомнил —

не знаю,

не дает она покоя.

И потому твержу, твержу, твержу:

«Вы умерли, а мы не умирали

разве?»

1993

И. Петкевич.