Несколько эпизодов из жизни
Несколько эпизодов из жизни
Боюсь, как бы из описанного выше не сложилось впечатление, будто с полигоном связаны одни лишь мрачные воспоминания. В действительности каждый удачный пуск, а таких пусков подавляющее большинство (в статистическом плане не менее 95%) - это большой эмоциональной подъем, хороший повод для снятия накопившегося напряжения. И надо сказать, значительная часть как представителей промышленности, так и военного ведомства не упускали случая "отметить" очередное событие. Тут не помогали ни объявляемые время от времени "сухие законы" по торговле спиртными напитками, ни строжайшие меры по ужесточению выдачи спирта на технические нужды, ни наказания особо отличившихся. Как и во всяком деле, тут были по этой части свои "крупные специалисты", учинявшие время от времени надолго запоминающиеся "фейерверки", как образно прозвали подобные события, далеко выходящие за всякие рамки приличия. По моим наблюдениям, степень приверженности к алкоголю определялась конкретной специализацией. Первое место занимали двигателисты, за ними - испытатели. Что касается специалистов по расчётно-теоретическим дисциплинам, таких, как аэродинамика, баллистика, динамика, прочность и т. д., то они замыкали этот список. Это, может быть, объяснялось не в последнюю очередь наименьшими возможностями доставания спирта, не имея под своей опекой узлы, агрегаты или процессы, требующие применения вожделённого продукта. В результате они довольствовались ролью приглашённых в ту или другую компанию. Подобная зависимость иногда раздражала, и даже при явном отсутствии тяги к выпивке хотелось быть в положении не хуже других.
Как известно, голь на выдумки хитра. Помню, баллистиками было придумано несколько способов получения спирта, которые в случае необходимости легко можно было обратить в шутку, пользуясь хорошим расположением к нам технического руководства испытаниями. Однажды по случаю крупного успеха (какого именно - сейчас не помню) была составлена заявка на спирт, необходимый "...для протирки оптических осей кинотеодолитов", из расчета 150 граммов на ось, а осей по две штуки на каждом из трёх теодолитов. Поскольку все были в состоянии эйфории после большой удачи, наша заявка прошла без всяких каких-либо возражений, и мы стали обладателями 900 граммов чистого спирта. А ведь оптическая ось - это некоторая теоретическая линия, проходящая вдоль трубы теодолита. Попробуй её протереть! Все были в восторге не столько от дармового спирта, сколько от самой выдумки.
В другой раз решили пошутить ещё основательнее, и после шумной дискуссии в узком кругу составили заявку на протирку осей систем координат: восемь систем координат, по три оси в каждой, из расчета по 100 граммов на ось, итого 2400 граммов спирта. И вот с этой заявкой я явился к техническому руководителю, заранее понимая, что затея обречена на провал и готовый всё обернуть в шутку. Между нами произошла примерно такая беседа.
- А ты зачем пришёл? - спросил он, увидев меня.
- Да вот, с небольшой заявкой на спирт.
- А зачем он тебе понадобился? - удивился он, желая дать понять, что в моей епархии нет соответствующей материальной части.
- Затем же, что и всем, - отвечал я без тени сомнения и подал ему бумажку.
Бегло прочитав её, он таким взглядом одарил меня, что я почувствовал приближение скандала.
- Ты что, меня за дурака принимаешь?
- Да вовсе нет, скорей вы нас за дураков держите. Ну скажи, неужели мы не заслуживаем хотя бы разового поощрения, которым постоянно пользуется большинство служб? Моим людям просто обидно. Эта записка, конечно, шутка, но давай как-нибудь договоримся, чтобы не было вопиющей дискриминации.
Когда стало ясно, что я веду честную игру, он сдался:
- Ладно, в этой суматохе никто не станет допытываться, я подпишу, только укажи здесь индексы двух-трех гироприборов, оси которых используются в ваших мало кому понятных системах координат. А в дальнейшем что-нибудь придумаем. Я же понимаю, что вы тоже живые люди.
На том и закончился этот разговор, и через несколько часов мы уже имели возможность пригласить наших смежников из некоторых теоретических институтов Академии Наук на "чаепитие".
Надо сказать, что Сергей Павлович сам не пил и терпеть не мог пьяные компании. Помню только несколько случаев, когда он с каким-то особым удовольствием, маленькими глоточками, точно дегустируя, выпивал несколько рюмочек коньяка. Когда он чувствовал, что событие, по поводу которого начался процесс "расслабления", стоит того и процесс остановить не удастся, он под каким-либо предлогом предпочитал покинуть теплую компанию. За двадцать лет мне ни разу не довелось видеть его под хмельными парами. Впрочем, в двух случаях я помню его чуть порозовевшим и повеселевшим от выпитого.
В первом случае дело обстояло следующим образом. 4-го октября 1959 года был запущен космический аппарат "Луна-3" с главной задачей - сфотографировать обратную сторону Луны и передать снимки по каналам фототелевизионной связи на Землю. Богу было угодно так устроить нашу Солнечную систему, что Луна всегда обращена к Земле одной и той же стороной, и никому, ни в один телескоп не удавалось увидеть обратную её сторону. Оказывается, один всемирно известный французский винодел (имя его я не помню) как-то дал обещание подарить 100 ящиков лучших своих вин тому, кто первым заглянет на обратную сторону Луны. И вот, к изумлению всего мира и того самого винодела, событие это состоялось, все средства массовой информации опубликовали в своих печатных органах переданные на Землю уникальные фотографии, их показывали неоднократно по телевидению. Настало, таким образом, время выполнять данное обещание. Но оказалось, что не так-то просто это сделать. Все попытки узнать имя и координаты виновника торжества или хотя бы его адрес и название его фирмы были обречены на неудачу: имя Королёва, как и название и местонахождение возглавляемого им предприятия, были надёжно закрыты и оглашению не подлежали. После безуспешных попыток найти автора сенсационного открытия свой подарок француз вынужден был направить по весьма расплывчатому адресу Академии Наук СССР, прекрасно понимая, что "Луна-3" - это не детище Академии Наук, хотя последняя, конечно же, какое-то отношение имела к этому достижению. С равным успехом можно было бы адресовать свой подарок правительству и ЦК КПСС. Как проходило в Академии Наук распределение этого дара, я не знаю. Говорят, что понемногу досталось и некоторым подразделениям Академии Наук, и нашему Министерству[7], но и Королёв со своим КБ не остались в стороне: нам было отпущено энное количество французских напитков высшей марки. Я оказался в числе приглашённых Королёвым на эту незабываемую дегустацию. Прямо у нас в КБ, в своих довольно обширных апартаментах Сергей Павлович организовал большой стол, на который собрал, если память мне не изменяет, человек 50-60, а может, и чуть больше. Было выставлено в достаточно обильном количестве несколько сортов напитков: шампанское, коньяк и розовое почти сухое вино. Начали с шампанского, и оно мне совсем не понравилось. В гораздо более поздние годы мне довелось попробовать в Крыму мускатное шампанское из Нового Света - вот это был божественный напиток! Коньяк был хорош, но я небольшой любитель крепких напитков, поэтому особого усердия не проявил. А вот розовое вино было вне всяких похвал. Более приятного вина я до сих пор нигде не пробовал. Сергей Павлович тоже отдал должное творению французских специалистов и был как никогда весел и приветлив. Сероватые щёки разгорелись, тёмные, чуть прищуренные глаза заблестели добрым блеском, со всеми чокался и для каждого находил какие-то слова поощрения, всех благодарил за труд. Не обходилось и без громких слов о престиже Родины, труде на благо Родины и т. д. В эти часы и минуты я видел счастливого человека, полного энергии и неведомых нам замыслов.
Вечер продолжался до тех пор, пока все ёмкости не опустели. Это был один из тех немногих случаев в моей жизни, когда я изрядно охмелел, не соразмерив количество выпитого розового вина со своими возможностями, и нисколько об этом не жалею. Не часто случаются такие удачи, как впервые полученные фотографии небесного светила и впервые опробованные элитные напитки от самого элитного их производителя.
Коль скоро речь зашла об облёте Луны с фотографированием обратной её стороны, уместно сказать несколько слов о том, в каких условиях всё это готовилось. Те, кто знает, на каком уровне находилась фототелевизионная техника почти сорок лет тому назад, да ещё расстояния, с которыми имели дело (свыше 400 тыс. км), могут себе представить трудности, вставшие перед специалистами. И спутник-то первый взлетел только два года назад. Как надо было работать, чтобы за этот короткий срок уже умчаться за Луну и раскрыть её тайны, спрятанные от нашего взора со времени сотворения мира! Трудности, с которыми встретились мы, баллистики, тоже были довольно велики. Я не буду утомлять читателя описанием теоретических трудностей на этом пути, а скажу о чисто технических трудностях. Взаимное движение Земли и Луны таково, что нельзя лететь на неё в любую произвольно заданную дату. Таких дат всего 2-3 в течение месяца. Для каждой подходящей даты надо найти единственную траекторию, удовлетворяющую целому ряду условий: энергетической оптимальности, условиям видимости и связи с Землёй, освещённости лунной поверхности при фотографировании, условиям пролёта у Земли после облёта Луны и т. д. Из тысяч траекторий надо выделить одну единственную, удовлетворяющую всем условиям. Без быстродействующих электронно-вычислительных машин такую задачу решить старыми методами было бы просто невозможно. Хорошо, что к этому времени уже такая техника появилась, и баллистики одними из первых (вместе с атомщиками) "оседлали" её, одновременно превратившись и в её рабов. В те годы в Москве было всего две или три хороших (по масштабам тех времен) машины: одна - типа "Стрела", другая называлась БЭСМ - быстродействующая электронно-вычислительная машина. Последняя размешалась на Ленинском проспекте в здании, которое сейчас известно как здание Вычислительного центра Академии Наук. Королёв договорился, чтобы под наши задачи еженедельно нам выделялось определённое количество часов для работы на ней. Машина обладала жутким по тем временам быстродействием - 8 тыс. операций в секунду! Она состояла из множества двухметровой высоты шкафов, начиненных электронными блоками и установленных в нескольких огромных залах. В помещении стоял жуткий холод, устраивались даже искусственные сквозняки, чтобы машина не грелась, поскольку при повышении температуры до нормальной она выходила из строя. Всё программирование велось в машинных кодах, а сами программы записывались с помощью перфорированных отверстий на узенькие, в полтора сантиметра шириной бумажные ленты, которые наматывались на металлические колёсики диаметром 25-30 см. Чтобы найти нужное место на ней, приходилось разматывать многометровые ленты, катая эти колёсики прямо на полу. Время для счёта давалось только по ночам. И вот, счастливчики, которым достались час или полтора времени работы на машинке, нагружали в свои авоськи (так раньше назывались плетёные в сетку сумки из хлопчатобумажного шнура) программную продукцию, тетради с записями своих математических алгоритмов, бутерброды, термосы с чаем или кофе, тёплую одежду и одной из последних электричек отправлялись из Подлипок в Москву на свидание с машиной. Машина сильно капризничала, и часто время, выделенное вам, пропадало без пользы. А бывало и так, что в программе обнаруживались ошибки, и пока их находили и исправляли, отведённое время уже заканчивалось. Оставшуюся часть ночи кто дремал, приютившись где-нибудь подальше от сквозняка, кто читал, кто помогал товарищу. Утром, после открытия метро, возвращались домой. Довольно часто приходилось сначала заезжать на предприятие, чтобы передать полученные результаты для дальнейшей работы, а затем идти отсыпаться, но иногда, в срочных случаях, приходилось обходиться и вовсе без сна. Залатав обнаруженные дефекты в программе, через день или два надо было снова отправляться на ночную работу. Такая система, конечно, сильно изматывала людей, подрывала здоровье.
Одна наша сотрудница, довольно суеверная женщина, считала, что машина чувствует человека. Перед тем, как начать на ней работать, она гладила пульт машины, протирала тряпочкой клавиатуру, приговаривая нежные слова: "Здравствуй, БЭСМочка! Как ты себя чувствуешь? Ты славная, ты умница, ты мне поможешь, правда? Ты готова со мной работать?"
Наша работа на БЭСМ продолжалась много лет, пока на предприятии не появилась своя первая машина. После ряда наших обращений к заместителям Королёва, а затем и к самому Королёву, удалось несколько облегчить положение считающих на БЭСМ: мы получили возможность заказывать дежурную машину, которая вечером отвозила в Вычислительный центр, а утром привозила обратно.
Вот в такой обстановке в те годы проводились баллистические расчёты. Особенно напряженно проходила подготовка материалов по полётам в сторону Луны, Марса и Венеры, когда всё очень жестко связано с датой запуска и каждая новая дата требует проведения полного комплекта расчетов. И как обидно видеть, как очередная ракета "загибается" на траектории или откладывается её пуск по какой-либо причине. Значит, опять всё сначала, опять колоссальное напряжение, опять ожидание удачи, которой может не быть.
По моим наблюдениям, Королёв был человеком довольно суеверным. После подряд следующих двух ошибок, неудач он мрачно прогнозировал: "Ну что ж, третьей нам не миновать, Бог троицу любит". Не терпел на стартовой позиции женщин, считая, что их присутствие приносит неудачу. Я пару раз был свидетелем того, как он отчитывал своих помощников, ответственных за порядок на стартовой позиции: "Что за бэзобразие у вас здесь творится? Я категорически запрещаю находиться на старте женщинам. Немедленно убрать их отсюда, чтобы духа их здесь не было. Увижу еще одну юбку - пеняйте на себя!" Невзирая на такие угрозы, однажды опять ему на глаза попалась женщина, и он тут же обрушил всю свою ярость на своего заместителя по испытаниям. Дав Королёву разрядиться, Леонид Александрович Воскресенский совершенно спокойно возразил ему: "Понимаешь, Серёжа, лучше неё никто в общей электрической схеме не разбирается. Мы тут запутались и пришлось вызвать её". Сергей Павлович презрительно поджал губы: "Это вам не делает чести. Как разберётесь, отправьте её подальше отсюда".
Интересно отметить, что из пяти-шести заместителей Сергея Павловича к нему мог обращаться на "ты" и называть его просто Сергеем или даже Серёжей только его заместитель по испытаниям Воскресенский, хотя некоторые были и старше его по возрасту, и знали Сергея Павловича не меньшее время. И нельзя сказать, что их связывала какая-то личная или семейная дружба. Мне кажется, что у Сергея Павловича вообще очень близких друзей не было. Он как-то умел устанавливать границы, переходить которые, по-моему, мало кто рисковал.
Мне приходилось видеть Королёва в самых разных ситуациях, с разными людьми, в том числе занимающими самое высокое положение. Ему как-то удавалось во всех случаях не поддаваться давлению авторитета, не тушеваться, не заискивать, а держаться со всеми на равной ноге.
Вспоминаю второй случай, когда Королёва видел слегка выпившим. Дело происходило в годы наивысшего расцвета Н. С. Хрущёва, когда он решил посетить предприятие Королёва. Визит был обставлен с соответствующей помпой, митингом в одном из цехов завода, беседой с представителями рабочего класса, рассказом руководства о текущих и перспективных делах и т. д. А завершился он грандиозной выпивкой в единственном более или менее подходящем заведении нашего города, известном как "Фабрика-кухня". Рядом с Хрущёвым сидел Ворошилов, над которым он под видом товарищеской шутки постоянно потешался. Ворошилов то ли в силу старческого маразма, то ли опасаясь гнева генсека, всё переносил с какой-то жалкой покорностью. Большой любитель по части выпивки, Хрущёв разливал водку и сам пил раз за разом без больших пауз, произнося какие-то слова то в виде тостов, то просто каких-либо пришедших на ум соображений, и старался никому не дать возможности отлынивать. Как ни велико было давление, Королёв и тут оставался верен себе, только по чуточку отпивая из полной рюмки, в то время, как некоторые из присутствующих явно перебрали.