СВЕТЛЫЙ ДОМ ПОЭТА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СВЕТЛЫЙ ДОМ ПОЭТА

Николай Краснов приехал на Кубань пятнадцать лет назад, и уже при первом знакомстве с ним бросилось в глаза, что он человек не южного склада; по рождению и по говору — с берегов Волги, из Ульяновска, бывшего Симбирска, «прекраснейшего, — как недавно написал в своей автобиографии, — из всех увиденных мной городов. Крутой волжский берег с деревянными лестницами почти в тысячу ступенек, величавая река — матушка и синие дали, тихая, с травянистыми кромками Свияга, красивые пригородные рощи, называемые колками, мелеющая Симбирка, курмышки, спуски и сплошные сады в подгорье до самого плеса…».

Знакомые чувства нежной любви к своим углам!

«Но сначала, — пишет Н. Краснов, — был Дом у цветущего луга, деревня Репьевка в пригороде, родина отца, связавшего судьбу с детной вдовой — горожанкой».

Деревня и затем фронтовые дороги определили все пристрастия и темы будущего писателя.

Он увлекся поэзией рано: первое стихотворение свое опубликовал в газете «Будь готов!» в двенадцать лет, чуть позже печатался в «Пионерской правде». И наверное, скорее бы пополнил он себя высокими знаниями, без которых немыслимо служение литературе, ровнее была бы его дорога к храму искусства, если бы не война. Могло быть и другое: насладившись детским плетением словес, охладел бы он к музе и, как это часто случается, вдруг почувствовал, что писать?то особенно не о чем. Ничего нет хорошего в войне, но она стала бесценным опытом, который нарочно не добудешь. Война преподнесла жестокие уроки, сблизила в тяжелые исторические годы с народной душой и после потерь товарищей и друзей утроила в поэте совсем уже необоримую тягу к красоте жизни, человечности, к миру без грохота и дыма. Там окрепла в нем завещанная отцами и дедами народность, и ею, коренной чертой писателя, он дорожил потом в наставниках, братьях — поэтах, в колхознице из далекого села.

«Рано созрели наши представления о долге, наша гражданственность». Время со дня ухода в армию и до дня Победы — его звездные часы.

Послевоенное вступление Николая Краснова в литературу было легким. 2 августа 1947 года «Литературная газета» поместила подборку его стихотворений с кратким предисловием А. Т. Твардовского, а еще через два года его принимают в члены Союза писателей СССР. «В поэзии, — сказал ему Твардовский при встрече, — важно не отходить от первоосновы — от собственного чувства». Николай Краснов органично бережет завет выдающегося мастера: иначе он писать не умеет. Обаяние личности Твардовского, его творческий почерк, традиционный вкус и народная слава еще сильнее приворожили Краснова к истокам крестьянской правды, к памяти о солдатском подвиге и не оставили местечка для эстетических колебаний. В автобиографической повести «На всю жизнь радость» Краснов посвятил несколько страниц своему учителю, страниц такого восторга перед литературой и талантливыми творцами, который испытывали тогда (совсем в другое время, чем наше) почти все вчерашние фронтовики, студенты Литературного института. Для этого стосковавшегося по культуре поколения все было чудом, открытием, «радостью на всю жизнь»: книга, спектакль, биография великого человека, лекции профессоров Асмуса и Бонди и, уж конечно, живое слово метра. Эхо юношеского благоговения я всякий раз отмечаю в Николае Краснове и теперь, когда общаюсь с ним в длинных прогулках по Затону и улицам города и слушаю его. Поэт всегда понимал, что не каждому мастеру слова суждено быть именитым и прославленным (это зависит от многих причин и от самой судьбы), но счастье заключается в том, чтобы на тропе искусства трудиться честно и преданно, складывая потихоньку в общий заветный ларец свои скромные колечки. Страсть Краснова к книге изумительна: ни одна замечательная новинка не минет его любопытства; упущенные из рук сборники свежих сообщений о Пушкине, Толстом, Чехове, Шолохове, Ахматовой, Платонове он воспринимает как потерю. Его устные воспоминания о Волге всегда коснутся не только Завьяловского спуска, Нового Венца, но и Карамзинского садика, и, конечно же, усадеб, и самого Карамзина, и Гончарова. И деревни Языково, где бывал Пушкин. И уникальной коллекции редких изданий во Дворце книги.

«Хочется мне лишний раз глянуть на летописи и книги с пометками Карамзина, потрогать и полистать красиво кем?то переписанный «Евгений Онегин» — книжечку в сафьяновом переплете, побывавшую, по преданию, в руках Пушкина, когда, проезжая по пугачевским местам, он гостил у Языковых».

Николай Краснов — человек и поэт во всем традиционный. Эта традиционность (в жизни — ласковость к земле, к крестьянству, в литературе — влечение к простоте, ясности) отличает его творчество. Им издано более двадцати стихотворных и прозаических сборников; в прозе, которая в зрелом возрасте захватывает Н. Краснова все сильнее, он все так же лиричен.

Жизнь искреннего писателя, его любимые мотивы и пристрастия довольно просто разглядеть почти в каждом его произведении. Не только талант, но и судьба побуждают нести в себе главную тему.

В этом сборнике вы найдете и фронтовую повесть, и воспоминания о счастливом учении в Литинституте, и страницы о первой любви, о женщинах. Обо всем написано тепло, человечно и мягко — оттого, может, и мягко, что, как сказал о творчестве Н. Краснова один взыскательный критик, «безжалостность жизни… обезоружена авторской грустью и глубоким сочувствием к своим героям». Удивительная прочность земного бытия притупляет боль. Но так часто бывает и в нашей с вами жизни.

1985