СУДЬБА

СУДЬБА

Много еще вспоминали они, перебивая друг друга словами: «А помнишь?» Эти два слова я оценила лишь с годами. Дороги и близки сердцу те люди, которым можно сказать: «А помнишь?»

Т. А. Кузминская. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне

С кем было вспоминать Татьяне Николаевне спустя тридцать, пятьдесят, шестьдесят лет?!

Такая у нее была легкая молодость, столько родных лиц вокруг, столько надежды на нескончаемую жизнь в кругу Толстых… и такое сиротство в чужом краю к старости!

Она была внучатой племянницей Л. Н. Толстого, родной внучкой сестры его Марии Николаевны, дочерью Варвары Валерьяновны Нагорновой, которую в книге «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне» Т. А. Кузминская (оригинал Наташи Ростовой в «Войне и мире») представляет как свою ближайшую подругу.

Я родился через пятьдесят семь лет после Татьяны Николаевны вдали от Тульской губернии, однако видел ее, слышал и разговаривал с ней. Почему?то в Краснодаре доживала она дни свои.

Принято было жаловаться на то, что в этом южном городе никого примечательного не было и нет, все, мол, знаменитости и родством скрепленные с ними люди жили и почили в коренной России, там их потомки, дети и внуки их знакомых, а по Красной улице мало кто даже проезжал, — эта казачья окраина никого у себя не задержала. Но история наша бурная, а судьба человеческая извилистая.

У постели Татьяны Николаевны была одна Анна Яковлевна, ее воспитанница.

— Мама… бабушка… дядюшка Лев Николаевич… — словно звала к себе родных немощная ласковая старушка.

Никто из поздних Толстых не ведал, что она еще жива. Внук писателя Сергей Михайлович Толстой писал мне из Парижа: «Очень заинтересован был узнать о Вашем знакомстве с внучкой Марии Николаевны, о существовании которой я не знал. Во время гражданской войны мы проезжали через Екатеринодар». Он появился на свет уже после смерти своего великого деда. Обрадовать Татьяну Николаевну строками из его очерка о Марии Николаевне, ее бабушки, я не успел, — она умерла в 1976 году. Не знала в Америке о судьбе Танечки, милой гостьи Ясной Поляны, пережившая ее на три года Александра Львовна. Не одни стены рушились в XX веке, а и родственные связи.

Ее бы еще раз взволновало то, о чем пишет Сергей Михайлович, что она усвоила по разговорам с ранней юности: «…в основу сюжета «Фауста» легли отношения автора с прелестной соседкой», то есть с бабушкой ее Марией Николаевной. «Фауст» — повесть И. С. Тургенева. Машенька была одно время в восхищении от знаменитого писателя, орловского помещика, соседа. Игра в бирюльки, гранпасьянс, гуляние с молодой дамой и ее дочкой Варенькой, будущей матерью Татьяны Николаевны, — все это есть в повести.

— Маму мою звали Варвара Валерьяновна, по мужу Нагорнова, по отцу она тоже Толстая… Она вела дневники, поищите, если захочется, в Москве…

Я читал о ней у Кузминской, но она промелькнула среди множества лиц, а потом я, что называется, вгляделся в нее, перелистывая книгу от начала до конца, и теперь, когда перечитываю «Войну и мир», поневоле ловлю в некоторых глазах эхо ее девичьей жизни, именно там, где блистает Наташа Ростова с другими барышнями. Все они там, в романе, переплавленные воображением писателя. Их воспоминания — радостные вздохи о тесных чувствах друг к другу, так похожих на чувства героинь романа.

«Всегда оживленная, с вьющимися темными волосами, она была очень хорошенькой. Отсутствие самомнения и кокетства, удивительно уживчивый характер делали ее привлекательной и необыкновенно приятной в жизни» (Т. А. Кузминская).

«Бывало, сидим мы с ней в липовой аллее старинного парка, посаженного еще моим предком Волконским. Вековые липы едва пропускали лучи горячего июньского солнца, и мы сидим молча под впечатлением этой чарующей тишины. Но вдруг послышится издали звон бубенцов» (В. В. Нагорнова).

«Мы с Варей снова, сидя в липовой аллее, долго говорили обо всем пережитом» (Т. А. Кузминская).

«…Наши дружеские отношения с ней не изменились и по сию пору, и каждый раз, как мы сходились с ней и Соней в Ясной Поляне, нашим воспоминаниям, к которым иногда присоединялся и дядя Левочка, не бывало конца…» (В. В. Нагорнова).

«— Варя, я не могу спать в такую ночь, да ты взгляни, что за красота!» (Т. А. Кузминская.)

Не подслушал ли тогда их писатель и потом отдал слова свояченицы Наташе Ростовой?

«Мы проезжали самые красивые места засеки, этого казенного векового леса, который при закате солнца казался еще величественнее и красивее…» (В. В. Нагорнова).

И вот «порвалась цепь великая» — Толстого не стало, и потекли другие месяцы, годы, десятилетия. Страшно было первое время ходить по яснополянским комнатам.

«Мы жили в одной комнате с Варварой Валерьяновной по моей просьбе и проводили все дни почти вместе. У нас было так много общего в прошедшем, что мы служили друг другу большим утешением в нашем одиночестве…» (Т. А. Кузминская).

— После смерти дядюшки Льва Николаевича пожили четыре годочка, а там война…

У Татьяны Николаевны ничего не осталось: ни фотографий, ни писем — одни разрозненные тома Толстого, Тургенева, Пушкина. О себе она не рассказывала, очень уж ветха была, тяжело дышала. С какого времени она в

Краснодаре? До революции работала в Мариинском институте какая?то Толстая — не Татьяна ли Николаевна? «Нет, нет», — отрицала ее воспитанница. В литературе о Толстом имя ее рядом с матерью мне не встречалось…

— Мама… дядюшка Лев Николаевич…

Да не забывалась ли она в свои девяносто лет, уже большую часть времени проводя полусонной в постели? После ее смерти я стал искать ее имя в указателе «личных имен и названий» — приложении к «Яснополянским запискам» Д. П. Маковицкого. Всех там называли, ее не было. Да и зачем она мне, какое уж место «в мире Толстого» она занимает, если его прямых родственников, детей и внуков, не перечесть? Но и она была для меня отголоском великой России, воспетой Толстым. И вот, наконец, у того же Маковицкого читаю, как Мария Николаевна рассказывает о зяте Варвары Валерьяновны. Добросовестный Душан Петрович делает сноску: «…муж ее дочери Татьяны». По фамилии ее мужа в указателе я узнаю, что она точно родилась в 1879 году, «внучатая племянница Толстого», жена служащего страхового Северного общества, с которым она разошлась в 1903 году.

Поздняя фамилия Татьяны Николаевны — Родненская.

— Мама, дядюшка Лев Николаевич…

Она лежала под белым пододеяльником, согнув колени, откинув голову — маленькая, как птичка, с ручками — косточками, легкими, но уже и до того слабенькими, что с трудом поднимала их; глаза ее всякую минуту смотрели вдаль, ею только и различимую. Она нужна была лишь Анне Яковлевне, заботившейся о ней со старозаветной преданностью. С нею были тихие прерывистые беседы, она была посвящена в мелочи и повороты ее жизни, и она, одна во всем городе, могла и посочувствовать Татьяне Николаевне и, когда надо, пожалеть. Когда смотришь на фотографии собравшейся вместе семьи, на запечатленные мгновения родственного или дружеского чаепития в каком?то обжитом местечке, то кажется, что перед тобой люди одинаковой доли, настроения, счастья, биографии и дальнейшей судьбы, но ведь это не так: у каждого свое и каждому наречен свой конец. Иллюзия мгновения! Никто, говорит мудрец, не примечает ежедневной последовательности перемен. Приезжала она с матерью в Ясную Поляну — там все кружились возле Толстого, обедали, гуляли, разговаривали: о думе, о брате Николае Николаевиче, о Филарете Московском, о том, как Лев Николаевич перед поездкой на Кавказ получил от него образок; говорили о крепостном праве, о том, кто каким был в молодости; что?нибудь читали вслух. Как случилось, что ничего этого уже давно нет?! Надо глотать лекарства и смиряться пред веком человеческим.

— Почитайте дневники мамы моей… Или тетушки Сони. Софья Андреевна любила маму…

«Привезла в Я^СНУ^Ю Вареньку Нагорнову, это милое, светлое создание. Ей были все рады, и она сегодня уехала…» (20 марта 1891 года).

«…Сшила сегодня юбку черную Варечке Нагорновой, этой милой беспомощной племяннице Л. Н. Ей пятьдесят лет, и в ней что?то детское. Играем с ней в четыре руки…» (1901 год).

«Читали «Дневники» Вари Толстой (Нагорновой) и себе, и вслух Льву Н — чу. Очень хорошо» (13 апреля 1907 года).

«Приехала Варя Нагорнова с сыном, внуком и дочерью» (28 июня 1912 года).

Там, где они жили когда?то одной большой семьей, где все было наше, еще хранившее родословные следы, уж сколько лет по всем тропинкам и аллеям текут ручейки паломников, а их на толстовской земле нету, одни на погостах, другие в далеких городах…

«На девяносто седьмом году жизни в нашем городе скончалась Татьяна Николаевна Родненская, внучатая племянница Л. Н. Толстого…»

Такого некролога мы не читали. Жила в Краснодаре полвека, работала как все, но никто ею не интересовался, никто никуда не позвал, ни о чем не спросил…

Такая молодость, столько родных лиц изо дня вдень, свет величия над Ясной Поляной, счастливое непредвидение будущего и… такая покойная пустота на закате дней в каком?то неведомом ранее южном казачьем городе…

— Мама… бабушка… дядюшка Лев Николаевич…

Где, когда увенчается последним вздохом наше житие? Возле кого?

Это у нее я взял и вложил в уста героя романа о Екатеринодаре: «Я всегда любила ходить по кладбищу. Одна старушка сказала мне: «Долго будете жить — раз кладбище чтите…» И дожила до такого срока, когда некому было сказать: «А помнишь?»

Никто не зашел к ней, ни о чем не спросил…

Вспоминаю ее, думаю: это все?таки какие?то другие люди были. Во времена Толстого. Но многие и наше время украсили, а мы их не поблагодарили даже вниманием.

Трудно забыть ее голос:

— Мама…бабушка… дядюшка Лев Николаевич…

И слышал я этот голос на улице Советской, здесь вот, рядом с библиотекой имени Пушкина, где всегда к нашим услугам сочинения Л. Н. Толстого.

24 июля 1986 года, пос. Пересыпь