11

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

11

Прекрасно осознавая, каким было христианство в прежние времена, отец Александр удивлялся бессмысленному и непродуманному стремлению людей XX века вернуться назад в средневековье. «Готовность вернуться в прошлое, — считал он, — происходит от лености мысли и от невежества. Людям кажется, что, скажем, в XVII веке было лучше, чем теперь. Что бы они сказали, если бы оказались в застенках XVII века?»

Духовность средних веков легко понять, если обратиться к церковному искусству, которое демонстрирует диаметрально противоположные подходы. Например, изображения Христа Пантократора на стенах некоторых храмов очень далеки от евангельского Иисуса.

Отец Александр полагал, что лик «с гигантскими страшными глазами, нависающий над толпой, мало похож на Христа, Который пришёл в мир и сказал: «Вы познаете истину и истина сделает вас свободными». Скорее это — Зевс–громовержец, Перун, — кто угодно, но не тот, кем был Христос».

Подобные изображения указывают на нераспространённость евангельских текстов в то время, на их непрочитанность иконописцами.

В одной из проповедей отец Александр говорил: «…люди хотят толковать близость Божию в соответствии со своими человеческим слабостями. Они хотят, чтобы эта близость была грозной по–человечески, как пророк Софроний описывает вторжение Божие, в то время, как воплощение Христа совершилось в истории совершенно иначе».

И, напротив, изображения Распятия, как писал батюшка, показывают нам «Сына Человеческого, прошедшего через все страдания мира и зовущего за Собой всех истинных крестоносцев. В Нём, по слову пророка, “нет ни вида, ни величия”. Он отдаёт всего Себя, торжествуя в муке и побеждая в смерти…» [87]. Также вывод об укоренённости в Евангелии школы Сергия Радонежского можно сделать на основании икон его ученика — преподобного Андрея Рублева. В иконах преподобного ясно видно его собственное отношение к Богу и отношение его учителя — святого Сергия Радонежского.

Бездуховные образы Зевса–Громовержца под именем Христа, часто встречающиеся изображения святых с грозными ликами, несомненно «вдохновляют подражать их гневу современных Торквемад от православия».

Фундаменталистские настроения, распространившиеся повсеместно, отец Александр связывает с изменой Библейскому профетическому духу. Животный психологизм мешает членам Церкви переосмыслить своё отношение к миру в свете Евангелия, преобразить своё существование Духом Любви и получить Божественную силу для новой жизни.

Именно лжехристианство, доставшееся России в наследие от дореволюционных времён, породило современный атеизм, который Церковь почему?то считает своим главным врагом. Отец Александр высказывал по этому поводу казалось бы парадоксальную мысль, утверждая, что «атеизм — это великий дар Бога миру», который помогает народам прояснить их веру и предохраняет христианство от заскорузлости и омертвения.

Батюшка считал, что мы должны быть благодарны антирелигиозной пропаганде, поскольку она помогла нам увидеть наши грехи. Это было полезно, «потому что церковные историки часто замалчивали теневые стороны церковного прошлого» [88].

На самом деле все идейные, духовные катастрофы нашего столетия были подготовлены в дореволюционное время с его затхлой несправедливой жизнью. «Консервативные силы, включая церковные, — говорил отец Александр, — держали тогда народ в состоянии стагнации, неподвижности». Церковь своими руками отдала динамичное мироощущение, завещанное нам в Откровении Священного Писания, атеизму и религии прогресса. Батюшка не считал атеизм какой?то новой ступенью сознания, но предлагал его изучать, чтобы уметь вскрывать существующие духовные проблемы.

Когда не перечитывают Библию и не приспосабливают к жизни церковное предание, изначально христианские идеи присваивают и извращают враги Церкви. Так произошло с идеей социального равенства, от которой средневековое и более позднее христианство отказалось в интересах господствующих классов.

Всё было отнято у Церкви, когда она не захотела заниматься социальными задачами, отстаивать справедливость, учить народ Слову Божьему. Именно тогда борьбу с неравенством, с ложью, с неграмотностью, с нищетой, с национальной и религиозной нетерпимостью взяли на себя атеисты. Другое дело — во что это вылилось, но прийти к власти и сохранять её так долго коммунисты смогли именно потому, что «неощутимой» вере Православной Церкви они противопоставили декларацию ясных и понятных человеку идей. И неудивительно, что церковная религиозность была объявлена «опиумом» народа.

Духовная деградация неминуемо закончилась обнищанием и в материальной сфере. Отец Александр полагал, что если человеческая природа не испорчена, улучшение материальных условий должно возбуждать все её положительные качества, давать ей возможность развиваться. Но впереди всегда идёт улучшение духовного климата, изменения в нравственной сфере, борьба со злом внутри нас.

Некоторые считают, что бедность и несчастья России — признак её особого духовного призвания. Но это не библейский подход. Напротив, нищета — очевидный признак того, что душа народа отстаёт в развитии. Святой Иоанн Кронштадтский писал, что «истинное христианство и на земле водворяет благополучие» [89]. А преподобный Серафим Саровский, отвечая на вопросы Мотовилова, говорил: «Не укоряет Господь за пользование благами земными…» и далее: «По положению нашему в жизни Земной мы всегда требуем того, что успокаивает нашу человеческую жизнь и делает удобным и более лёгким путь наш к Отечеству Небесному». «Нет ничего на свете лучше благочестия, соединённого с довольством… Церковь святая молится, чтобы это было даровано нам Господом Богом».

Таким образом, атеизм советской идеологии и материальное неблагополучие страны метафизически между собой связаны и, несомненно, являются продуктом нашего собственного недостоинства. Поэтому батюшка направлял всю свою пастырскую работу на борьбу не с внешними врагами, а с фальшивым христианством внутри каждого из нас. В одной из проповедей он приводил такие примеры:

«Были люди, которые слепо верили в обычаи, традиции, обряды, — но чем это кончилось? Вспомните о тех, кто считал, что крестное знамение следует совершать только двумя пальцами (наши старообрядцы). Они сами были готовы погибать, становиться жертвами, преследовать других. Их противники также их гнали, и все были неправы… Это была слепая приверженность, но не к Богу, не к Его заветам и, по существу, не к Его Евангелию. Это была слепая, неразумная, нерассуждающая вера, превращающаяся в окостенение, в злобу, в фанатизм».

Убеждение некоторых оппонентов отца Александра, что он должен был в первую очередь бороться с безбожной властью, основаны как раз на ложном понимании атеизма как главного противника Церкви. Для батюшки главный враг был не вне Церкви, а внутри неё — плохие христиане.

Отец Александр часто вспоминал Ницше, который взбудоражил богословскую мысль, потребовав от Церкви ответа. Философ видел крайнюю духовную незрелость так называемого «христианского общества» и одновременно амбициозную претензию Церкви говорить о себе только приятное. Он заявлял, что в истории был всего лишь один Христианин, и Тот умер на кресте. Но XX век ответил на вызов Ницше, брошенный им в лицо Церкви. Ответ был дан новым поколением святых и мучеников — святых, открытых к миру. И среди них — отец Александр Мень.