4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4

Понимание, сколь тяжело его современникам найти ответы и помощь у священников, в немалой степени способствовало решению отца Александра стать пастырем интеллигенции.

Батюшка глубоко чтил память отца Сергия Булгакова. В 70–80–е годы в его приходе духовно окормлялась монахиня Иоанна (Рейтлингер), известный иконописец. До 1950 года она жила во Франции, была духовной дочерью Сергия Булгакова и даже присутствовала при его кончине. Приехав в Россию, она через какое?то время стала прихожанкой отца Александра.

Живя в Ташкенте, она постоянно переписывалась с батюшкой, имела с ним удивительное духовное общение; пока позволяло здоровье, каждое лето приезжала в Москву и тогда старалась как можно чаще посещать его службы. Она чувствовала, что у отца Александра было много общего с отцом Сергием Булгаковым.

Именно Булгаков сформулировал мысль, ставшую отправной точкой в служении отца Александра. В своей книге «На пиру Богов» С. Булгаков писал: «Без интеллигенции Русская Церковь не выявит того, что она призвана выявить». А ещё прежде В. Соловьев обращал внимание на то, что «Церковь должна вновь привлечь и притянуть к себе “лучших людей” из образованного общества, отдалённых от истины христианской тем образом мертвенности и распада, который эта истина приняла в нынешней учащей Церкви» [13].

И отец Александр связывал свои надежды на изменение духовного климата в России именно с приходом в Церковь интеллигенции. Во–первых, потому что её представители могут перерасти стадию патриархального коллективизма — серьёзное препятствие на пути личного преображения. Во–вторых, потому что предназначение интеллигенции — формировать и устанавливать идеалы.

Хотя отец Александр навсегда останется пастырем интеллигенции, это не означает, что он был пастырем советской элиты. Среди его прихожан было много инженеров, врачей, студентов, учителей, начинающих филологов и философов. Были и настоящие большие учёные, художники, писатели, поэты, музыканты. Но таких было немного. Батюшка говорил, что он не коллекционирует знаменитостей, ему одинаково дорог каждый человек в приходе, и это было правдой.

Среди учеников отца Александра было довольно много людей с техническим образованием. Ему было близко и понятно присущее им научное, строгое мышление, и нет ничего странного в том, что он — священник, историк религии, библеист — прекрасно разбирался в проблемах современной биологии, психологии, физики. Это позволило отцу Александру написать «Истоки религии» — книгу, направленную против известного советского тезиса о противоречии религии и науки. Вот пример замечательного высказывания в одной из бесед: «Бог, “диффузно” открываясь в природе, в человеческой мудрости, затем открылся личностно в Христе Иисусе, Который сперва локализовался в определённой точке в определённый момент времени, а потом эта локализация взорвалась Воскресением. И сегодня для нас Господь здесь и теперь».

Батюшка считал, что и к Библии, и к природе нужен одинаково научный подход, состоящий в том, чтобы не только видеть поверхностное, бросающееся в глаза, но стремиться постичь за суммой фактов глубинную суть вещей.

В книге «Сын Человеческий» отец Александр пишет: «Призывный свет Царства горит вдали, но в то же время отблески его рядом с нами: в простых вещах и событиях жизни, в радости и скорби, в самоотверженности и одолении соблазнов. Предчувствие его — в звёздах и цветах, в весенней природе и золоте осени, в кипении прибоя и ливнях, в радуге красок и музыке, в смелой мечте и творчестве, в борьбе и познании, в любви и молитве…»

Жизнь устроена так, чтобы мы смогли полюбить Господа. Сначала люди воспринимают все прекрасные стороны жизни: молодость, дружбу, любовь, природу; потом потихоньку начинается увядание телесное, материальное. В это время человек должен понять, что та красота, которую он видел, была отблеском небесной Славы. Ему даётся время, чтобы прочувствовать и осознать сокрытую в природе Тайну, а потом вознести своё сердце к Тому, Кто является Источником всей красоты и любви на земле.

Подлинное научное мышление, по мнению отца Александра, не снимает покровы, но приводит нас из области загадок природы к тайне природы. Отношение батюшки к науке свидетельствует не столько о его эрудиции, сколько, прежде всего, о его непоколебимой вере. Ему была бы близка мысль Эйнштейна: «Я хочу узнать, как Господь создал этот мир. Мне не интересно отдельно то или иное явление, спектр того или иного элемента; я хочу узнать Его мысли. Все остальное детали» [14].

Батюшка испытывал истинное благоговение перед непостижимостью тайн мироздания. Когда человек, не понимая чего?то, может сказать: «здесь тайна» — это предполагает веру более глубокую, чем у того, кто пытается гностически объяснять отношения между Личностями Святой Троицы. Вера гностика основана на уме, а вера отца Александра зиждилась на чувстве Богоприсутствия.

В лекции, прочитанной в клубе для физиков, он настаивал, что борьба между разумом и верой — это конфликт, разрушающий целостность человека! На самом деле такого конфликта быть не должно. Современный исследователь творчества Эйнштейна пишет: «Функции религии (убеждения и ценности) и науки (знания и технические способности) расположены на совершенно разных уровнях и, следовательно, не могут конфликтовать до тех пор, пока мы ошибочно не разрушим или не смешаем эти уровни (что не единожды случалось в истории человечества).

Если вы можете узнавать эти разные уровни, то очевидно, что эти два процесса скорее поддерживают, чем препятствуют друг другу» [15]. «Теперь, когда сферы религии и науки чётко разделены, между ними тем не менее существует сильное обоюдное родство и зависимость. Если прерогатива религии — определение цели, то средствам её достижения — в широком смысле — религия научилась у науки. Наука, в свою очередь, создаётся теми, кто вдохновлён стремлением к истине и пониманию. Источник этих чувств берет своё начало из недр религии» [16]. Сочетание знания и веры, как это было у Ломоносова, — вот идеал отца Александра!

В 70–е годы, которые принято называть периодом «застоя», духовный фон в обществе стал ещё страшнее. В это время отец Александр очень сетовал, что в стране пропал всякий (даже языческий) идеализм. В научной сфере энтузиазм карьеры и степеней превысил все мыслимые пределы. Батюшка искренне сожалел о том, что уже не встретишь учёных, готовых пожертвовать личным благополучием ради своего любимого дела. Хотя идеалистический культ науки был чужд его вере, но он был понятен его душе как что?то человеческое, возвышенное и чистое.

Про науку он говорил, что «это подвиг, который требует от человека многих сил и горячей заинтересованности. Всякий подвижник, всякий человек идеи, который воплощает свою мысль в деле, должен вызывать у нас восхищение». Но в науке, как и в вере, не должно быть профанации, заниматься наукой можно только, если сам процесс мышления рассматривается как обучающий и доставляющий истинное наслаждение.

Отец Александр всячески поощрял занятия наукой, если видел подлинный интерес к ней, и, напротив, предлагал изменить свой жизненный путь тем людям, которые использовали работу в науке как престижное средство заработка. Он весьма скептически относился к трате времени на защиту диссертаций, если это было лишь ступенькой в карьере, средством улучшения материального благосостояния. Когда человек вступал на этот путь, батюшка полагал, что он, как минимум, занимается не своим делом. Более того, считал, что человек, который так поступает, неминуемо окажется в духовном тупике. Тут у него была твёрдая позиция.

Конечно, из этого не следует, что отец Александр поощрял всякий идеализм и сам был идеалистом. Нет, просто в его иерархии ценностей идеализм стоял выше материализма, выше цинизма и скептицизма. Вершиной же этой иерархии был богочеловеческий идеал, преображённая и обоженная Плоть — Христос.

Таким образом, батюшка не вёл своих духовных чад по проторённой дороге. Он понуждал взойти на новую и трудную ступень, необходимую для формирования духовного осознания, которое можно будет передать следующим поколениям.

При этом он считал важным находить золотую середину — сочетать самое лучшее, что есть в наследии Церкви, ничего не отбрасывать из достижений традиции, и одновременно идти дальше, освобождаясь от оков статической религиозности, возвращаясь к чистоте Евангельского смысла.

Однажды в юности с отцом Александром произошёл такой случай. В лесу, на болоте он вышел на едва заметную тропинку, по которой только и можно было пройти. И у него родился сходный образ духовного пути: надо идти, не оступаясь ни вправо, ни влево. Сколько у батюшки было соблазнов: уйти в науку, в политику, в искусство…. Или заняться чистым богословием, переводами. Можно было и наоборот: кинуться на амбразуру — вместе с диссидентами выступать против притеснения верующих. Но идти по срединному пути — труднее всего. На батюшку всегда нападали и «левые» и «правые». Позже он написал в своём шеститомнике по истории религий: «Положение умеренных, как и во все критические эпохи, было наиболее шатким… И сегодня крайние позиции являются наиболее удобными психологически».

Если бы он занял какую?либо крайнюю позицию, это было бы предательством по отношению к его призванию; в нём погибло бы то, чего хотел от него Господь. Значит, надо было идти очень аккуратно, не сходя с избранного пути. Как может человек идти по этой дороге, не оступаясь? Батюшка говорил, что он не должен идти в темноте. Он должен идти осторожно и твёрдо. И при свете. Свет — от Слова Божия. Отец Александр углублял свои знания о нём постоянно. И так же наставлял своих учеников — руководствоваться светом Священного Писания.