2. На Ордненс Террас

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. На Ордненс Террас

Достаточно было взглянуть, например, на джентльмена, вышедшего из таверны «Белый Конь» и шедшего мимо ратуши, чтобы убедиться, во-первых, в том, что он клерк, и, во-вторых, что ему нет ни малейшего дела до четемских леди, хотя он далеко не достиг критического возраста.

Джентльмену около тридцати пяти лет, пожалуй, даже меньше. Овальное лицо с карими глазами и узким носом миловидно. Слабый, женский рот, очень маленький, с припухлой нижней губой, и маловыразительный подбородок не обнаруживают в джентльмене силы характера. Одет он в нанковый синий фрак с золочеными пуговицами, на нем песочные брюки, тоже из нанки. Крахмальный воротник рубашки доходит до щек, концы черной шелковой косынки запрятаны под жилет, открывая манишку. Плоская шляпа с низкой тульей и сильно закругленными полями чуть сдвинута на затылок, и на лбу вздрагивает курчавая прядь, когда джентльмен кивает головой многочисленным знакомым и дружески помахивает рукой.

Он идет мимо ратуши не вполне твердой стопой. Он не качается, но все же его походку нельзя назвать уверенной. И карие глаза чуть больше воспалены, чем полагается, даже если принять во внимание, что джентльмен просидел, не разгибая спины, весь день за своим столом где-нибудь в одной из канцелярий, щедро насажденных в Четеме адмиралтейством.

Джентльмену жарко, он вытирает лицо красивым фуляровым платком, смотрит на часы, вознесенные на башенке ратуши, и решительно убыстряет шаг. Но посещение «Белого Коня», откуда он вышел, не способствует быстрой ходьбе, он вздыхает, машинально помахивает рукой, машинально восклицает: «Хелло, Билль!» и снова замедляет шаги.

Тут он восклицает, на этот раз не машинально:

— Чарли! Откуда ты?

Хрупкий, невысокий мальчик лет восьми, с большими темно-голубыми глазами, в светлокаштановых кудрях, заворачивает из-за угла на Хай-стрит.

— Я… я… домой.

Мальчик запинается. Но если отец идет по Хай-стрит и не может быть одновременно в двух местах, значит он, Чарли, не опоздал к обеду. Поэтому он сознается более твердым голосом:

— Я был на состязании. Мальчики мистера Джайльса играли с мальчиками миссис Боль.

— В шарики? — спрашивает джентльмен.

— Да.

— Кто же победил? — снова спрашивает джентльмен и дружески берет Чарли за руку.

Вот теперь Чарли чувствует, что отец не совсем твердо держится на ногах. Он знает виновника. Это — эль, светлое крепкое пиво, которое отец так любит.

— Мистер Джайльс. Я советовал мальчикам миссис Боль не играть, но они мне отвечали, чтобы я не совался со своими советами, раз я не играю. Ты знаешь, папа, у меня ничего не выходит, когда я начинаю играть в шарики или в крикет. Они говорят, что я не спортсмен.

Мальчик огорчен своими неудачами в игре. Отец переводит разговор на другую тему:

— Ну, расскажи, дружок, о спектакле. В театре ты был с доктором?

Сегодня они еще не виделись. Вчера отец пришел поздно, позже даже, чем Чарли из театра, а сегодня он спал, когда Чарли ушел в школу.

— Как это замечательно, папа! Знаешь, когда герцог Ричмонд убил мечом короля Ричарда, я чуть не закричал. Я даже зажал себе рот рукой.

— Нельзя быть таким нервным, дружок, — говорит отец.

— На моем месте ты сделал бы то же самое! Они дрались около нашей ложи. Совсем близко. Я даже схватил Джемса за руку.

— Доктор взял с собой и Джемса?

— Конечно. С нами была также тетя,

— Ах вот как!

Военный хирург доктор Лемерт живет по соседству и часто бывает у Диккенсов. Его сын Джемс лет на восемь старше Чарльза, но дружит с ним, несмотря на разницу в летах. А доктор Лемерт — вдовец, и ему нравится бывать у Диккенсов, потому что с ними живет миссис Эллин, тоже вдова, сестра матери Чарльза.

Чарльз сжимает руку отца.

— Вчера я кончил «Перигрина Пикля». Я так и знал: Смоллет поженил его на Эмили. У Фильдинга, ты помнишь, Том Джонс тоже женился в конце книги на Софи. Почему они всегда женятся, папа?

— Ну… не всегда, — неуверенно говорит отец и почему-то вспоминает доктора Лемерта. Кажется, доктор в самом деле женится на тетке Чарльза.

— Дон-Кихот не женился, это верно. Но даже Робинзон Крузо женился. И Смоллет женил Родрика Рэндома. А в «Хемфри Клинкере» он всех переженил. Вот видишь, я прав.

Джон Диккенс нашел нужный ответ, хотя сегодня выпил эля чуть больше, чем обычно.

— Ну, что ж, дружок, и ты женишься, когда станешь взрослым…

Чарльз опускает голову, и перед ним возникает золотоволосая Люси. Он влюбился в Люси Строгилл еще два года назад почти мгновенно, когда ее привел к Диккенсам брат Джордж, товарищ Чарльза, насладиться волшебным фонарем. Да, он женится на Люси. Но она кокетка, она любит дразнить его. А все-таки он женится на ней.

Они идут мимо конторы пассажирских карет Тимпсона. Чарльз любит этот овальный плакат, выставленный в окне. Пассажирская карета Тимпсона битком набита пассажирами в нарядных костюмах. Все очень веселы, по-видимому, потому что едут в карете Тимпсона.

В карете Тимпсона Чарльз ездил в Лондон смотреть клоуна Гримальди. Его возил все тот же милый доктор Лемерт. И теперь Чарльз снова вспоминает поездку в Лондон к Гримальди.

— Я стану актером, когда вырасту, — говорит он.

И думает: он станет таким же знаменитым, как Гримальди, и Люси будет восхищаться им. А может быть, он будет играть на сцене герцога Ричмонда, это тоже неплохо.

Отец не улавливает связи между решением Чарльза стать актером и плакатом пассажирской кареты и поездкой Чарльза в Лондон. Он что-то бормочет и, наконец, говорит:

— Вот мы и дома.

Они подходят к Ордненс Террас — к Артиллерийскому валу. Так называется улочка, на которой находится дом, где проживают Диккенсы.

Вся семья уже ждет их в столовой. Десятилетняя Фанни собирает со столика тетрадки, она прилежна; и в ожидании обеда уже села за приготовление уроков. Летиция — ей пятый год — голодна, она немедленно усаживается за стол, повязывает на шею салфетку и вооружается ложкой. Мать бросает косой взгляд на лицо Джона Диккенса, устанавливает, что он уже побывал в «Белом Коне», и поджимает губы. На коленях у нее ребенок, ему не больше полугода. Около нее, в коляске, спит маленькая Херриет.

Джон Диккенс особенно любит детей, когда опаздывает к обеду, а это случается с ним очень часто. Он нежно целует малютку Фредерика в темя и осведомляется о здоровье горячо любимой жены.

— Прекрасно! Но ты опять опоздал, Джон. Мы умираем с голоду. А ты, Чарльз, почему не пришел раньше?

— Я знал, что папы еще нет, — пытается вывернуться Чарльз.

— Знал? Откуда же ты мог знать? Не выдумывай, Чарльз, — раздраженно говорит мать.

Но Чарльз «выдумывает» неискусно, он не умеет лгать и это знает. В самом деле, откуда он знал, что отца нет дома? Лучше было бы сказать правду: был на состязании в шарики, и всё тут. Но теперь уже поздно. Он вздыхает и молчит. Потом идет к своему стулу и старается не смотреть на мать.

За обедом отец весел, он говорит много и явно пытается смягчить раздражение супруги.

— Ты можешь себе представить, дорогая, у нас в канцелярии сегодня завязался жаркий спор. Я тебе говорил про мистера Хоуэлла, это такой тихоня, всегда молчит, но клерк он исполнительный, ничего не скажешь. Так вот этот самый мистер Хоуэлл сегодня вдруг объявил, что решительно согласен с петициями о свободной торговле, — помнишь, я тебе говорил месяц назад об этих петициях? Не помнишь? И в Лондоне, и в Глазго, и в Манчестере, моя дорогая, были составлены этакие петиции о том, что вся беда в стране, нищета и прочее, зависит исключительно от отсутствия свободной торговли. Забыла? Ты подумай: должно быть, те, кто составляли петиции, обдумали со всех сторон этот вопрос, вполне допускаю, но спрашивается, какое отношение имеет к свободной торговле мистер Хоуэлл? Никакого! Но ты бы посмотрела этого тихоню! Я, говорит, скорей умру, но не откажусь от своего убеждения, что петиция совершенно необходима. И все зло в стране от протекционизма. Я тебе, кажется, объяснял, что называют протекционизмом. Мы все диву давались, когда смотрели на нашего мистера Хоуэлла. Чтобы подразнить его, мистер Тиллет сказал, что свободная торговля и все эти петиции — пустая затея. Поверишь ли, мы испугались. Лицо у нашего тихони налилось кровью, он постучал пальцем по столу и сказал страшным голосом: «Я бы, — сказал он, — не советовал мистеру Тиллету говорить о том, чего он не понимает». И при этом так посмотрел на мистера Тиллета, что тот не знал, куда деваться. Вот тебе и тихоня, как тебе нравится этот случай, моя дорогая?

Но этот случай никак не нравился миссис Диккенс, он ее совсем не заинтересовал, и монолог мистера Диккенса не достиг цели. Тогда Джон Диккенс переменил тему. Сегодня он немало времени посвятил размышлениям о том великолепном будущем, которое ждет «наших старших дорогих малюток» — Фанни и Чарльза.

Раздражение миссис Диккенс, вызванное ежедневными визитами супруга в «Белый Конь» и запозданием к обеду, не угасало. Она недоверчиво посмотрела на супруга, когда тот сообщил о предмете своих размышлений. Но это недоверие не остановило любящего отца.

— О! Я не сомневаюсь, что Фанни станет великой музыкантшей, — говорит он, прожевывая говядину, — я слышал недавно ее пассажи, и скажу по совести, ушам своим не верил…

Оставалось тайной, где мог слышать любящий отец пассажи Фанни, которая училась игре на фортепиано, но ходила к дешевому учителю музыки на другой конец городка.

Тем не менее Джон Диккенс, охваченный любовью к «старшим малюткам», продолжает:

— Что касается Чарльза, то мы, дорогая, не можем сомневаться. Из него, я убежден и готов биться об заклад на три бутыл…

Он осекся. Миссис Диккенс еще плотнее поджала губу. Джон Диккенс заторопился:

— Я хотел сказать, что из Чарльза выйдет обязательно писатель, моя дорогая. Он меня поражает своими знаниями в изящной литературе… Решительно поражает! Он помнит столько очерков из «Зрителя» и «Болтуна», он помнит содержание всех романов Фильдинга, Смоллета, решительно всех…

Чарльз привык, что таланты его и Фанни приходят отцу всякий раз на память, когда надо растопить ледяное молчание матери. Этот разговор, вернее монолог отца, он слышал не раз.

— Что случилось со стариком Фильдингом? — слышится голос в дверях.

Это голос доброго, тучного доктора Лемерта. Доктор входит, окидывает взглядом комнату, устанавливает, что миссис Эллин еще нет, здоровается с мистером и миссис Диккенс, ласково щиплет за щеку детей и садится поодаль от стола. Конечно, он будет ждать прихода миссис Эллин.

— Я говорю, Лемерт, что Чарльз обязательно будет писателем. Он чрезвычайно начитан. Как вы находите?

— О да, Чарльз очень начитан, — соглашается доктор Лемерт. — Недавно он мне рассказал содержание нескольких очерков Вашингтона Ирвинга.

Чарльз не в первый раз слышит о своей начитанности.

— Я буду актером, — говорит он.

Отец допускает и ату возможность.

— Очень возможно, очень возможно! — восклицает Джон Диккенс и искоса поглядывает на жену.

Ее лицо понемногу обретает обычное выражение. Она не умеет сердиться долго.

Отец обращается к доктору:

— Может быть, он и прав, ваш любимец. Вы помните, Лемерт, как он пел комические песенки, когда был совсем малюткой? Правда, песенки были не совсем подходящие для его возраста, но я тогда же понял, что он очень способный, и я почти уверен, что он может стать крупным актером. Актером или писателем! Он меня очень развлекает своими рассказами.

Доктор ласково посмотрел на своего любимца и встал. Вошла миссис Эллин, ради которой он является ежедневно к Диккенсам.

Когда миссис Эллин уселась за стол, доктор сказал:

— Вы правы, Диккенс. Я затрудняюсь сказать, видел ли я когда-нибудь столь же наблюдательного ребенка, как Чарльз.

Итак, вместо основательной нахлобучки за опоздание, Чарльз получает похвалы пригоршнями. И все это благодаря пристрастию его милого отца к таверне «Белый Конь». Он прекрасно понимает, что, не будь раздражения матери, его милый отец не пытался бы отвлечь ее внимания рассказами о его, Чарльза, талантах. Это не в первый раз. Но сегодня, пожалуй, отец увлекается приятной для Чарльза темой больше, чем обычно. Пришпоренный репликой доктора Лемерта, Джон Диккенс погружается с головой в свои отцовские чувства и заботы. Он вдруг говорит жене:

— Скажи, моя дорогая, не думаешь ли ты, что Чарльза и Фанни следует поместить в другую школу?

И Чарльз и Фанни посещают школу для мальчиков и девочек. Ее содержит некая богобоязненная старая леди, взимающая за учение по девяти пенсов в неделю с каждого ученика. Чарльз очень не любит эту школу, там невыносимо скучно, а особенно не любит он отвратительного мопса, который так противно хрипит, когда пройдешь мимо него, возлежащего на ватной подстилке в коридоре…

— Эта школа не годится для наших детей. Им нужна лучшая, — торжественно заключает Джон Диккенс. — Вы не находите, Лемерт?

Доктор Лемерт согласен. Согласна и миссис Эллин, тетка, согласна и миссис Диккенс. Но откуда взять деньги для уплаты в другую, лучшую, школу? Ведь за обучение Фанни игре на фортепиано тоже приходится платить.

Миссис Диккенс согласна, и о деньгах она не упоминает. Она умеет так же не заботиться о деньгах, как и мистер Диккенс.

— Чарльз очень хочет учиться, — вставляет доктор, — Он мне говорил, что готов учиться всю жизнь. Не так ли, Чарли?

Чарльз кивает головой.

— Значит, решено! Надо будет поискать другую школу, — заключает Джон Диккенс. Его обуревают родительские заботы, и сейчас не время думать о презренных шиллингах.