Сараевская катастрофа, май 1992 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сараевская катастрофа, май 1992 г.

Когда в связи со служебной необходимостью Ратко Младич 9 мая 1992 г. был назначен начальником штаба и одновременно заместителем Командующего Вторым военным округом, гарнизон Сараево (это было после гибели военнослужащих Югославской Народной Армии на Доброволячкой улице в Сараево), он застал катастрофическую ситуацию в рядах оставшихся солдат и офицеров ЮНА.

Те, кому удалось выбраться из моджахедского котла, из гарнизонов тогдашней ЮНА и вообще из Сараево, были размещены в лагере у Црна-Риеки. Обезумевшие, отчаявшиеся, ожесточённые. Страдающие и боящиеся, что жертв будет ещё больше, ожидающие нового погрома со стороны полицейских Алии и членов Патриотической Лиги — военного формирования только что признанного мусульманского государства БиГ.

Те же несчастные, которые ещё оставались в осаждённых казармах, подчинённых непосредственно Генеральному штабу в Белграде, разрывались между ужасной реальностью и приказами, рождёнными незнанием и неспособностью ориентироваться в обстановке, выводящими их из казарм прямо на жуткую гибель и мучения. Одна такая катастрофа произошла под командованием генерала Неделько Бошковича, посланного Генеральным штабом в помощь из Белграда.

Об этом существуют записи телефонных разговоров Младича с его офицерами, которые прослушивали некоторые спецслужбы. Запись показывает, как Младич был рассержен, узнав из телефонного разговора, что «… колонну из казармы «Джонича», вышедшую в 21 час, разметали по всему Сараево… Разбили её… И от 170 машин осталось двадцать… Бошкович вошёл в казарму с мегафоном и сказал: «Вы — моя армия! За мной!»

На это рассерженный Младич сказал:

— Слушай, передайте остальным командирам, пока я не вернусь и не отдам приказ, чтобы не выходили из казарм, даже если им сам Господь Бог что-то гарантирует…

Желько: Слушаюсь, товарищ генерал!

Младич: Эх, товарищи мои… и дай мне Жикича!

Желько: Товарищ генерал… Он определенно не в себе…

Младич: Хорошо, успокойте там его…

Желько: Ну да, здесь врачи, они постараются…

Младич: И зачем, дуралей, вышел из казармы, когда я ему говорил, чтоб не выходил без моего приказа? Зачем их выпустил? Сколько машин выехало?

Желько: Около 150… добрались 27.

Младич:… Где Толимир?

Желько: Толимир только что вышел из здания.

Младич: А где силы СООНО?

Желько: Вот, здесь только полковник Гагович.

Младич: Дай мне Гаговича!

Гагович: Слушаю, товарищ генерал!

Младич: Гагович, ну что же вы? Как такое могло случиться…

Гагович: Могло, могло, товарищ генерал, так и бывает, когда дураки командуют и никого не слушают, а только на своём настаивают, пусть они хоть сто раз генералы! (…) Мы ему говорили, товарищ генерал, не надо ехать сегодня вечером, подождите до завтра, а завтра всё решим, но он всё в таком духе — я отвечаю, я федерал, я то, я сё… и вот сейчас у нас и погибшие, и раненные, и попавшие в плен, и показывают на весь мир, как те кричат: «режьте всех, кто попал вам в руки», и так далее…

Младич велит передать Бошковичу, что тот ответит головой, если не выведет войска в целости и сохранности.

Гагович опять объясняет: целый день ему говорили, передавали. Этот малый, Жикич совершенно не виноват, он не хотел никуда двигаться, пока тот со своим мегафоном не объявил, мол, если не уйдёте из казармы, то вас вообще спишут со счетов, и т. д— и привёл с собой в казарму 50–60 МВД-шников… И вот, теперь у Жикича вообще нервный срыв… Это просто идиотизм, это хуже, чем предательство…

Младич: Гагович, прошу вас, передайте Попаре, передайте генералу Барошу, и этим в Пазариче, чтобы не рисковали головой и не двигались, пока я не дам команду идти.

Гагович: Товарищ генерал, мы им это передали, я сам только что сказал это Барошу, их обстреливают сейчас с какой-то высотки зажигательными бутылками, сказал ему, чтобы стрелял в сторону этого здания из орудий, чтобы не плакался и не скулил как трус, а защищался наконец.

Младич: Точно, Гагович, пусть расчистит всё перед собой, чтобы не могли их достать ни машина, ни снайпер, ни бутылка… Передай моё распоряжение, а если это продолжится, позвоните Миловановичу и пусть прикажет открыть огонь. Милованович пусть мне звонит и докладывает, я буду отсюда регулировать (…) мать их, воспользовались, что меня сегодня там нет и поубивали и тех гражданских сегодня, это всё их грязное дело.

Гагович: Конечно, их рук дело, никто из нас не выпустил ни единой пули, а тем более гранаты…

Младич: А ты говорил с генералом Паничем? Звони ему сейчас же и всё это ему расскажи. Я еду к нему.

После этого записан разговор генерала Ратко Младича с доктором Борисавом Йовичем, который тогда был председателем Президиума СРЮ.

Младич тогда находился в Оперативном центре Генерального штаба в Белграде.

Йович: Ну, хорошо, я слышал вашу информацию про ту резню. В чём дело? Это новобранцы из казармы «Маршал Тито» или военные?

Младич: Нет, это из казармы «Юсуф Джонич».

Йович: Так это призывники или армия?

Младич: Армия, наши дети, неважно, кто именно. Во-первых: генерал Бошкович, вопреки договоренности и превышая свои полномочия, самовольно, якобы по приказу и с одобрения Генерального штаба, приказал выходить, чтобы любой ценой вывести людей, и это несмотря на моё предостережение вчера вечером и сегодня утром, что на колонну непременно нападут, что уничтожат(колонну и одну, и другую, и третью. А сегодня воспользовались моим отсутствием, и вот что показывают, эту бойню в Сараево на улице Васе Мискина-Црног — видите, что большинство ранений у них — в нижнюю часть тела и ноги, и сделали это, вероятно, намеренно, дождались их и активировали противопехотные осколочные мины направленного действия, потому что именно они наносят такие ранения.

Заранее привезли телевидение.

Видите, показывают воронку в тротуаре, потому что мои части не действовали, я за это вам ручаюсь, и это убийство устроили они. Позорят нас на весь мир, якобы это мы делаем и федеральная армия, а сами подготовили нападение на колонну.

Генерал Бошкович поехал с моим офицером из штаба, полковником Толимиром, с министром правосудия Момо Мандичем из правительства Республики Сербской в Боснии и Герцеговине и полковником Чадом, с охраной, на переговоры сегодня утром. Между тем они доехали только до СООНО, а оттуда Бошкович самовольно, потому что они не хотят разговаривать ни с нашей армией, ни с народом сербским, он один самовольно отправился на переговоры с Алией и его штабом, и там делает страшные заявления, даёт страшные обещания, не зная, ни что подписывает, ни как подписывает.

Подписал, что мы полностью оставляем всё вооружение, так мне доложили, и он поехал выводить гарнизоны. Пошёл сперва в казарму с сотрудниками МВД, представителями штаба Алии и их дьявольской армии, не так, как делалось до сих пор, и стал выводить колонну. Когда ему комендант, тот капитан Жикич, возразил, что на это нет приказа, что это небезопасно и что существует вероятность нападения на колонну, он (Бошкович. — Прим. пер.), как уполномоченный представитель Верховного командования, по мегафону объявил войскам и командирам, что это федеральная армия (СРЮ), что они должны его слушаться, в противном случае их потом никто не сможет вытащить отсюда. Вышел с людьми в 21 час, после наступления темноты, и вывел 157 машин, оставив там 24 неисправных, повёл людей на смерть. Стоило колонне выйти, как она подверглась нападению и была разбита на части. Двадцать семь машин пошло на Лукавицу, а 67 — на Илиджу. Про 63 машины с людьми ничего не известно, но у нас имеются точные сведения, что один солдат убит, четверо ранены, а по связи слышны приказы «режь, жги, убивай», и вероятно в этих 63 машинах никто не выживет, или вопрос, выживет ли хоть кто-то…

Йович: А сколько людей в одной машине?

Младич: Может быть двадцать человек, 16, 15, в зависимости от машины. Бошкович эту свою безумную идею хочет реализовать любой ценой. Я ему говорил: Бошкович, колонна будет уничтожена, у нас есть такие сведения. И они сегодня воспользовались случаем, видели вертолет, знали, что я полечу сюда, и использовали это, и хотят одурачить и Армию, и Президиум Югославии, и Генеральный штаб, и уничтожением колонны продемонстрировать миру, что они существуют, обладают властью. А на самом деле Алия правит только вторым этажом Президиума БиГ с мечетью, в которой он молится и подвалом, в котором они все. Он не контролирует и не может контролировать все свои силы. И никто не может гарантировать безопасность.

На днях мы эвакуировали казарму «Виктор Бубань», я для этого сам туда приехал. И пригрозил, что буду сражаться со всяким, кто их тронет, и они знают, что я это сделаю, поэтому и напали на казарму сегодня. Напали, чтобы нас опозорить. Я просил Бошковича не оставлять тяжёлое вооружение, потому что этим он подвергает опасности всё живое, и сербы не позволят так позорно вывести наши части. (…) И я прошу вас войска из казарм «Маршал Тито» и Пазариште не выводить на верную смерть. Если мы сумели эвакуировать семь гарнизонов в Далмации и целый месяц выводили их без потерь, то уж наверное в состоянии вывести и эти два. А если нет, то уж лучше пробиваться к казармам, потому что наши части в безопасности, пока находятся там. (…)

Йович: Эти казармы, что остались, у них есть, чем обороняться?

Младич: Да, есть, товарищ председатель, казарма «Маршал Тито» может шесть месяцев воевать в окружении, они им ничего не смогут сделать!

Йович: А есть у них продовольствие и вода?

Младич: Есть продовольствие, есть вода. А если нет, я сказал им, пусть идут в село Ферхатлие и заберут скот! Только пусть не сидят сложа руки, пусть борются, действуют. Если нужно, я двинусь к Пазаричу, он пусть двинется оттуда, и встретимся. Если Будем бороться — хоть кто-то выживет, а не будем — не выживет никто. Я просил генерала Панича образумить этого Бошковича, он туда спускается и лобызается с этим Юкой Празиной и с этим Докой, который сыграл такую роль в случае с казармой «Виктор Бубань»! Но они не контролируют силы, они нас выпустили из той казармы, потому что знали, что у меня оружие заряжено, и я мгновенно открою огонь, если на наши войска нападут.

Йович: Хочу спросить, эти, что пробились к Лукавице, двадцать грузовых машин, они сейчас в безопасности?

Младич: Те, что в Лукавице — в безопасности, как и те, что на Илидже.

Йович: Но они, и те, и другие, не пробились к Сербии? И они всё еще там, на территории Боснии?

Младич: Я вам скажу, сейчас они в шоке, работают врачи, а тот командир, капитан первого класса Жикич, хочет с собой покончить, потому что потерял столько людей. Попал впросак, я ему говорил, парень, не поддавайся ни на какие трюки, этот Бошкович не ориентируется в ситуации. Неважно, что он там хочет, мы лучше потерпим день, два, пять, двадцать, но выведем людей живыми, потому что Сараево в худшей ситуации, чем наши заблокированные казармы. А эти разыгрывают спектакли перед всем миром и ждут интервенции НАТО, интервенции Америки, и создают условия для этой интервенции, чтобы нас полностью опозорить и разбить.

И они хотят, товарищ Йович, устроить резню среди сербского населения, между Армией Республики Сербской Боснии и Герцеговины и этими, и подзуживают, что мне важнее стволы, чем человеческие жизни. Нет, я считаю, Младич такого не заслуживает. Я до сих пор бился за тех юнцов, и на Грбавице установил наблюдательный пункт, откуда и смотрю на это, и не демонстрирую, и не прошу помощи и милости у врага, а только сам всё организую. Я и народ. Чтобы людей вывести, сохраняя достоинство, как подобает солдату нашей армии. А не с руками за спиной. А этот два дня как появился, и он мне там — я всё сделаю, я всех арестую, если надо; Младич всё получил и всё потеряет! Видите, какую цену сегодня заплатил — новая Доброволячка! Вот пусть теперь отвечает за последствия! (…)

Йович: Хорошо, так там новобранцы или курсанты?

Младич: Ну, это военные, а в том числе и курсанты, а кроме военных и курсантов есть офицерские жёны и дети. И точно такая же ситуация в казарме «Маршал Тито».

Йович: А в казарме «Маршал Тито», там эти курсанты?

Младич: Есть и курсанты, и военнослужащие, там, во-первых, контингент из Задара, который однажды уже выходил из блокады, полковник Которан мне говорил, я передавал, не знаю, доложили ли Вам, он сказал: «Товарищ генерал, мы не собираемся слушать ничьи приказы кроме Ваших, вы нас вывели из Задара, выведете и отсюда, и не пойдём без своего оружия, а наше оружие — это наши пушки», а этот повёл колонну без артиллерии, и они на него напали и устроили резню, это его безумная идея. Он верит турку, а кто верит турку, тот ещё хуже него, сразу вам скажу.

Йович: Хорошо, будем следить за этим. Я надеюсь, что те, кто оказался в западне, вероятно, не все будут убиты. Если кто и погибнет… но ей-богу, это страшно большое количество людей.

Младич: Их или убьют, или возьмут в плен. Вы не знаете, с какими головорезами мы имеем дело.

Йович: Они и в той колонне на Доброволячкой, где был Куканяц, нескольких убили, но ещё больше взяли в плен.

Младич: Да, многих убили, товарищ Йович, прошу Вас, они в ТЭЦ в Неджаричах убивают сербов, каждый день их доставляют группами. Я сказал об этом и господину Уилсону, и просил его съездить туда посмотреть. Там известный Юка Празина, самый страшный уголовник в Сараево, он организовал какие-то отряды головорезов. Известные Омер и Осман из Ступа с живых сербов сдирают кожу, вырезали в Пофаличах всё сербское население. Сожгли дом моего брага, родных и все сербские дома. Я не знаю, что с моей матерью, с братом, я сказал этому идиоту Аджичу, чтобы показал эти трупы с Доброволячкой…

В конце разговора Младич извиняется, что крайне возбуждён, хотя и не без причины, и добавляет:

«Вот, я сегодня приехал в Белград поговорить с сербскими офицерами из Боснии и Герцеговины, которые служат в федеральной армии. Пусть едут туда, а не бегут, как трусы, как это сделала немалая часть офицеров, особенно из командования Второго военного округа. Некоторые оставили свои части, а некоторые со своими частями отправились сюда, как будто там не сербский народ. И чтобы мне дали в распоряжение людей для защиты сербского народа. Меня одного там недостаточно.