Начало войны в Боснии и Герцеговине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Начало войны в Боснии и Герцеговине

Свидетельство автора, Сараево, февраль-март 1992 г.

Сараево в те дни накануне референдума было похоже на живой маятник, заряженный такой силой зеленого самосознания, что, перейдя свое максимальное отклонение на противоположной стороне, казалось, он должен взорваться отрицательной частью своего существа с пагубными последствиями и для себя, и прежде всего для противника, на которого был нацелен. А этим противником были в первую очередь те, чьи национальности начинались не на букву «м», а особенно сербы. Зелёный коридор[1] уже давно пустил корни в этом городе. Опора мусульманского исламского джихада, окрашенного в зеленый цвет и украшенного лилиями, уже длительное время находится в Рашской области в Сербии. Высветила эту опору возникающая, набухающая агрессией Партия демократического действия во главе с Алией Изетбеговичем.

В первое утро в Сараево я испуганно вскочила с постели, разбуженная каким-то совсем для меня незнакомым звуком, пронзительным и неукоснительным. Это сараевские муллы громогласно будили своих верующих для свершения молитвы, а неверующих — чтобы вызвать страх. Накануне референдума и во время прохождения этого так называемого народного волеизъявления о своем будущем эти молитвы сопровождались громоподобной музыкой и подходящими к случаю песнями, которые неслись из уличных репродукторов, установленных в центре Сараево. И этот гвалт продолжался до позднего вечера, до 23 часов. Европейские наблюдатели были несколько удивлены, но достаточно посвящены в существо дела, поэтому им эта громкая декларация «демократической» акции не мешала проявить заботу о планируемых результатах «голосования» народа Боснии и Герцеговины.

Через день после референдума, после тенденциозных заявлений и надменного поведения мусульманских политиков во главе с творцом боснийской версии Исламской декларации Алией Изетбеговичем, после убийства серба на свадьбе на Башчаршии и ранения священника, преступления, совершенного только из-за того, что в Сараево затрепетал сербский флаг — в одно мгновение я сильнее всего услышала шум Миляцки. Я остановилась на мосту Таврило Принципа возле здания Командования ЮНА[2] (Югославской народной армии) сараевского военного округа. Все чаще слышались выстрелы на многочисленных баррикадах, воздвигнутых в Сараево.

Вечером на следующий день после постыдного референдума, этой попытки унизить сербский народ, референдума, который руководители джихадовской Партии демократического действия назвали «историческим», от гостиницы «Холидей Инн» до аэродрома мы проехали в колонне автобусов через девять баррикад. Каждую баррикаду охраняли зловещие вооруженные люди. Мне показалось, что под черными вязаными шапками скрывалась мусульманская охрана. Если бы во главе нашей колонны машин, которая везла на сараевский аэродром последних гражданских пассажиров, не было представителей ЮНА, а также людей в белых маскировочных униформах, представляющих международные вооруженные миротворческие силы (кажется, возглавлял их офицер Конан-Дойл), то той ночью мы не смогли бы выбраться из раскаленного Сараево.

А если бы я получила задание от какой-либо белградской редакции освещать дальнейшие события в Сараево, то кто знает, когда бы я вообще вернулась в Белград…

… И вот теперь, когда я глубокой ночью с 3 на 4 марта в Белграде перебираю записи минувших сараевских дней, то со всей тяжестью безнадежности и опасности наваливаются на меня новые сообщения по радио о мобилизации мусульман, которую объявил Алия Изетбегович, следуя праву и духу своей «Мусульманской декларации». Не заставляют себя ждать и вести о подготовке контрударов сербов под руководством Караджича. Нетрудно предугадать вооруженное столкновение. А где же при этом ЮНА?

Когда я в те дни была в Сараево, интенсивно впитывая информацию и атмосферу, то получила неизгладимое впечатление, что зеленый цвет ислама и черная краска усташества заставили сербов согнуться. Очевидно, позвоночник у них согнулся как пружина, и выпрямился только тогда, когда раздались выстрелы на Башчаршии. Кого заденут эти отпущенные рычаги — покажут уже следующие дни, свидетелями которых мы станем. И — будем остерегаться.

Так же как в Белграде я раньше других читаю загребский «Виесник», чтобы знать, что нас ожидает оттуда, так и в Сараево я внимательно читала газеты такого же толка: «Слободна Босна», «Муслимански глас», «Герцег-Босна». В передовой статье «хорватского информационно-политического еженедельника» «Герцег-Босна» содержалось характерное предостережение: «Неудобство референдума только в том, что эхо его последнего слога: ДУМ-ДУМ!»

«Слободна Босна» накануне референдума начала публиковать статьи, в которых не скрывалось стремление нового, суверенного, независимого от Югославии государства создать свою боснийскую, точнее, мусульманскую, армию. Была опубликована даже схематическая структура новой армии. Армии Алии. Одновременно заместители председателя правительства начали колесить по миру и заявлять, что ЮНА после референдума должна быть выведена за пределы территории их государства… Генерал Куканяц[3] в те дни смеялся над такими заявлениями. Говорил им, что ЮНА не двинется никуда из Боснии и Герцеговины, и что эта республика уж точно останется в границах Югославии…

Босния в те дни была просто переполнена, завалена плакатами, лозунгами, теле- и радиопередачами, которые были не только пропагандой, но и звучали как приказ каждому в отдельности высказаться «за» это вымышленное, независимое, суверенное, мусульманское государство Боснию и Герцеговину, новое в рамках европейского сообщества, даже в рамках сообщества Альпы — Адриатика, но вне Югославии. На многих плакатах были написаны ругательства в адрес сербов.

В газете «Мусульмански глас» был помещен текст под названием «Спасибо Германии». В нем сообщалось о мусульманско-хорватских демонстрациях, состоявшихся в Штутгарте «за» суверенную Боснию и Герцеговину. Была опубликована большая фотография Алии Изетбеговича с организаторами этого антисербского сборища. Читателям подробно сообщали, что говорил Ирфан Аянович, недавний заместитель председателя Скупщины СФРЮ, а теперь представитель редакции газеты «Мусульмански глас». Ирфан говорил, что Югославия действительно умерла, но ее слишком долго хоронят. А хорваты с этой же трибуны заявляли, что Герцег-Босна — их родина, и что они явятся на референдум, даже если им придется переплыть Саву возле Босански-Брода… Это был ответ на решение «демократической» власти новой Хорватии закрыть мосты из Хорватии в Боснию. Эти насмешки закончились эйфорией на телевизионных экранах Сараево по поводу открытия моста через Саву у Босански-Брода…

Накануне референдума не было обычного затишья. Давление средств массовой информации достигло апогея. Одни не могли дождаться того момента, когда наконец в Европе будет создано мусульманское государство, другие огорчались по поводу этой опасной игры, третьих охватывал страх…

Сербов возмущало не столько это «зеленое» вторжение, сколько передачи телеканала ЮТЕЛ. В те дни многие с гадливостью и разочарованием комментировали высказывания и поведение его журналистов. Особенно Горана Милича, который переселился из Белграда в Сараево, получив особое благословение и внимание правительства Алии Изетбеговича.

Надо сказать, что одним из требований возмущенных сербов на баррикадах было прекратить передачи ТВ ЮТЕЛ до окончания международной конференции по БиГ.

Партия демократического действия и Сербская демократическая партия накануне референдума провели пресс-конференции для журналистов. На них выступали Алия Изетбегович и Радован Караджич со своими соратниками. Сараевское ТВ показало обширный репортаж с пресс-конференции Изетбеговича, а с пресс-конференции Караджича — только лаконичное, скупое сообщение.

Караджич и Велибор Остоич сделали несколько заявлений для общественности, адресованных в первую очередь сербскому народу, всем разумным людям. Караджич выступил за реализацию договоренностей на Лиссабонской встрече и повторил, что сербы не выйдут на референдум, потому что они уже высказались, за какую они Боснию и Герцеговину, но поскольку Партия демократического действия со своим председателем, который к тому же является и президентом всех граждан БиГ, решила этот референдум провести, СДП[4] в тот же день провела заседание сербской скупщины и приняла свои конституционные законы.

Остоич, будучи министром информации правительства Боснии и Герцеговины (он недавно вышел из больницы после джихадского покушения на его жизнь), заявил, что специальные подразделения Министерства внутренних дел Боснии и Герцеговины в течение двух дней заняли здание РТВ Сараево. (Каждому прохожему было видно, что в этом здании что-то происходит, только не было ясно, находятся ли сотрудники РТВ в осаде или под защитой.)

С другой стороны, председатель Партии демократического действия и одновременно президент государства БиГ Алия Изетбегович сообщил своим подданным, что будет очень разочарован, если на референдуме хотя бы 60 % населения не выскажется «за»… Мне было ясно, что их будет ровно столько, сколько Алия сказал, что будет даже «очень хороший результат» — около 64 %. Поэтому референдум и продолжался два дня. Поэтому и возникла только на первый взгляд шутка: «Ты не человек, если не проголосовал три раза!». Для серьезных людей и аналитиков этих событий настоящим результатом референдума был тот, который был объявлен в первый вечер: к избирательным урнам пришло 38,8 % граждан. Это одновременно означало, что это были голоса «за».

Позже, рассматривая опубликованные результаты этого специфического референдума в Боснии и Герцеговине, коллеги говорили мне, что в действительности здесь речь идет о специальной форме национальной переписи! Пока мы об этом разговаривали, на мониторе в международном пресс-центре перед началом государственной пресс-конференции появились данные, что как раз к этому моменту на избирательные участки в республике пришло 51,8 % избирателей! Это событие вызвало у нас усмешку, зато у других — большое удовольствие! Наконец они могли успокоиться: объявлено то, что должно было быть — преодолена напряженная черта минимума… Было заметно, что и многие иностранные, так называемые европейские, наблюдатели почувствовали облегчение: они могли объявить своим заказчикам, что дело успешно завершено!

Как проходил тот референдум, мы узнаем потом. Для большинства — это еще одна политическая подтасовка со стороны тех, кто вступил в беспощадную борьбу за власть.

Вопрос, на который должны были ответить «все граждане», был совершенно безобидным для совершенно наивных, он гласил: «Вы за суверенную и независимую Боснию и Герцеговину, государство равноправных граждан народов БиГ, мусульман, сербов, хорватов и представителей других национальностей, которые в ней живут?»

На одной из многочисленных пресс-конференций заместитель председателя правительства БиГ Русмир Махмутчехаич заявил безо всякого стыда: «Я надеюсь, что результаты референдума удовлетворят требования европейского сообщества для признания суверенитета нашего государства». Алия Изетбегович высказался в том же духе: референдум необходим, поскольку его выдвигало европейское сообщество как условие для международного признания государства Босния и Герцеговина.

В то же время Радован Караджич вновь и вновь обращался к сербам и другим: «Это референдум не всех граждан, а мусульманской и хорватской национальных общин! У сербов уже был свой плебисцит, и они высказались о том, в каком государстве хотели бы жить!»

Вожди Хорватского демократического содружества (ХДС) дистанцировались от мусульманской и сербской исключительности и нетерпимости.

В день накануне референдума в переполненном зале гостиницы «Холидей Инн» в бурлящей атмосфере Караджич так оценивал ситуацию:

«Алия Изетбегович совершенно недопустимым образом сваливает на сербов вину за участившиеся диверсии в Боснии и Герцеговине. Взрыв в мечети в Баня-Луке дело рук не какого-либо народа, а преступников! Все это сделано накануне их референдума, чтобы показать европейскому сообществу новую вымышленную серию преступлений сербов. И поэтому мы рады приходу голубых касок — пусть они будут объективными наблюдателями. Но мы ни в коем случае не потерпим умаления значения Лиссабонского договора или искажения его содержания.

Босния и Герцеговина никогда больше не будет унитарным государством, а — сербским, мусульманским и хорватским. Не могут с распадом федеративного государства Югославии бывшие его республики вести себя так, как будто ничего не произошло. Разрешение боснийско-герцеговинской ситуации я вижу в размежевании по этническому принципу, а не по классовому, и надеюсь, что оно завершится мирным путем, а не трагическим, как это было в Ливане или на Кипре.

Господин Изетбегович может присоединять свое государство к кому хочет, но без сербской Боснии и Герцеговины. Он отлично знает, где обладает властью, а где нет. Будем разумными, признаем тот факт, что мы разные», — сказал Радован Караджич, председатель Сербской демократической партии.

Пока в Сараево царила такая напряженная атмосфера, прозвучало сообщение о том, что возле Нови-Травника перед заводом «Братство» построены хорватские баррикады (военный завод принадлежит ЮНА, выпускает оружие и боеприпасы). В окружение был взят пустой недавно построенный склад для горючего, принадлежащий союзным резервам под контролем ЮНА. Объект охраняли не больше десятка солдат ЮНА. Представители хорватских вооруженных сил во главе с Анте Парагой и члены ХДС вторглись на территорию Боснии и Герцеговины, чтобы продолжить вытеснение ЮНА, начатое годом раньше в Словении и имевшее кровавое продолжение в Хорватии. Это были первые баррикады в Боснии и Герцеговине и одна из первых военных операций в Боснии и Герцеговине.

Вооруженные силы Параги выдвинули ультиматум властям БиГ и ЮНА, чтобы из окруженных объектов были выведены представители ЮНА. С завода они вывезли некоторое количество оружия, обвиняя ЮНА в том, что именно отсюда сербы получают вооружение. К месту событий на переговоры с вооруженной хорватской группировкой поспешили делегации мирной миссии Европейского сообщества (по одному представителю от Канады, Бельгии и Польши), представители местных властей и ЮНА. Никому не пришло в голову, что речь идет об агрессии только что созданного независимого государства Хорватии, отделившейся от СФРЮ, против другого государства, все еще находящегося в составе югославской федерации.

Участники переговоров и с той, и с другой стороны были вооружены до зубов и во время самих переговоров. Их возглавляли братья Скочибушичи. Один — начальник ХДС, другой — хорватских вооруженных сил. С ними еще какие-то вооруженные люди в униформе, а также вооруженные штатские. Они требовали безусловного вывода ЮНА с территории, которую они называли «Герцег-Босна»! Они были озлобленными и нервничали, вели себя с примитивной наглостью, вскакивали с места, угрожали…

В уже взбудораженном и кипящем боснийско-герцеговинском котле «миротворцы» и представители ЮНА объясняли людям с баррикад и их представителям, что им не нужно волноваться по поводу присутствия частей ЮНА на этой территории, в Боснии и Герцеговине. Между тем другая сторона злобно, почти криком предупреждала, что их сторонники будут здесь до последнего защищать свою хорватскую землю! Никто из присутствующих не спросил — как далеко простирается территория Хорватии? Никакого договора достичь не удалось: ни хорватские полицейские не уйдут с баррикад, ни ЮНА не двинется со своих позиций.

При выходе из местного кафе, где и происходили эти странные переговоры, хорваты (эти люди, поведение которых было бесконтрольным) пригласили «миротворцев» пообедать с ними. Те отказались от этого приглашения с нескрываемым изумлением и почти брезгливостью, объясняя, что желают свое дело выполнить объективно.

В штабе Второй военной области ЮНА обсуждаем это и другие события. Здесь я встретилась со многими героями, участниками недавних событий распада СФРЮ и ЮНА. Мой старый друг из Косово генерал Ратко Миличевич пригласил меня именно в эти дни приехать в Сараево. Он словно предчувствовал или знал, что должно произойти. У него возникла идея, что я должна описать несколько военных судеб, как, например, судьбу врача Весны Кршич. Во время блокады усташами военных гарнизонов очаровательная Весна оставалась в гарнизоне «Маршал Тито» в Загребе единственным врачом и единственной женщиной. Она покинула его последней, когда был эвакуирован последний солдат ЮНА. Только один раз уходила она с конвоем из Загреба в Баня-Луку и возвратилась вновь. Сейчас Весна — врач местной больницы. Она вызывает восхищение и уважение. Она заслуживает того, чтобы остаться в хронике этих событий, остаться в анналах. Я встретилась с ней. Мы договорились увидеться снова и записать разговор, как только она навестит отца и брата, которые находится в Баня-Луке. Ее отец — офицер, брат — доброволец!

Здесь же я познакомилась и с поручиком Бориславом Джурджевичем. Он кадровый военный — главный человек по связям с журналистами — и свое дело выполняет действительно по-офицерски. Он прибыл сюда из Загреба, во время переговоров был в команде Андрия Рашеты. Перед этим воевал в Словении, пока это было возможно.

Это храбрый молодой человек. Мы очень быстро поняли друг друга и решили, что совершенно необходимо попасть в Нови-Травник и Стойкович. Ему нужно было лично убедиться, как там идут дела, не становятся ли эти места все более «зелеными». Берем с собой корреспондента газеты «Народная армия» и отправляемся в неизвестность.

Перед отъездом мы выпили кофе с генералом Куканяцем. Он сказал, что этот путь небезопасен и спросил меня, понимаю ли я это, не боюсь ли? Он пообещал позаботиться о нас и просил связаться с ним, как только мы возвратимся. Мы прощаемся и шутим по поводу нашего собственного риска. Но мне действительно не страшно. Мне только интересно. Я приглашала еще некоторых коллег из Сараево отправиться с нами. Одни отговаривались тем, что сейчас и в городе происходят очень важные события, другие ожидали каких-то пресс-конференций.

В пути нам пришлось пройти через множество милицейских кордонов. К вечеру добираемся до Нови-Травника и Стойковича. Баррикады все еще нагромождены возле дороги, но стража уже не проявляет большой активности. Мы идем не на завод, а в одно небольшое воинское подразделение в Стойковиче. На подходах возле главной дороги расположен бункер хорватских вооруженных сил. Здесь снуют какие-то вооруженные люди, одетые в черное, они с важным видом тихо переговариваются. Но не мешают нам пройти.

Мы подходим к воротам этого военного склада, находящегося на небольшом возвышении. Сам объект огражден проволокой и выглядит как жерло старого вулкана. На окрестных пригорках разместились хорватские снайперы. На входе солдат выясняет, кто мы такие. Когда мы ему все объяснили, он во весь голос стал звать дежурного офицера, который находился в самом здании. Мы спросили его, разве нет другого способа связи, например внутреннего или мобильного телефона? — Нет.

Само здание, в котором располагается воинское подразделение из двенадцати человек вместе с офицерами, — одноэтажный дом с семью-восемью комнатами. Мы застаём там испуганных, а лучше сказать обеспокоенных бойцов. Они ободрены нашим появлением, для них это как бы хороший знак, что всё не так страшно, как сообщается по радио и телевидению. В столовой обедают пятеро из них. Я спрашиваю, почему они не обедают все вместе. Оказывается, это шиптары[5], они попросили разрешения есть отдельно от других солдат. Хорошо ли, что из десяти солдат пятеро — албанцы? «Да, — говорит поручик, — остальные больше опасаются возможных внутренних разборок, чем снайперов».

Между тем возвращается командир, капитан Тарбаш, в мирной жизни — доктор технических наук, который многие годы жил в мире и согласии с соседями и с честью выполнял свою работу. Он не может понять изменение отношения народа к армии. Не понимает провокаций и заметно обеспокоен. Но его не покидают миролюбивый тон и мирные намерения.

Мы вместе слушаем в вестях по ТВ сообщение командования военной области о ситуации в их расположении, и только тогда бойцы понимают, что они попали в западню, что хорватские и герцег-боснийские усташи[6] навязали им роль заложников, когда занимали эту территорию. Президент БиГ Изетбегович молчит. Всем своим видом он показывает, что ему нисколько не мешает вторжение хорватской армии на территорию его республики. Это понятно, ведь оно направлено против ЮНА!

Командующий генерал Куканяц похвалил нас за проявленную храбрость при прохождении через баррикады в Стойковичах. За солдатским обедом он разговаривает и на военные, и на политические темы. Он необычный генерал. Все, что я описываю, происходило во время референдума. ЮНА всё еще была опорой, силой народа в рамках Югославии. Так утверждал тогда и генерал Куканяц. «Нам нет пути отсюда. Если мы уйдем отсюда, из Сараево, то скатимся в пропасть, в войну! Мы не допустим этого!» — так он говорил.

На пресс-конференции на следующий день после референдума в великолепном помещении Скупщины СР БиГ руководители Партии демократического действия, т. е. официальные боснийско-герцеговинские власти, демонстрировали высокую степень гордости и победоносного возбуждения перед множеством своих и иностранных корреспондентов. Каждый из них по-своему демонстрировал нетерпение, ожидая момента, когда можно будет объявить, что их государство уже в составе Европейского сообщества и что они наконец-то удовлетворили своих благодетелей. И вопрос был только в том, кто первый сообщит эту радостную весть «всем гражданам Боснии и Герцеговины». Некоторое время спустя после торжественной пресс-конференции Алия Изетбегович встретился с «посвящёнными» журналистами и поделился с ними радостью от почти окончательной победы над… Над кем?!

И всё же наиболее впечатляющим был приход на пресс-конференцию Ченгича, заместителя председателя боснийского правительства. Конечно же, и он сел за стол президиума среди других официальных лиц и продолжил объяснение, каким образом во время референдума была обеспечена «безопасность на высшем уровне», хотя и «были отдельные выступления, какие-то баррикады, но они были направлены не против референдума», «а против вывоза определенных видов производства из Нови-Травника». Когда ему Сенад Авдич задал вопрос, о каком количестве оружия идет речь, Ченгич с явным неудовольствием ответил, что этот вопрос не относится к референдуму!

Из здания Скупщины мы вышли под впечатлением завершающего выступления министра иностранных дел БиГ Хариса Силайджича: «Традиционно дружественная и братская нам страна Турция признала нас независимым и суверенным государством ещё до референдума. Босния и Герцеговина сейчас является независимым, суверенным государством…»

Было воскресенье, пятнадцать часов пополудни. Убийство перед православной церковью, в свадебном шествии, уже свершилось. Очевидно, это было кровавой печатью на заявлении Силайджича. Убитый был виноват только в том, что был православным сербом и нёс сербский православный флаг по Башчаршии, по улице Данила Илича!

В это время в Сараевском военном округе всё было спокойно, но войска находились в состоянии боевой готовности… Генерал Милан Аксентиевич возвратился из Белграда. Договаривались о создании информационного центра этого военного округа. Вчера он был торжественно открыт в Сараево.

В Сараево находится огромный учебный центр ЮНА. Возглавляет его генерал Борош. В эти дни отмечают годовщину его основания и деятельности. Он оснащён лучшими техническими и учебными приборами: настоящий университетский городок… здесь живут семьи старших офицеров, бежавших из Хорватии. Отсюда дети идут в школу…

Вместе смотрим «Дневник» ТВ Сараево. Юре Пеливан объявляет референдум успешно завершившимся… Озарённое, сияющее лицо Алии Изетбеговича… А затем подтверждение страшной вести: убит серб на свадьбе! Из-за флага… Зазвучали выстрелы в мусульманской части Сараево… Настоящая канонада… Признаю: отклик был угрожающим, почти зловещим. Позже я делюсь со своими хозяевами догадками о том, что ночь может принести несчастье… Они не верят, и я ухожу спать в гостиницу «Европа». Вот теперь я могу похвастаться, что из Сараево попала прямо в Европу… Около гостиницы толчея, в основном — сан-джаклии,[7] пришли, расположились здесь, чтобы продать или купить валюту, и Бог знает что ещё.

Утром в гостинице прошу приготовить мне счет — сегодня возвращаюсь в Белград. Мне не верят, потому что все пути из Сараево перекрыты. Узнаю: появились баррикады, есть убитые и раненые…

В штабе армии движение: генералы с офицерами отправились осмотреть военные подразделения на местах, а генерал Куканяц только что возвратился после беседы с Изетбеговичем. Алия не посмел выйти из здания Скупщины… «Заледенела Алиина зеленая улыбка», — говорит генерал.

Сараево опустело. Телевизор постоянно включен. Наслушались мы в этот день самых разных заявлений и сообщений с мест. Заждались обращения Изетбеговича к народу. Только после полудня состоялось заседание Президиума республики.

Министерство внутренних дел БиГ выпустило сообщение, в котором констатировалось, что в Сараево убит серб и ранен священник, потому что они сами «спровоцировали это преступление своими религиозными флагами». Сообщалось, что лица, совершившие нападение, известны МВД, но скрылись. До сего дня их еще не задержали. Не верится, что это когда-нибудь произойдёт…

На баррикадах в городе полно вооруженных людей. Кто в масках, кто в униформе, кто в черном… Появились и какие-то новые милиционеры с новыми знаками различия. Наверное, это обозначение суверенитета. Они хорошо знают людей с баррикад. Это не сербские баррикады. Перед каждой стоит полицейский, который предупреждает вас, что двигаться дальше вы можете только на свой собственный риск… Время от времени раздаются выстрелы.

Остановилось сердце Сараево. Зеленая краска вызвала у него удушье.

После полудня. Получаю предложение вылететь из Сараево самолётом вместе с европейскими наблюдателями. Вопреки своему желанию всё же собираюсь уезжать.

Транспорт обеспечивает ЮНА. И безопасность. В первой машине с опознавательными знаками ЮНА находятся представители армии. Во главе нашей колонны подполковник Франьо. На двух автобусах также знаки ЮНА. По собственному желанию с нами уезжают два симпатичных ирландца Дойл и Коган из миссии Европейского сообщества. Для усиления охраны к колонне присоединяется и машина милиции с полицейским Авдо Хебибом. Долгое время идет обсуждение, как двигаться, потом начинаются сборы. В это время из отеля «Холидей Инн» выходят четыре разряженных в стиле кинобоевика оруженосца, сопровождающие и охраняющие Мухарема Ченгича. Один из них наиболее дикого вида чересчур громко говорит: «Не плохо бы было этого Остоича опять немного подпалить!». В этот момент появляется Велибор Остоич, и мы идем в Кризисный штаб Сербской демократической партии. Мне кажется, что МВД БиГ действительно не держало под контролем ситуацию в Сараево, в то время как Сербская демократическая партия — да, особенно в тех частях Сараево, где преобладало сербское население… Именно здесь, по предложению офицеров ЮНА, говорили о возможности и необходимости ликвидации некоторых баррикад.

В автобусе возле меня сидит маленький человек. От страха он еще больше сжался. Француз. Говорит и по-английски. От гостиницы до аэродрома он насчитал девять баррикад. Столько их и было. Больше сербских, чем мусульманских. Расстояние между ними кое-где даже менее сотни метров. Поскольку мой сосед каждую минуту повторяет: «Сумасшедшие люди, сумасшедшие люди, глупость…», я спрашиваю его, к кому это относится. Отвечает — к сербам.

— Почему?

— Потому что они вызвали этот хаос.

— А чем они его вызвали?

— Тем, что спровоцировали мусульман, пронося свой флаг по мусульманской улице!

— А вы в Париже убиваете людей, которые несут не французский, а какой-то другой флаг?

— Нет, но это совсем другое дело.

— Но ведь Сараево город всех граждан, или сербы не граждане?

— Граждане, но сербы не смели провоцировать мусульман на мусульманской улице.

— Откуда взялась эта мусульманская улица да еще перед православной церковью?!

Ненадолго замолкаем, потому что проезжаем через баррикаду. Проезжаем мимо вооруженных людей строгого вида. Проезжаем благодаря тому, что во главе нашей колонны — представители ЮНА. Я объясняю это господину наблюдателю-французу, а он продолжает свою песенку: я знаю многих сербов в Боснии, и никто из них не любит сербов из Сербии. Не любят Милошевича и его политику. Он видел, что и Белград не любит Милошевича.

Мы немного дольше задерживаемся около одной из баррикад. Мне становится жаль француза, и я стараюсь его утешить: вечером мы прибудем в этот мерзкий Белград, и там вы сможете прекрасно и свободно вздохнуть после этой агрессивной «зелени». Не верит он в это и не считает Белград красивым и демократическим городом, даже говорит, что народ в нем живёт в страхе перед тоталитаризмом Милошевича… Я говорю ему, что в Белграде царят мир и свобода. Он со значением поднимает брови и произносит: «Пока ещё…» Приближается девятое марта!

Мы подъезжаем к баррикаде, на которой узнают высокопоставленного республиканского мусульманского функционера государственной безопасности Авдо Хебиба и договариваются, что он возвращается назад, тогда нас остальных пропустят на аэродром. Продолжаем путь в темноте. Включено только позиционное освещение, и почти перед самым аэродромом по автобусу сделано несколько выстрелов. Просто удивительно, что этот звук не потревожил никаких моих чувств, кроме — слуха! Сосед опять заволновался. Говорит, что все это напоминает ему Бейрут, и прикусывает язык.

На аэродроме у нас принимают багаж. У кого есть билеты — тех отмечают, у кого нет — обязывают купить в Белграде. В этот день не было рейсов ни из Сараево, ни в Сараево.

Почти перед самым выходом на взлётную полосу человек, который со своими спутниками говорил по-русски, спрашивает меня, нужны ли какие-нибудь специальные пропуска? Один из них уходит отметить билеты для всех троих. Они из российского посольства и также были наблюдателями… Русский доверительно рассказывает мне, что им, как и большинству наблюдателей, было ясно, что представлял собой референдум. Возвращается человек с их посадочными талонами, и мы узнаем, что с нами будет группа из 14 хорватов из Сабора, которые умирают от страха оттого, что должны лететь через Белград, а у них нет никаких документов. Нет и билетов на самолёт. Мне смешон их страх, но я предполагаю, что у них, возможно, есть причины бояться.

В самолёте с приглушенными огнями вылетаем в Белград… Я беспокоюсь о том, как пройдёт обратный путь наших друзей, провожавших нас на аэродром…

При выходе из самолёта милиционер проверяет документы у всех по порядку.

Бросаю победоносный взгляд на француза и еду в самый любимый на свете город!

Дома меня ожидают взволнованные друзья. Мы вместе читаем: «Условия переговоров»: «Вчера, 1 марта 1992 г., расстреляли сербский народ и сербский флаг. Этим недвусмысленно показано, как будет выглядеть судьба сербского народа в суверенной, независимой и международно признанной БиГ.

Вплоть до вчерашнего дня сербский народ безоглядно верил в традиционные ценности совместной жизни в Боснии и Герцеговине. Исходя из этой веры, мы считали, что должны признать Конференцию по БиГ, более того, мы были инициаторами ее проведения. К сожалению, вчера наши ожидания были обмануты.

Исходя из фактического положения в Сараево и в Боснии и Герцеговине и учитывая создавшееся положение, Кризисный штаб Сербской демократической партии и сербского народа выдвигает следующие требования.

Приостановить все дальнейшие усилия, развернутую кампанию, проводимую с целью провозгласить суверенную и независимую БиГ и обеспечить ее международное признание, до тех пор, пока не будут достигнуты окончательные решения, удовлетворяющие все три народа в БиГ.

Скорейшее продолжение Конференции по вопросам демократического переустройства БиГ.

Требуем безусловного и немедленного прекращения в средствах массовой информации кампании по защите суверенитета и независимости Боснии и Герцеговины, которая де-факто еще не достигнута, а в средствах массовой информации провозглашается делом свершившимся. Также требуем беспристрастной информации до завершения Конференции по БиГ под эгидой ЕС.

Вчерашняя трагедия и общее положение в БиГ (Купрес, Травник, Живинице…) являются прямым следствием нерешенных вопросов в МВД БиГ. Поэтому требуем в течение 24 часов произвести кадровые изменения в МВД БиГ в соответствии с договорённостями, достигнутыми непосредственно после республиканских выборов.

Требуем в течение сегодняшнего дня арестовать виновников гнусного преступления возле сербской православной церкви на Башчаршии в Сараево.

Уже длительное время сербский народ в БиГ находится в информационной блокаде. Поэтому мы требуем немедленного раздела телевидения и радио, а также прекращения передач ЮТЕЛ до окончания конференции по БиГ.

Ставим условие, что МВД БиГ не должно совершать каких бы то ни было насильственных действий по отношению к людям на баррикадах и любым другим представителям сербского народа в БиГ».

Так гласил ультиматум, который СДП, а точнее ее Кризисный штаб, направил Президиуму БиГ после появления баррикад в Сараево и его окрестностях. Дополнительным требованием, направленным непосредственно господину Изетбеговичу, было сместить члена Президиума БиГ Эюпа Ганича с поста Командующего Кризисного штаба БиГ.

Так было в первые дни марта 1992 г. в Сараево и его окрестностях…