Новая встреча с генералом Младичем

Новая встреча с генералом Младичем

^{Май 1994 г.}

Когда позднее я вновь попросила Младича принять нас, я уже знала, что он не откажет. Непосвящённые даже не могли бы догадаться, насколько он потрясён и болен в связи с потерей своей любимой дочери.

Эта встреча выглядела так.

Группе видных предпринимателей и журналистов из Италии опять посчастливилось встретиться с генералом Младичем, на этот раз недалеко от монастыря Ловница за Шековичем. Возле монастыря, относящегося к XIV в., среди роскошной природы находилось некогда любимое место отдыха — пруд, где разводили рыбу. Теперь это один из командных пунктов Младича.

На нововведенной границе между сербскими и боснийскими сербами нас ожидали близкие соратники генерала, товарищи по борьбе и спутники — Райко и Младжо. Гости — югославский принц Сергей Карагеоргиевич, промышленники Фабрицио Джуджаро, Джан Николино Нардучи, Бруно Барбиери, Лано Джанкарло, Милорад Драшкович — все из Милана и журналисты Джорджо Лазарини из еженедельника «Но и» (один из сотрудников Берлускони), Рензо Чанфанели из ежедневника «Коррьере делла Сера» и уже известный наш друг, фоторепортер Джеймс Савойя.

Мы проезжаем по красивым местам Республики Сербской. С Райко и Младжо завязывается доверительный и дружеский разговор, как будто мы давным-давно друзья. Расспрашиваем их, как живут, что их заботит, как им их «шеф». Уже знаю, что все бойцы зовут так просто своего командующего, как и он их! Они мне доверительно рассказывают, что испытывают недостаток во всем, живут в нищете, и я понимаю, что народ живет лучше, чем его армия. Они рассказывают мне, что питаются однообразно и по-сиротски, но не должны жаловаться, и не дай Бог, если об этом узнает шеф. Но у них действительно нет необходимой одежды, даже у генерала одна парадная и одна походная форма. В самом штабе нет необходимой техники: ни радио, ни фотоаппарата, ни магнитофона, не говоря уж о телевизоре и видео…

Командующий Главным штабом Армии Республики Сербской ждал нас за столом прямо среди роскошной природы. Перед ним развернуты карты, которые он свернул, заметив наш приезд. Прямо над нами пролетали самолёты «миролюбивых» сил НАТО. Рядом стояли на карауле вооруженные крепкие юноши, бойцы и соратники любимого «шефа» — генерала Младича. Бдительно посматривают вокруг, а также и на нас. После приветствий и представления они немного отодвигаются, но заинтересованно слушают.

Я снова увидела, как итальянцы, известные и богатые люди, опытные журналисты, пользующиеся мировой известностью, под воздействием слов и поведения Младича преображались в очарованных гостей и всё больше становились его сторонниками. Генерал смотрел им прямо в глаза, говорил с резкими переходами от грубых укоров до любезных комплиментов. На него не действуют ни звания, ни власть. Все для него равны. Он уверен, что получает силу от своего народа и этому народу должен её отдавать. Верит в свою правоту и своё предназначение. По-своему остроумен. Очень часто в разговоре с журналистами использует исторические детали.

После интервью во время обеда, когда солдаты приготовили для дорогих гостей рыбу и даже блинчики, генерал посмотрел на принца и поинтересовался, женат ли он. Нет, Сергей Карагеоргиевич не женат, но говорит, что с радостью женился бы на сербке. Младич спрашивает его, говорит ли он по-сербски? Нет, не говорит. «О, тогда не можете! На сербке не можете жениться, пока не выучите сербский язык, да к тому же — в окопе!». Все смеются, принцу немного неприятно, и он стыдливо соглашается: «Хорошо, хорошо, можно, можно!»

Но принц Карагеоргиевич приехал в Республику Сербскую не как принц-турист. Вместе с другими друзьями сербского народа он собрал большую гуманитарную помощь, но пожаловался генералу Младичу, что не смог получить разрешение от Комитета по санкциям привезти этот конвой с лекарствами, продуктами и одеждой в Республику Сербскую. Немного лекарств они смогли провезти как ручную кладь, и когда он хотел передать эти лекарства генералу, тот предложил отвезти их в больницу Главного штаба Армии Республики Сербской на Соколаце: «Там передайте всё это управляющему больницей доктору Томиславу Таушану, а я вас благодарю за дар и помощь. Там вы сможете увидеть раненых сербских воинов, а также пострадавших мирных жителей».

Весь ход разговора генерала Младича с гостями я записала так:

Журналист редакции «Корьере делла Сера» Рензо Чанфанели представляется генералу и говорит, что уже видел его в прошлом году на Яхорине:

Журналист Р. Ч.: Вы были очень заняты и не имели времени для встреч. Я хотел бы знать, что вы думаете о ходе военных операций сейчас?

Генерал Младич: Лучше всего вам было бы раздобыть газету мусульманской армии «Лилян», а я вам дам копию интервью господина Расима Делича, и когда вы это прочитаете, вам станет всё ясно относительно их нападения и их целей. Они двинулись в направлении этой нашей территории. Несколько последних дней они вели весьма интенсивные бои как раз здесь, по направлению к Зворнику и на этом самом месте, где мы сейчас находимся.

Журналист Р.Ч.: В коридоре весьма спокойно. Я проезжал там уже несколько раз.

Генерал Младич: Они и коридор серьезно атаковали на этих днях, но понесли большие потери. Коридор — их постоянная мишень. Активизировались в направлении Србобрана, Тулбета и Влашича. Немного ослабили боевые действия в направлении Бугойно, нарушают перемирие в зонах, находящихся под защитой, особенно в Сараево. Какова ситуация сейчас в Брчко? Провокации каждый день, но незначительные. Брчко — также постоянная цель их артиллерии, орудий большого калибра. Хорваты нападают из Орашья, хорваты и мусульмане вместе — с южной стороны с территорий, находящихся под защитой ООН.

Журналист Р. Ч.: Вы ранее принимали генерала Де Лора. Он также возвращается. Вы ему сказали, что в ваши планы входит фактическое расширение коридора. Это правда или преувеличение?

Генерал Младич: Мы в районе коридора ничего не предпринимаем с 28 июня 1992 г., желая, чтобы этот вопрос был решен мирным путем, как это было обещано мировым сообществом и его посредниками. Я думаю, что для сербов было бы больше пользы, если бы мы не доверяли мировому сообществу и его организациям, а действовали бы по своему разуму. Оно нас останавливало, спасая этим мусульман и вооружая хорватов. Одновременно поддерживало их резолюциями о блокаде сербского народа, а международные миротворческие силы преобразовало в силы поддержки армий Алии и Туджмана, как и политику вообще. Мировое сообщество поставляет им вооружение, продовольствие, одежду, лекарства, разведывательные данные, специалистов всех профилей и ведет эвакуацию людей от раненых до детей и гражданских лиц.

Журналист Р.Ч.: Делали ли это СООНО?

Генерал Младич: Это делают все организации международного сообщества с той только разницей, что одни называются СООНО, другие УВКБ,[19] третьи Международный Красный крест, и все они, за некоторым исключением, действуют против интересов сербского народа. Сербам не дают доступа к средствам массовой информации Запада, и я решил встретиться с вами здесь, на природе, в месте, откуда руковожу военными операциями, потому что надеюсь, что если вы не осмелитесь описать меня таким, каким видите, то хотя бы опишете природу вокруг нас. А в том, что я прав, можете убедиться, посетив некоторые больницы в Италии, в которых лечатся мусульманские и хорватские солдаты, которые убивали наш народ. Наших солдат там нет. Поэтому я благодарен одному единственному итальянскому врачу за то, что он помог одному единственному нашему раненому сербу — 11-летнему Деяну из Трнова, потерявшему обе ноги, — получить протезы.

Журналист Р. Ч.: У нас нет никаких предубеждений, и поэтому мы здесь.

Генерал Младич: Я предполагаю, что это именно так, поскольку вы работаете в крупных печатных органах и поэтому должны быть профессионалами. Я хотел лишь вас предупредить о том, что вы не должны иметь из-за меня каких-либо неприятностей.

Журналист Р. Ч.: Я был в Сараево и видел, как снарядом была ранена медсестра. Я думаю, что этот снаряд был выпущен со стороны сербской армии. Но на войне всё может быть. Я думаю, что сербы произвели этот выстрел…

Генерал Младич: Это был не сербский снаряд, вы бы не брали сейчас у меня интервью, если бы это был сербский снаряд. Мы хорошо стреляем… Вероятно, это был мусульманский снаряд, потому что они знали о вашем присутствии, о присутствии журналистов. Я тоже мог бы так сделать, чтобы сейчас вокруг нас падали снаряды из минометов, чтобы продемонстрировать, как нас обстреливают мусульманские войска. Они не смеют стрелять туда, где я нахожусь, а ведь знают, что я здесь. Потому что мы защищаем свою землю.

Журналист Р.Ч.: Поскольку вы профессиональный военачальник, что вы думаете о возможности встретиться с мусульманским генералом Расимом Деличем?

Генерал Младич: Он меня вообще не интересует. Как и те, кто его поддерживает. Как только мы их потесним в Горажде или в каком-либо другом месте, они сразу же идут плакаться в Объединенные нации, чтобы своими слезами подмазать те аэродромы или палубы авианосцев, откуда их защитят самолётами НАТО, которые убивают сербский народ… Когда вы перейдете к вопросам полегче?

Мы готовы к переговорам, чтобы мирным путём решить все вопросы. Я сам и до Горажде приезжал в Сараево для переговоров с командующим мусульманской армией, а потом и с командующими и хорватской, и мусульманской сторон, но они не являлись на эти переговоры, рассчитывая на успех своих наступлений из центральной Боснии на Горажде и из Горажде на Центральную Боснию. Поэтому они различными способами собирали крупные силы, а с помощью генерала Роуза[20] хотели задержать меня за столом переговоров, чтобы в это время делать с нашими жёнами и детьми все, что пожелают. Это длилось две недели — и их атаки, и старания генерала Роуза привести их и посадить со мной за стол переговоров.

Журналист Р. Ч.: Что Вы думаете о генерале Роузе как о человеке?

Генерал Младич: Он старше меня на два-три года. Может, весит на несколько килограммов меньше. У него небогатый опыт для такой войны. Мог войти в историю как честный офицер, но оскандалился. Не заслуживает моей оценки.

Журналист Р. Ч.: Вы говорите о нём то же самое, что и мусульмане.

Генерал Младич: Не сравнивайте меня с мусульманами, прошу вас, не делайте этого…

Журналист Р.Ч.: Нет, я этого действительно не хотел, но про него говорят, что он за сербов…

Генерал Младич (не ожидая перевода): Да, да, он за сербов, а бил сербов самолётами Ф-16, «си харриерами» и «миражами»… (журналист что-то комментирует по-итальянски, а Младич добавляет) Вы понимаете наш язык, и поэтому должны записать каждое моё слово.

Журналист Р. Ч.: Я только передаю, что говорят другие… (Потом предлагает какие-то иностранные сигареты, но Младич отказывается: «Нет, нет, я курю то, что выпускают сербские фабрики». Между тем те, что у Младича, тоже иностранные, что и замечает журналист, а Младич смеётся: «Всё, что в сербских руках, братец, все наше!» Потом он обращается ко мне: «Давай, Лиля, угости их этими нашими сигаретами»…)

Журналист Р. Ч.: Меня интересует, в какой фазе находится сейчас война?

Генерал Младич: Это надо было бы спросить у «богов войны», а их нет ни на просторах бывшей Югославии, ни бывшей Боснии и Герцеговины. Они где-то там, в могучих странах, которые защищает авиация НАТО, так же как и их исполнителей на Балканах. Я бы хотел, чтобы с этого момента война прекратилась, и не было бы её больше, пока живут люди на планете Земля… Когда вы ехали сюда, вы видели маленькое кладбище. Всё это свежие могилы, всё это — невинные люди из этого края. А там повыше — памятник прошлой войны. Здесь убито 2400 сербов. У вас есть возможность увидеть и сербский монастырь, а перед ним водяную мельницу, в которой немецкие фашисты сожгли сербских детей.

А после обеда вы отправитесь на передовую линию фронта, увидите сёла, сожженные мусульманами, и поговорите с людьми, которым чудом удалось бежать из этих сёл. А их родные и близкие остались лежать в этих могилах. До этой войны они нормально жили у своих очагов, на своей земле, в своих домах в Кладане, Тузле и Живиницах. Простите, что говорю вам про это кладбище, но мне хотелось бы, чтобы кроме описаний уже упомянутых красот природы, окружающей нас, вы описали бы и эти два кладбища, потому что итальянской общественности не известен сегодня ни один серб, погибший от действий хорватских или мусульманских сил. А поскольку вы гуманисты, лучше было бы написать об этом, а не о генералах Младиче, Роузе и им подобных. Откровенно говоря, существуют только три генерала, которые заслуживают моего внимания. Это — Намбияр,[21] Трифон и Легрен. Остальные не заслуживают и упоминания. А прошло их через эту войну десятки, от того самого, из Египта, до многих других.

Журналист Р.Ч.: От окончания войны будет зависеть, станете ли вы пессимистом или оптимистом, а если иметь в виду настоящий момент?

Генерал Младич: Если учесть, что боги войны еще не реализовали свои цели по расколу на части как Югославии, так и территорий, населенных сербским народом, то я не оптимист. В их руках находится решение о продолжении войны. Но поскольку они еще не переместили свои натовские базы с территорий, где они нежелательны, на другие, более дешевые территории к востоку, то вероятно, они еще создадут новые базы кроме Тузлы и Скопье. Они немного передохнут, наберутся сил, чтобы идти дальше на восток. Эта война во многом необычна…

Журналист Р.Ч.: Генерал, не забывайте, что восточные страны, это те самые страны, которые хотят присоединиться к НАТО.

Генерал Младич: Да, да… (комментирует иронично) Весь народ построился в колонну по одному, чтобы Целовать руки НАТО и молить Бога, чтобы их поскорее приняли или приняли раньше других. В НАТО стремятся те, кто предал интересы своего народа…

Журналист Р.Ч.: Я говорю о Румынии, Польше, России…

Генерал Младич: У меня нет желания отвечать на политические вопросы, но я знаю, что Италия не обрадована тем, что имеет базу НАТО на своей территории. И вы ждете не дождетесь, чтобы Авиано и Анкона двинулись на восток. Простите, что я так прямолинеен.

Журналист Р.Ч.: Я ценю Вашу позицию. Я был в Америке, Британии, жил в Москве. Был главным редактором их редакций, следил за мировым ядерным разоружением. Проект НАТО хочет не расширяться на восток, а достичь стабильности. Они действительно желают мира…

(На это Младич просто расхохотался).

Генерал Младич: Может быть, вы меня убедили в том, что НАТО параллельно с уничтожением десяти боеголовок восточного пакта уничтожил хотя бы одну свою заржавевшую винтовку?! И другое — если бы вы могли меня убедить в том, что НАТО как региональная организация осталась в рамках стран, ее сформировавших, чтобы защищать их исконные территории. Как мне известно, сербский народ в этой войне не угрожал ни одной стране-участнице НАТО ни одним солдатом, ни одним боевым соединением, ни каким-либо оружием. И насколько я знаю, Чайниче, Рудо, Рогатица и Фоча находятся не в Италии, не в Англии, не во Франции, не в Америке. Заблуждаетесь, господа, когда речь идет о намерениях НАТО. Чем позже вы это поймете, тем будет хуже для вас и для итальянского народа.

Журналист Р. Ч.: Спасибо, я понимаю.

Генерал Младич: А теперь могу ли я задать вопрос журналисту? Хочу поупражняться в профессии журналиста… («Пожалуйста, пожалуйста, но Ваша профессия гораздо интереснее», — говорят оба журналиста одновременно). Я прошу вас этот мой вопрос целиком донести до итальянской общественности, а также и то, что вы мне ответите.

Итак, сам пакт НАТО основан его членами для того, чтобы защищать интересы стран, которые его основали, и если это и налогоплательщикам, и народу объясняют угрозой со стороны Варшавского договора и коммунизма, как же тогда объясняется существование НАТО и после распада Варшавского договора, и после того, как его члены провели и демилитаризацию, и уничтожение стратегического ядерного вооружения, когда Вооруженные Силы Варшавского договора ушли с территории Германии, Венгрии, Польши, Белоруссии и т. д.? Как вы теперь расцениваете пакт НАТО, который своими действиями в районе Горажде сорвал с лица маску и проявил себя как наступательная военная группировка? И не солдаты ли и офицеры НАТО переодеты в форму мусульманской и хорватской армий?! И для вашей информации, на них точно такая же американская военная форма, как у генерала Джеронимо Вурди. Не переодеты ли они в белые одежды наблюдателей Европейского сообщества, Объединенных наций и не замаскировались ли они голубой каской или, не дай Бог, переоделись в журналистов разных средств массовой информации? То, что журналисты на стороне тех сил, которыми дирижируют боги войны из большинства западных стран, подтверждает тот факт, что за два с половиной года войны только благодаря господину фоторепортеру Савойе и его сотруднику, и вам, господа, мы хоть каким-то образом отмечены в западной печати.

Ну вот, теперь я жду ответа. Но я многословен, когда задаю вопросы. Я не журналист. Пусть ответ будет не столь длинным, как вопрос.

Журналист Р.Ч.: Ответ короткий. Я могу утверждать, что НАТО, как мы это видим, не имеет агрессивных целей. Ни в отношении Югославии, ни в отношении какой-либо другой страны. Я сам родился свободным благодаря американцам, поскольку они уничтожили фашизм. А НАТО в один определенный момент предотвратил ядерную войну между Западом и Востоком. Я согласен с тем, что силы НАТО не должны были приходить сюда. Но НАТО был призван Советом Безопасности ООН, поскольку ООН наделала много ошибок…

(В этот самый момент над нами пролетел самолёт, и Младич прокомментировал: «Это самолёт НАТО! И он летел из Италии!»)

Журналист Р. Ч.: Это не бомбардировщик!

Генерал Младич: Два года они вели рекогносцировку в районе Горажде, и вокруг меня падали осколки их бомб и ракет.

Журналист Р. Ч.: Сейчас я вам самым серьезным образом говорю, что мы итальянские друзья сербского народа.

Генерал Младич: Я верю.

Журналист Р.Ч.: И, как друзья, мы должны разговаривать искренне и честно.

Генерал Младич: Вы — да. О’кей. Поэтому я и разговариваю с вами. Но вы будете друзьями, если дадите честные ответы о роли НАТО сегодня и в мире, и в вашей стране. Или если напишете хотя бы один лозунг и повесите его, например, в Генуе, Вероне, Авиано, где находятся их военные базы, если осудите бомбардировки сербских детей в Горажде. И будьте любезны, съездите в село Доня-Стубица возле Горажде, посмотрите и сфотографируйте монастырь, который построил еще сербский король Милутин в 1357 г., в котором напечатана первая книга на территории бывшей Боснии и Герцеговины. И там, прошу вас, посмотрите, как выглядит сербское кладбище, и опишите это. Честно.

Журналист Р.Ч.: Вы можете не волноваться. Мы не получали никаких протестов ни от Горбачева, ни от Рейгана, ни от Милошевича. Я работаю как журналист около 18 лет…

Генерал Младич: Речь не идет о конкретных личностях. Не нужно думать, что это относится лично к вам.

Журналист Р. Ч.: У меня еще один вопрос, а потом коллеги продолжат. Ваша акция в Горажде, как нам известно, не имела какого-либо успеха. Это говорю не только я, но и доктор Мира Маркович, которая критиковала эту акцию. Что вы думаете об этом? Что вы думаете по поводу ее критики? Не думаете ли вы, что достигнете тех же самых целей, только разными способами?

Генерал Младич: Если бы еще Си-эн-эн было на сербской стороне, то мы были бы стопроцентными победителями. С дамой, которую вы упомянули, я лично не знаком, не знаю ни ее позицию, ни ее мнение о Гаражде. (Журналист объясняет, что это — супруга Слободана Милошевича. Младич на это отвечает, что не знает, ему ничего об этом неизвестно.) Но если бы вы и упомянутая дама были рядом со мной в Горажде, не верю, что говорили бы иначе, чем я. Но естественно, что существуют женщины, которые думают не так, как я, и это нормально. Часто и моя собственная жена имеет другие взгляды. (.Журналист добавляет, что жены часто влияют на мужа. «Смотря чья и смотря на кого», — говорит Младич…)

Журналист Р. Ч.: Вы, наверное, думаете, что наступил момент решить спор политическим способом?

Генерал Младич: Да, наступило время для мира.

Журналист Р.Ч.: Это тот ответ, который интересовал меня.

Генерал Младич: Но это не зависит ни от сербов, ни от наших желаний. Только от богов войны.

Журналист Джорджо Лазарини: Я хотел бы узнать вас как человека. Но мне хотелось бы поговорить с глазу на глаз. Что вы чувствуете, когда погибает боец?

Генерал Младич: Как будто умер или погиб кто-то из моих детей. А я знаю, что это такое.

Журналист Д. Д.: И генерал Шварцкопф, который был генералом во время войны в Ираке, написал в своей биографии, что никогда не хотел бы отдавать приказ идти в бой и умереть.

Генерал Младич: Он это написал с полным основанием, но нужно было бы и осуществить это, и вести себя соответственно. У него были такие возможности. И ему не место было в Ираке. Если бы я был на его месте, я бы не был в Ираке, и мне было бы стыдно писать о генеральских авантюрах в операции «Гольф». Нельзя нас двоих сравнивать. Он пришел на чужую землю, а я защищаю свою.

Журналист Д. Д.: Да, да. Я упомянул об этом только в гуманитарном аспекте — когда посылают на гибель молодых людей.

Генерал Младич: Война — страшное явление в человеческом обществе. И если бы от меня зависело, то я бы даже не употреблял это слово в разговоре, а оружие, такое чудовищное произведение человеческого ума, не позволил бы производить даже как детскую игрушку из пластика. Ни для звездных войн, ни для войны человека против человека.

Журналист Д. Д.: Один итальянский адмирал сказал, что он хотел бы никогда не воевать, и его тут же сняли с должности.

Генерал Младич: Он был прав, но если бы кто-то напал на Италию, я уверен, что этот генерал пошел бы воевать. И если бы кто-то сжег его дом, изнасиловал мать, сестру или дочь, или убил ребенка, я уверен, что он бы сражался. А если бы он не защищал родной порог, то был бы трусом и предателем. Нам же через мусульманские, хорватские и другие западные средства массовой информации объявлена война! Война ведется и с помощью средств массовой информации, и с помощью оружия, а также с помощью самолётов НАТО, которые проводят рекогносцировку, чтобы ночью или завтра ударить по сербам.

Журналист Д. Д.: Я думаю, что они прилетели просто поприветствовать нас.

Генерал Младич: Вероятнее всего (сквозь жесткий смех).

Журналист Д. Д.: Вы когда-нибудь спрашивали себя, что ваши люди думают о вас?

Генерал Младич: Нет, потому что я постоянно нахожусь среди своих людей. Вам же я предлагаю самим спросить их, что они думают обо мне. Единственно, в чем я уверен, так это в том, что они думают обо мне совсем не то, что я сам думаю о себе. Я думаю, что я обыкновенный человек, а они думают, что я человек необыкновенный.

Журналист Д. Д.: Я был в Лукавице во время одной бомбардировки со стороны мусульман. Тогда солдаты сказали мне, что вы — «свой человек» и очень хороший воин… Что вам снилось в детстве? Кем вы мечтали стать?

Генерал Младич: Дети всегда мечтают. Сначала я хотел быть учителем в начальной школе (где-то до четвертого класса). Потом, в 11 лет, после грубого поступка одного учителя я передумал. После я хотел стать врачом-хирургом. И вот — стал солдатом. Не знаю, что лучше, потому что и врачам, особенно на сербской стороне, приходится сейчас не легче, чем солдатам. А в некоторых случаях им даже намного тяжелее, когда они видят все ужасы войны и не могут ничем помочь.

Журналист Д. Д.: Спрашивали Вы когда-нибудь себя, не допустили ли Вы каких-либо ошибок в этой войне?

Генерал Младич: У нас говорят: нет дерева без листьев, нет человека без недостатков. Я старался не ошибаться, старался свои решения и возможности направить на защиту народа. Время, в котором мы живем, высветит каждую значительную личность в этой так же, как и в других войнах, а историки и журналисты потом скажут, кто есть кто. Меня утешает то, что я защищаю свой народ и веду войну на своей земле, чтобы защитить то, что извечно принадлежит нам. И мне кажется, что я не ошибаюсь. Я на стороне истины. Если бы я пришел во Вьетнам или в Ирак, чтобы убивать людей, или приказывал моим самолётам бомбить чью-либо чужую землю или страну, мне было бы стыдно. Такое решение я не смог бы принять.

Журналист Д. Д.: Представьте, ваши слова меня удивляют, потому что вас мне описывали как страшного человека.

Генерал Младич: О’кей. Пусть вас не обидит один пример. Когда я был молодым офицером, служил в Скопье, еще до того, как я познакомился со своей будущей женой, одна ее школьная подруга описала ей меня очень страшным. Вероятно, моя супруга и не влюбилась бы в меня, если бы подруга ей в этом не мешала. А она и вчера вечером, когда мы вместе с ней ехали сюда, сказала, что все еще открывает во мне что-то новое. Недостаточно одной этой встречи, чтобы вы узнали меня, а я — вас. Но у вас — преимущество. Вы меня здесь расспрашиваете и лучше узнаете, а я вас — нет.

Посмеявшись от всего сердца над репликой журналистов, что все журналисты — генералы, Младич говорит: «Да, особенно те, которые, когда у них нет уже больше вопросов, говорят тому, кого они атакуют: «Пожалуйста, откройте рот, мы удалим вам гланды…».

— Вы меня, очевидно, не сможете никогда получше узнать, но я вам завидую, потому что вы уже обеспечили себе место в истории, — парирует Лазарини.

Младич: Благодарю за комплимент. Я сказал — обычные люди не могут войти в историю. Историю создают большие люди из больших стран. Мы — маленький народ и маленькая армия. И история наша не великая, но есть немало и наших людей, которые не читают даже и эту малую историю малого народа. Историей не живут. Если бы я чего-либо и пожелал от истории, так только защитить свой народ от выселения из его родных мест, с исконных земель посланцами богов войны и теми, кто объявил нам войну — хорватами, мусульманами и их спонсорами, которые эту войну финансируют. Иначе говоря, история — это огромный луг, на котором может пастись любой осёл (Младич смеется).

Журналист добавляет: «И козы!»

«Да, — говорит Младич, — если учесть, что коза стоит у нас на более высокой ступеньке по своим заслугам перед человеком, хотя я больше ценю осла, потому что он может больше нести и меньше есть. — И опять громко смеется. — Вот только доить его невозможно».

Журналист Д. Д.: Читали ли вы книги каких-либо великих генералов, и какая из них произвела на вас особенное впечатление, воодушевила?

Генерал Младич: О, я много чего читаю. Изучал Клаузевица. По некоторым книгам учился. Но следующую встречу я назначаю вам на моей родине, и некоторые вещи станут вам намного яснее. Там я не должен буду вам объяснять, почему мы и не должны много читать — ведь мы живем на очень большой высоте над уровнем моря, намного выше других. Мы дальше видим и находимся ближе к Богу, чем другие. Я читал много исторической литературы, то, что писали немецкие, итальянские фашистские офицеры, все, что писали нацисты, что писали друзья и враги. Со всем, что написано об армии от Сунь-Цзы до наших дней, я более или менее познакомился. Не читал только этого Шварцкопфа. Честно говоря, меня больше интересует другая литература.

Журналист Д. Д.: Вы сказали, что здесь живет народ, который не войдет в историю, потому что он малый народ. Мы с коллегой не такие скромные, как вы. Мы прибыли сюда, чтобы встретиться со значительной, великой личностью великого народа. Мы преодолели такое расстояние не для того, чтобы встречаться с маленькими людьми маленького народа.

Генерал Младич: Отличный вопрос поставил господин. Я вам действительно искренне ответил, что мы маленький народ, который кто-то хочет стереть с лица земли. Боюсь, мы не займем место в истории, поскольку нам грозят истреблением. Мы так заблокированы решениями Международного сообщества, что доведены до ситуации худшей, чем у племени сиу или некоторых других племен, апачей или им подобных, в каньоне Колорадо. Им выпало счастье остаться хотя бы в резервациях. Инкам не посчастливилось, их не осталось даже для резерваций. Санкции определили нам судьбу инков. Мы постараемся не стать инками, а наоборот, сколько бы нас ни уцелело, останемся на своей земле. Мы не хотим стучаться в двери великой истории, великой планеты, тем более, если она хочет обойтись без сербов, если то, что происходит за границами Международного сообщества, за рекой Дриной, служит оправданием для введения санкций против Сербии и Черногории, т. е. СР Югославии! Почему так происходит, что санкции не распространяются ни на хорватов в оставшейся части Хорватии, ни на мусульман и хорватов в оставшейся части Боснии. Им самолёты Ц-130 денно и нощно сбрасывают помощь, все, что им нужно, даже и в анклавы, а мы, сербы, не можем получить даже лекарства, товары, необходимые для сельского хозяйства и промышленности. Мы не могли получить кислород для грудничков в больнице и многое другое. Не буду перечислять множество проблем.

Журналист Д. Д.: Мне известна проблема, о которой вы говорите… Но однажды, когда закончится война, и эти санкции будут отменены. Тогда вы приедете в Италию, чтобы лучше узнать нас.

Генерал Младич: Принимаю приглашение. В Италии я был в 1979 г. У меня остались хорошие впечатления о вашей стране. У вас поэтический язык, прекрасная музыка, отличный спорт и очень красивые женщины…

Журналисты с улыбкой вставляют: «Как и здесь, как и у вас…»

Генерал Младич: Да, да. Здесь они самые красивые. Я сужу по моей жене.

Журналист Р. Ч.: Генерал, вы родились, когда Югославия была еще федерацией…

Генерал Младич: Я родился в 1943 г., когда Югославия горела в огне войны… Но потом жил в Югославской федерации.

Журналист Р.Ч.: Этнические группы жили мирно в то время?

Генерал Младич: В относительном мире — да. А знаете почему? Потому что и первая, и вторая Югославия построены на трупах сербов и залиты сербской кровью. И это вместо того, чтобы сербский народ ценой такого количества жертв и пролитой крови создал свое государство, Сербию, как, например, Италия, или Франция, или Швеция, или Перу, или Испания… Потому что в Перу живут перуанцы, в Испании — испанцы… Конечно же, в тех странах могут жить и другие народы. Но в вашей стране, например в Италии, живут только итальянцы. У вас есть и сербы, и немцы и те, кто вместе со словенцами хотели бы жить в Германии. У вас есть итальянцы, которые живут в Истрии и Далмации, у вас есть в долине реки Соча кладбище итальянских солдат — 11 000 погибших во Второй мировой войне… Да, в Югославии был мир, но какой мир? За счет сербов. Была тюрьма Голый остров. Заключенные были сербами, которые спрашивали себя, почему они не признаны сербами в Югославии? На Голом острове отбывали наказание все сербы и черногорцы, недовольные господствующим тогда в стране режимом. Этот режим сделал нацию из мусульман, которые до принятия ислама были или сербами, или хорватами. А у них не было ни своего особого языка, ни истории, ни страны. Ничего своего не было. Они были той частью своего народа, которая приняла ислам для того, чтобы потом зверски истреблять свой народ. Если вы изучите структуру самых высших кругов Югославии, то увидите, как были представлены в них шиптары, мусульмане, словенцы, хорваты. Коль скоро господин любит историю, пусть заглянет в давнюю историю и увидит, что те народы, которые я сейчас упомянул, никогда не имели своего государства. Даже на территории бывшей Югославии. Обе бывшие Югославии завоевали авторитет в мировом сообществе благодаря жертвам со стороны сербов, за счет пролитой сербами крови. Во время Первой мировой войны, защищая югославскую территорию, погиб каждый третий серб. Во Второй мировой войне погибло 1 миллион 400 тысяч сербов. Из них 850 000 стали жертвами усташей в Ясеноваце. После Второй мировой войны Югославия была одной из 50 стран-основателей Лиги Наций, которая предшествовала Организации Объединенных Наций. Затем стала одним из основателей Организации Объединенных Наций. И теперь эти Объединенные нации перевернули сознание мирового сообщества так же, как эту вашу визитную карточку!

Так, Объединенные нации приняли решение, отвергающее международно признанные границы суверенного государства — Югославии. Для них имеют значение внутренние границы, которые чертили пьяные титовские политики. Они ограбили сербские земли с помощью титовских соратников от Кидрича до Карделя, Стане Доланаца и новых, вроде Кучана, который говорит, что в долине реки Соча возле Томлина нет никаких итальянских могил… Это журналисты знают…

Или, скажем, в случае Боснии и Герцеговины. После крушения СФРЮ мы остались без государства. Нам не только не разрешено иметь государство, но не дано и право защищаться, даже когда на нас нападают самолёты НАТО…

Журналисты говорят о своем согласии с мнением Младича о том, что признание Боснии и Герцеговины было ошибкой.

Генерал Младич: Да, но первой ошибкой было признание Словении.

Журналисты выражают надежду на то, что границы исчезнут одна за другой, когда речь пойдет о капитале.

Младич: Это утопия, как был утопией коммунизм. Одно только точно, что капитал не знает границ. И если бы не было исламского капитала, здесь не было бы богов войны. Человек по своей природе эгоцентричен и имеет потребность обособиться. Это касается и дома, и государства. Только далеким будущим поколениям будет достаточно планеты, чтобы на ней всем было одинаково хорошо.

Журналист Д. Д.: Когда закончится эта война, вы создадите независимое государство — боснийское государство?

Генерал Младич: Сербский народ ясно продекларировал свои цели в этой навязанной нам войне. Мы хотим остаться на своей земле и иметь права, какие имеют все остальные народы по международным законам. Мы хотим самостоятельно распоряжаться своей судьбой и дружить с теми, с кем хотим, а не с теми, с кем приказывают могущественные силы. Было бы несерьезно, если бы кто-то из нас думал о том, чтобы снова сдружиться с теми, кто на него уже три раза в этом веке нападал с оружием в руках… Когда я говорю о сербах, я не разделяю сербский народ на сербский народ в Книне, Белграде и моем Калиновике. Это все один народ. Сербы, живущие в окрестностях Рима или Фальконе, не имеют права на собственное государство на той территории, где они живут, но для сербов, живущих в Книне, Калиновике, Призрене, Баре, нормально иметь свое национальное государство. Мы — единый народ. И иначе быть не может.

В это время журналист шепчет мне, что сейчас задаст вопрос стоимостью миллион долларов. Я спрашиваю его перед Младичем и остальными, почему миллион долларов, почему вопрос так дорого стоит? Младич смеется: «Что за вопрос за миллион долларов, когда тот самолёт НАТО, который мы сбили, стоит больше 50 миллионов долларов!».

Журналист не успевает задать этот вопрос, потому что в беседу включается принц Сергей Карагеоргиевич и спрашивает что-то о гербе и флаге Республики Сербской. Он видел флаг «боснийских сербов» с королевским гербом — поясняет переводчик.

Генерал Младич: Вы видели флаг с гербом в моей канцелярии, это — подарок нашего владыки. Вы видели герб православной церкви. А на гербе Республики Сербской — корона, герб, символизирующий единство духовной и политической власти, а не определяющий политическое решение государства сербов после войны. Мне приятно, что среди нас находится принц Карагеоргиевич. Ведь наш герб ведет свое начало из времен Неманича, самого древнего периода сербской государственности.

Принц: Я думал, что вы — за монархию!

Младич: Народ выскажется об этом, а не я.

Журналист Р. Ч.: Могу ли я вас спросить, кто вам платит? От кого вы получаете плату и кому платите налоги?

Генерал Младич: Я работаю не за плату. Цена моего заработка — сохранение народа. А если бы я назвал вам сумму, которую этот народ в этих военных условиях, в этой блокаде может выделить для генерала Младича, вам эта сумма показалась бы смешной, а мне стыдно сказать. Но верьте, что я очень богат, посколжу у меня есть возможность давать моему народу, а не брать у него. Народ ценит тех, кто дает ему. Смысл моей жизни в том, чтобы отдавать народу все, что могу в эти тяжелые минуты.

Желая быть до конца гостеприимным, генерал выкроил время и провел нас к монастырю в его сказочном окружении, поискал священника, чтобы тот рассказал нам об истории сербского народа и возникновении самого монастыря. Он показал нам место, где во время Второй мировой войны усташи убили детей за то, что их вскормили сербские матери, за то, что их отцами были сербы, потому что хотели стереть сербов с лица сербской земли. И все это он рассказывал дружески, покровительственно, с доброй улыбкой.

На прощание он сказал мне: «А теперь проведи их на передовую линию фронта, чтобы они не думали, что мы так воюем. Нам здесь удалось уберечь от турок свои прадедовские очаги. Поведи их выше над Кладанем, на Бандиерку, чтобы они встретились с бойцами, защищающими свою землю, поскольку свои дома они не смогли защитить, а после этого направляйтесь на Соколац».

В сопровождении офицеров генерала мы отправились на Бандиерку. Из этого места Кладань был нам не виден. Турки изгнали сербов из Кладаня и 24 сел, почти все из которых были сербскими. Кого прогнали, кто погиб. Поселились в их домах, которые еще не сожгли… Через голое, словно выбритое пространство подходим к окопам. Вокруг нас свежие воронки от снарядов. Идем редкой колонной. Кто-то испуган, кто-то удивлен всем происходящим. Под соломенным настилом, без настоящей крыши, в жестяной бочке кипятят воду. Когда солдаты услышали, что нас послал к ним генерал Младич, они повскакивали, словно он сам пришел к ним. «Благослови его Бог, храни его Бог для нас», — говорят с благоговением.

Когда они узнали, что среди нас находится и принц Карагеоргиевич, и журналисты из Италии, то советуют нам немного пригибаться, поскольку мы на виду у турецкой стороны. Пусть это звучит невероятно, но мы не думаем об этих предостережениях, словно не верим, что именно с нами может что-то случится. Просим у них бинокль, чтобы посмотреть на этих там. «Нет у нас бинокля, — говорят. — Был сегодня утром, но за ним пришли с других позиций — он им нужен. Им показалось, что происходит какое-то движение в войсках!»

Спрашиваю одного из них, как живут, как держатся. Все — молодые люди. А ведь это было как раз в то время, когда сербов уговаривали добровольно уйти с земли, которую они удерживали, и отдать какую хорватам, какую — мусульманам, а какую — туркам. Мой худенький собеседник рассказывает: «У меня все хорошо, сестра. Могло быть хуже. Много хуже. Всю семью я спас от турок, все живы-здоровы. А дома, правда, больше нет. Вон в той стороне видишь стены? Это был мой отчий дом. Теперь он остался только у меня в сердце и в памяти. Но, слава Богу, лишь бы мои дети были живы и здоровы. Мы здесь сменяем друг друга через каждые несколько дней: то на позициях, то в кругу своих. Я их поселил в брошенном домике. Только бы мы были здоровы и герой Младич с нами!»

«Ох, — поёживаюсь я от боли и сочувствия горю, — это действительно ужасно!»

«Нет, сестра, у меня все не так ужасно, как у моего брата. Мы жили по соседству в нашем селе. Может быть, оно опять станет нашим. И он, к счастью, тоже всю семью спас от опасности живую и здоровую. Но его беда хуже моей. Видишь, сестра, тот большой дом, из трубы которого идет дым? Видишь, бельё сушится во дворе? Видишь скот возле дома? И этих людей перед домом? Это был его дом, его имущество, его скот. Но туда вселились турки. Все ему испоганили. И каждое утро мы обсуждаем — ударить снарядом по всему этому или нет. Он иногда говорит: давайте, а потом опять: нет. Все надеется, что вернёмся. И я надеюсь, за это и воюю — но после них в тот же самый дом… Эх, я бы не мог, если бы даже больше никогда у меня не было дома…»

«Вот это и есть армия молодых, армия Младича, это те самые агрессоры», — переводила я гостям разговор. И кто тут кого вел на преступление и против какого народа… Бойцы говорят, что за несколько дней до нашего приезда у них был большой бой с турками, которых погибло много, что наступают они толпой, призывая аллаха, и падают как снопы. Рассказывают, что среди погибших десятка два были другой расы, и их долго никто не хоронил. «Импортные турки», — говорят наши друзья.

Мы потихоньку уходим, чтобы попасть еще в больницу около Таушан и там вобрать в себя ещё больше горя и озлобления, потому что становимся свидетелями безмерных и несправедливых страданий сербского народа.