Новая встреча с городом на Волге

Новая встреча с городом на Волге

Поезд прибыл на Казанский вокзал. Мы были в Москве. Меня ожидал советский старший лейтенант. Сердечно попрощавшись со своими сопровождающими, я пошел с ним к автомашине, стоявшей перед вокзалом.

— Куда мы едем?

— Увидите, — ответил, улыбнувшись, старший лейтенант.

Когда столица осталась позади, я понял, что это не была знакомая уже мне дорога в Красногорск. Может быть, в Турмилино? — гадал я, вспоминая рассказы генерала Бушенхагена. Тогда по правую сторону шоссе вскоре должен быть аэродром. Действительно, вот и он. Здесь стояли десятки самолетов.

Прямо в лесу мы наткнулись на большой поселок. В тени деревьев и среди садов маленькие и большие деревянные дома в один или два этажа, имелись также каменные постройки — это был так называемый дачный поселок. Обычно дачи бывают заселены только летом. За высоким дощатым забором была наша цель — привлекательный загородный дом с застекленной верандой и террасой, выходящей в сад.

В то время как меня приветствовал советский майор, из-за угла появился мой друг Арно фон Ленски. От него я узнал, что здесь ждали прибытия Паулюса, Мюллера и профессора д-ра Шрейбера, которых пока еще не было. Арно фон Ленски рассказал мне далее, что вместе с ним мне предстоит совершить длительное путешествие на юг — на Волгу.

— Что мы там будем делать? Население не очень обрадуется приезду офицеров 6-й армии.

Ленски вынул книгу под названием «Сталинградская битва».

— Это сценарий советского автора Вирты. Режиссер хочет, чтобы немецкая сторона в фильме была изображена в правильном, неискаженном виде. Я уже просмотрел его. Завтра мы займемся этим вместе. В Сталинграде мы будем присутствовать при съемках на открытом воздухе. Потом съемки будут производиться в Москве, в помещении Мосфильма.

— Это интересно. Когда же это начнется? — спросил я.

— Самое позднее через неделю.

Через несколько дней мы сидели в скором поезде на Сталинград. Мы приближались к цели нашего путешествия. Слева и справа от железнодорожной линии простиралось бывшее поле битвы. Еще не все развалины удалось убрать. Горы железа и стали, разбитые машины, сгоревшие танки, орудия с разорванными стволами напоминали об ожесточенных боях. В Гумраке стояло много новых домов, аэродром снова работал. Большой город еще кровоточил тысячью ран. Но повсюду пробивалась новая жизнь.

Ужасные воспоминания вновь ожили во мне. Я представил себе десятки тысяч раненых, больных и умирающих от голода солдат 6-й немецкой армии, штабели застывших на морозе трупов, которые не хотела принимать замерзшая, как железо, земля. Я вспомнил ужасные дни и ночи между надеждой и уничтожением, последние часы трагического финала. Но не только это угнетало меня. Совершенно иначе, чем пять лет назад, я ощутил огромную вину, которую мы, немцы, взяли на себя, начав войну и вторгшись в Советскую страну, убивая и уничтожая. Увидев заново возникающий из развалин город на Волге, я вновь дал торжественный обет приложить все силы к тому, чтобы между немецким и советским народами царила вечная дружба.

В последующие дни мы иногда имели возможность осматривать город и ближайшие окрестности. На больших заводах в северной части города, особенно на тракторном заводе, производство уже опять шло полным ходом. Южнее реки Царица центральная улица была построена заново. На крутом берегу реки возвышалось белое здание театра. Ходили трамваи. Открыли свои двери кинотеатры, библиотеки, школы и больницы. Всюду взрывали развалины, убирали кучи мусора, росли новые жилые дома.

Ленски и я хотели побольше увидеть, поговорить с людьми. Возможность для этого представлялась во второй половине дня во время долгих прогулок с нашими сопровождающими и переводчиком. Прежде всего нас интересовало место, где так стойко и ожесточенно сражалась 62-я советская армия под командованием генерала Чуйкова. Небольшое происшествие показало, что дух советских бойцов жив и теперь. На высоком берегу Волги, недалеко от разбомбленного и сгоревшего нефтехранилища, мы увидели человека, работавшего лопатой. Он понял, что мы бывшие немецкие офицеры, и заговорил с нами. Выяснилось, что он принимал участие в великой битве как старший офицер.

— Вы сталинградец? — спросил я его.

— Нет, ни я, ни моя жена родом не из Сталинграда. Однако когда кончилась война, мы решили жить и работать в этом историческом городе, — скромно сказал полковник, который под конец войны командовал дивизией.

— Таким образом, вы уже живете здесь?

— Да, — сказал он, — вот там. — При этом он указал на развалину. — Это когда-то был дом. Вы видите, что от него осталось. Там мы жили иногда во время войны. Мы с женой временно там и поселились. А здесь мы строим себе новый домик из валяющегося вокруг материала. Вот это его план.

Он указал на отмеченный колышками четырехугольник, по краям которого он как раз копал канаву под фундамент.

— Если вы снова приедете через несколько лет, — сказал он, — вы уже не увидите никаких следов войны. Может быть, тогда я буду жить в многоэтажном современном доме.

Однажды вездеход привез нас к Мамаеву кургану — тому господствующему над местностью холму, за который было пролито так много крови. Еще и теперь, через пять лет, земля здесь наверху была как будто перепахана. То и дело попадались воронки от снарядов. И масса снарядных гильз, снарядных стаканов, гильз от патронов, пулеметных лент, частей от винтовок, даже человеческих костей.

В один прекрасный день мы оказались также перед вновь отстроенным универмагом на том месте, где начался мой путь в плен. Бронзовая доска около входа сообщала, что 31 января 1943 года в подвале этого здания был взят в плен штаб 6-й немецкой армии во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом.

На открытом месте перед универмагом производилась та часть съемок, которую должны были консультировать фон Ленски и я. В присутствии старших советских офицеров вечером снимали атаку немецких танков. Танки с немецкими крестами переваливались через развалины. Из пустых оконных глазниц развалин вылетало пламя, с громким «ура» наступали пехотинцы с автоматами и ручными гранатами. Для этой цели военнопленные немецкие офицеры и солдаты были специально заново экипированы. Понятно, что тысячи штатских не хотели пропустить такое зрелище, тем более что прошел слух, будто на съемках присутствует Паулюс. Съемки, вероятно, вызывали у этих людей горькие воспоминания. Однако в адрес присутствовавших немецких офицеров не было сказано ни одного враждебного слова.