Дмитрий Крымов и Шекспир — новая встреча

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дмитрий Крымов и Шекспир — новая встреча

Дмитрий Крымов позвал меня в свою новую затею по мотивам пьесы Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь», которой он дал название другой шекспировской пьесы «Как вам это понравится». Я практически сразу согласился, так как работа с Димой опять сулила мне встречу с моими любимыми учениками. Не говоря уже о безудержной фантазии самого постановщика, который не прекращает меня удивлять расширением театрального пространства и сценических возможностей, углублением самого понятия — Театр.

В этой работе Крымов превзошёл себя, возвращая театр к его истокам, площадному и одновременно утончённому действу. В качестве второго подарка Дима предоставил мне возможность встретиться на сцене с Лией Маджидовной Ахеджаковой. До официальной московской премьеры мы сыграли спектакль только для приглашённых и отправились с ним на Шекспировский фестиваль в Англию и Шотландию. Мне впервые в жизни довелось в течение целого месяца играть спектакли перед реально иностранной публикой. Все прочие зарубежные гастроли, не считая фестивалей, проходили перед бывшими соотечественниками, для которых мы, артисты, оставались значимыми фигурами, а фактор русского языка, на котором играли, становился решающим. На этот раз — никаких соотечественников, реальные подданные Её Величества. И произносимый нами текст шёл в переводе на английский язык бегущей строкой, как это ныне принято. Наши имена ничего не говорили зрителям, и их восприятие спектакля ничем не было окрашено, но и ничем не омрачено.

Гастролировали мы сначала на родине Шекспира в Стратфорде-на-Эйвоне. Дорога из гостиницы, где нас поселили, в театр пролегала через кладбище, на котором похоронен великий бард. Мы часто подходили к его могиле, то ли с благодарностью, что Шекспир на столетия трудоустроил артистов своим творчеством, то ли с обещанием честно служить нашей с ним общей профессии. Осознание, что мы с гением — коллеги, создавало особую атмосферу нашего пребывания на родине драматурга. Но особый успех сопутствовал спектаклю Дмитрия Крымова на крупнейшем в мире театральном Эдинбургском фестивале.

Столица Шотландии приняла нас как триумфаторов, что, не буду лукавить, было очень приятно и возвысило нас в собственных глазах. Радость зрительского восприятия, соответствие его авторскому замыслу не могли не потрясать. Когда на утро после первого спектакля мы с Лией Ахеджаковой спустились на завтрак, все присутствующие встали и захлопали нам. Всё-таки в нашей профессии присутствуют особые моменты, когда ты понимаешь, что твои жизненные усилия не пропали даром. Уже осенью, когда состоялась московская премьера, которая также имела успех, хотя и далеко не британский, я много размышлял над этим феноменом. И, к сожалению, пришёл к неутешительному выводу. В дореволюционной России, а затем в Советском Союзе в первые два десятилетия его существования творили великие театральные режиссёры. Не стану перечислять их имена, они широко известны. Всё новое, что происходит с мировым театром до сих пор, в той либо иной степени является продолжением эстетических и профессиональных исканий российских и советских гениев. В СССР же различными путями избавились не только от самих гениев, но, что страшнее, от их театральных поисков. Конечно, и потом рождались и творили отличные и выдающиеся режиссёры, но это были одиночки, вся творческая жизнь которых была преодолением бюрократических и прочих препон. Да и та драматургия, которую они вынуждены были ставить, крайне редко вдохновляла на взятие новых высот. Позднесоветские режиссёры не только не создали школ, хотя по своим дарованиям безусловно могли бы, но и не воспитали зрителей, способных адекватно воспринимать современный театр. Россия в этом смысле отстаёт от театрального мира на десятилетия.

Как генералы всегда готовятся к уже прошедшей войне, так и наши актёрские школы готовят артистов в театральной эстетике давно минувших дней. А на этом воспитывается зритель, зачастую не способный принять современную театральную условность. И тут не вина зрителя, а его беда. Публика недополучает эстетического удовольствия от новых театральных веяний и при этом подсознательно не желает смотреть спектакли, пропахшие нафталином. В итоге люди отворачиваются от театра, теряется контакт. Разрыв превращается в пропасть.