Начала

Начала

Наступил ноябрь, и в моей жизни появилась Катенька.

Я бы соврал, если бы пытался настаивать, будто в первый же миг ощутил, что именно она и есть женщина моей жизни, и отныне у меня всё будет по-другому. Я просто влюбился в неё, а она просто влюбилась в меня. Так бывает, но далеко не всегда влюблённость перерастает в любовь, а любовь, минуя все препятствия, становится стержнем, на котором строится семья.

Бытует расхожее мнение, что браки заключаются на небесах. Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть его, но в нашем с Катенькой случае было именно так. Мы проводили вместе всё свободное время, тем более что это было не трудно. Ежедневные репетиции дипломных спектаклей проходили в Театре Образцова, где Катенька служила педагогом. Она умела находить общий язык с детьми любого возраста, быстро сдружилась с актёрами и сотрудниками театра и, что было совершенно очевидно, становилась не только незаменимой, но и всеобщей любимицей. Для этого были все предпосылки. Катенька была всегда весела, доброжелательна, готова прийти на помощь. Жила она в десяти минутах ходьбы от театра, что существенно облегчало наше общение.

Приближались зимние школьные каникулы, идеальное время для детских спектаклей, которых нами было выпущено в достатке. Нам предложили съездить на гастроли в Ереван, что было, во-первых, любопытно — посмотреть новый для меня город, иную, отличную от российской жизнь; во-вторых, появлялась возможность почувствовать себя профессиональным актёром — ежедневные спектакли на зрителях; в-третьих, это давало значительный приработок к более чем скромному студенческому бюджету.

Гастроли прошли прекрасно, мы были на седьмом небе от счастья. Мечта об артистической карьере начинала сбываться, росла уверенность в своих силах. Я мог упиваться уже не только ежедневными репетициями, но и побаловаться определённым зрительским успехом, хотя и у маленьких, но от этого не менее любимых мною зрителей.

Эта поездка оказалась знаменательна ещё одним событием, оказавшимся решающим в моей судьбе.

На гастроли я уезжал из общежития ухаживающим за барышней молодым человеком, а вернулся уже к Катеньке, как это теперь называется, гражданским мужем. Этому сопутствовал один комический эпизод. Я приехал к Катеньке с вокзала, мы сидели у неё, общались, а затем она уединилась с бабушкой Софьей Львовной в её комнате. Они о чём-то долго разговаривали, затем Катенька вернулась ко мне явно в приподнятом настроении. Она передала слова бабушки: уж если он такой цаца, то пускай остается жить у нас. Моему счастью не было предела. По российской привычке я побежал занять денег, дабы обмыть новую, столь устраивающую меня ситуацию. Как назло, мне долго не удавалось достать денег, а когда я их достал, то никак не мог найти шипучее вино под названием «Салют» стоимостью два рубля пятьдесят копеек, которое, по моему тогдашнему мнению, соответствовало торжественному моменту. Раздобыть шампанское в те годы практически не представлялось возможным. Его в основном продавали только к праздникам, обычно в продуктовых заказах. Да и стоило оно гораздо дороже «Салюта». Когда я проделал все манипуляции и вернулся, прошло довольно много времени. Я с удивлением нашёл Катеньку в подавленном настроении. Она явно плакала без меня. Удивление моё возросло, когда я понял причину произошедшей с ней перемены: она решила, что, получив бабушкино «добро», я попросту испугался и сбежал. Какая-то «Женитьба» Гоголя получилась. Я же не только не помышлял о побеге, а, наоборот, с радостью остался у неё. Как оказалось, уже навсегда.

Мы начали жить-поживать, ещё не наживая решительно никакого добра. Не с чего было. Я был студентом, а Катенька — театральным педагогом, что, как вы понимаете, оплачивалось государством крайне скудно. Но нас это абсолютно не смущало. Жили мы весело, окружённые толпой друзей, строили планы, многим из которых, самое удивительное, суждено было сбыться. Мы активно репетировали дипломные спектакли, играли их.

Я оказался в гораздо лучшем положении, чем мои однокурсники: на каждом прогоне и спектакле в зале присутствовала моя собственная, индивидуальная болельщица. Это была моя Катенька…

Несложная мысль о том, что всё, что имеет начало, имеет и конец, опять оказалась верна. В конце марта 1978 года мы закончили Гнесинское училище, и у меня появился настоящий диплом, где вполне русскими буквами было написано, что я — артист. Пускай и с добавлением «театра кукол», но, как я уже писал выше, на тот момент меня это совершенно не смущало. Главное, теперь я смогу на законных основаниях заниматься любимым делом, и меня ждёт замечательная творческая судьба. В этом я имел наглость ни минуты не сомневаться.

Единственное, что не слишком радовало в окончании училища, это судьба моих коллег. Наш курс закончили 13 человек, а сразу после дипломных экзаменов стало известно, что в Театре Образцова оставляют только восьмерых. Пять наших соучеников должны были начинать искать работу, а счастливчики, в том числе и я, с нового сезона, с сентября, вливались в прославленную труппу.

Мы все прекрасно понимали, что профессия артиста максимально конкурентная, что театр не резиновый и всех трудоустроить не может, что в конце концов мы обладаем разным уровнем дарования, а искусство не проходной двор, где на успех может рассчитывать каждый. Но мы настолько сроднились за время обучения, что расставаться нам не хотелось. А никаких путей для оставления в театре пятёрки неудачников не было.