Не ведет ли генерал-лейтенант Шмидт двойную игру?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Не ведет ли генерал-лейтенант Шмидт двойную игру?

В последние дни Шмидт развил оживленную деятельность и в другом направлении. Так, он вызвал к себе полковника фон Болье, командира пехотного полка 3-й моторизованной дивизии. Полковник в двадцатых годах пробыл длительное время в Советском Союзе, владел русским языком, знал страну и людей и — как он подчеркивал — Красную Армию. Я сам часто встречал Болье после начала вторжения в Россию. С удивлением я поздоровался с ним, увидев, что он выходит от начальника штаба.

— Шмидт попросил меня рассказать ему о Красной Армии, — сказал мне Болье. — Особенно интересовался он вопросом, чего можно ждать от ее солдат и офицеров. Я и не знал, что ваш начальник штаба может быть таким любезным.

Неоднократно вызывался к Шмидту и переводчик LI армейского корпуса, прикомандированный к штабу армии. Это был белый эмигрант, бывший помещик и прапорщик царской армии. С ним Шмидт тоже беседовал о советской стране и ее людях, о солдатах и офицерах Красной Армии.

Какую цель преследовал начальник штаба этими разговорами? Зондировал почву для плена? Вел двойную игру? Только что он отдал Роске приказ организовать круговую оборону универмага, а сам готовился к сдаче в плен?

Поздним вечером 29 января в темноте подвала кто-то тронул меня за рукав. Сначала я подумал, что это один из раненых, которые в последние дни и здесь искали убежища. Луч карманного фонаря осветил лицо ординарца Шмидта. Генерал был сейчас у Роске и обсуждал мероприятия по обороне командного пункта. Обер-ефрейтор провел меня в жилое помещение Шмидта, показал на стоявший в углу маленький чемодан и открыл его. Я наклонился и, пораженный, взглянул на солдата. Тот сказал усмехаясь:

— Всем подчиненным он приказывает: «Держаться до последнего, капитуляция — исключена», а сам уже готов сдаться в плен.

Я поблагодарил его за столь интересное сообщение и возвратился к себе. Так вот в чем дело! Шмидт считает, что требование драться до последнего человека на него не распространяется. Паулюс был возмущен, когда я рассказал ему о случившемся.

— Никогда не подумал бы, что это возможно — воскликнул Паулюс. — Человек, который до сих пор распространяет слухи о расстрелах пленных, предусмотрительно собирает информацию о том, какое обращение ждет его со стороны Красной Армии. Сам он рассчитывает попасть в плен, а другим ничего не говорит об этом.

— Я никогда не питал к Шмидту дружеских чувств, однако я считал, что он по-своему последователен. И только в последние дни он показал свое истинное лицо. Слово не согласуется у него с делом. Жаль, что вы следовали его советам, господин генерал-полковник.

— Теперь поздно говорить об этом, — ответил Паулюс. — Конец близок. Быть может, другой начальник штаба помог бы мне принять более правильное решение. Но лучше оставим это.