Глава 15.«Римская история в лицах»

Глава 15.«Римская история в лицах»

Подготовка рукописи с таким названием заняла в три раза больше времени, чем рукопись по Истории афинской демократии (7,5 и 2,5 года). Примерно так же соотносятся между собой и объемы этих книг (65,5 и 19 условных печатных листов). Римская история представлена в трех томах: Республика, Гражданская война и Империя. Процесс подготовки материала описывать не буду. Он точно такой же, как при подготовке «греков». Те же 8-10 часов в Ленинке ежедневно в течение четырех лет. Та же мучительная борьба со сном. Путешествия по лестницам от подвала до четвертого этажа. Те же конспекты сочинений древних авторов, записанных мелким почерком на съемных листках в клеточку — вплотную, строка к строке. В общей сложности 1837 листков.

Первое знакомство с героями и хронология событий по учебнику Н. А. Машкина. Знакомство со вторичными источниками с целью сопоставления трактовок исторических событий и оценок деятельности главных персонажей, как и ранее — после окончания собственного чернового варианта рукописи. Здесь были использованы не только труды выдающихся российских исследователей, но и все, что удалось найти в фондах Государственной библиотеки в Париже на французском и английском языках. Я имею в виду, конечно, не монографии, посвященные отдельным деятелям, периодам или социальным аспектам римской истории, а книги с полным ее изложением. Таких оказалось около тридцати.

Начиная с IV века до нашей эры погодичные записи важнейших событий в Риме делал глава жрецов — Великий понтифик. Во времена Республики и далее годы связывались с именами консулов, избранных на каждый год (фасты). События, происходившие в дореспубликанскую эпоху, лучше считать легендарными. Впрочем, легенда, передаваемая из уст в уста, может довольно точно описывать реальные ситуации. Что было доказано Шлиманом, отыскавшим остатки древней Трои по ее описанию в «Илиаде» Гомера, сделанному через пять веков после Троянской войны. Труднее с хронологией. Римский историк Тит Ливий ведет свое повествование «от основания города», которое он датирует 753 годом до нашей эры. По данным современной археологии, основание города на семи холмах следует отнести к началу VI века до н. э. По-видимому, описанные Ливием факты были плотнее расположены во времени. Для нас это не так уж важно. Классический период римской истории, начало которого я склонен относить к нашествию галлов в 370-м году до н. э. можно считать датированным по фастам вполне надежно. Это не означает, что следует пренебрегать фактами, которые мною были названы легендарными. Во все интересующие нас времена римляне верили в их подлинность. И эта вера, сама по себе, является важнейшим историческим фактом, поскольку мировоззрение римского народа было всегда ориентировано на подражание примеру «предков» (имея в виду под этим словом не только прямых прародителей, но все героическое сообщество первых веков существования Рима). ...Я буду использовать ниже общепринятую датировку событий, опуская там, где это не необходимо, обозначения «до н. э». или «н. э.».

Когда все доступные свидетельства древних авторов были собраны, зафиксированы в конспектах и систематизированы, я приступил к написанию книги, хорошо представляя себе объем ожидающей меня работы. Ее построение определялось хронологией описываемых исторических событий. Свою задачу я видел в объективном их описании, обязательным условием которого считал воздержание от собственных оценок, тем более — от предложения каких-либо параллелей с современностью. Я полагал, что все это может сделать сам читатель. И потому старался освободить свое изложение от какой-либо дидактики.

Но это совсем не означает равнодушия к тому, что я писал и с чем впервые серьезно знакомился. Наоборот, меня живо интересовал ряд кардинальных вопросов. Например, таких:

1. Как случилось, что Римское государство (не изолированное от всего мира, подобно архидревнему Египту) смогло в течение почти тысячелетия — до конца «Высокой империи» сохранить свое могущество, а также (в основных чертах) психологию и жизненный уклад своих граждан?

2. Как сочеталось поддержание древнеримских демократических традиций с эффективным управлением огромной многоязычной Римской империей?

3. Как быстро могли происходить необходимые для этого изменения общественной структуры и государственного устройства древних римлян?

4. Какова была при этом эволюция роли сената и Народного собрания?

5. Чем были обусловлены и как переживались мрачные, тиранические периоды римской истории?

В конце этой главы я попробую предложить свои варианты ответов на поставленные вопросы. Если бы все читатели были хорошо знакомы с историей Древнего Рима или, хотя бы с моей «Римской историей в лицах», мне было бы достаточно для обоснования высказываемых там суждений сослаться на многочисленные эпизоды, разбросанные по всей долгой истории Рима. Не имея такой гарантии, я предпочел выбрать три самых значительных и ярких ее персонажа и вкратце рассказать об их деяниях, позволяющих обосновать мои ответы и суждения. Разумеется, для понимания и оценки этих деяний мне придется бегло представить самих выбранных персонажей и описать историческую обстановку, в которой они действовали.

Кроме того, мне не обойтись без элементарного ознакомления неискушенного читателя с историей возникновения древнеримского сообщества, с его последующей структурой и должностными лицами сформировавшегося государства.

Прежде всего я должен обратить внимание читателя на совершенно особую ситуацию возникновения города Рима, во многом определившую психологию и поведение его первых обитателей. В силу уже отмеченной ретроспективности ориентировки древних римлян при выборе своей жизненной позиции, эта психология и поведение формировали знаменитый «римский характер» в течение многих последующих поколений.

Будь то компания пастухов и жаждущих независимости юношей из города Альба-Лонга, пошедших в середине VIII века за Ромулом и Ремом, или оставшийся в VI веке на левом берегу Тибра гарнизон предмостного укрепления этрусков, как полагают нынешние историки, первоначальные жители города были сплошь молодые и воинственные мужчины. С самого начала они намеревались жить грабежами своих соседей. Эти первые римляне понимали, что их набеги приведут к тому, что соседи попытаются уничтожить новый город. В нем собрались те, кто готов был отразить эти попытки. Их должны были отличать качества, присущие любого рода изолированному военному отряду, будь то база партизан или даже логово разбойников: мужество, дисциплина, преданность своему сообществу и строгое следование законам, установленным этим сообществом.

Прирост населения города происходил за счет беглых рабов или должников-крестьян, которым Город предоставлял защиту. Все это были люди сильные и смелые. Без этих качеств не уйти бы им от погони через густые леса, обильные диким зверем. Те из них, кто умел владеть копьем и мечом, пополняли военный отряд, а те, кто крестьянствовал, осваивали земельные участки в окрестностях города. Бывшие рабы до своего пленения были воинами или даже вождями каких-то покоренных народов. Должники-крестьяне — свободными, независимыми гражданами. Те и другие стремились к тому, чтобы в новом городе стать вровень с его основателями. И для старожилов, и для новичков было очень важно пользоваться уважением своих товарищей. Из него проистекало чувство собственного достоинства. Это чувство для потомков первых римлян стало одним из главных нравственных устоев их жизни.

Полный комплект основных качеств истинного римлянина («римских добродетелей») я бы записал в таком порядке: собственное достоинство, мужество, дисциплинированность, преданность Риму и строгое соблюдение его законов. Я даже рискну уже здесь утверждать (а дальше сумею это подтвердить на конкретных примерах), что именно сохранность всей совокупности этих качеств у подавляющего большинства граждан Римского государства обеспечила длительность его могущества. Сама же эта сохранность являлась результатом того, что нравственные критерии своих поступков римляне традиционно искали в прошлом, в подражании примеру героических предков.

Естественные побуждения, равно как и забота о будущем развитии Города, требовали появления в нем женщин. Оно состоялось «одномоментно», благодаря хорошо известному событию — похищению сабинянок. Известно и то, что благодаря заступничеству женщин, успевших оценить любовь и заботу своих похитителей, неизбежную, казалось, войну между римлянами и соседним племенем сабинян заменило их слияние в одно государство. Столицей его был определен Рим. Зато все граждане согласились называть себя «квиритами» по названию родного города царя сабинян Тация. За счет сабинян крестьянская часть граждан этого государства составила большинство. Однако военный отряд, пополненный сабинскими юношами, сохранил за собой ведущее положение. Двое царей, Ромул и Таций, правившие совместно, опирались на совет из двухсот наиболее выдающихся граждан нового государства, названный сенатом. Первые сенаторы именовали себя отцами Города. В их число вошло большинство тех молодых римлян, которым достались сабинские жены. Благодаря такой ситуации дети этих сенаторов оказались почти одногодками и составили одно поколение. Они называли себя патрициями, что означает «дети отцов». Название сохранялось и за их прямыми потомками. Остальных граждан города-государства, число которых быстро увеличивалось за счет присоединения жителей соседних покоренных городов, стали называть плебеями. В этом названии не было ничего обидного. Немалое число плебейских родов стали впоследствии очень влиятельными и гордились своей древностью.

Поначалу правом совершать жертвоприношения богам, а следовательно, и правом занимать должности в постепенно формировавшейся магистратуре обладали только патриции. Такое различие было как-то оправдано до тех пор, пока в военных вылазках к ближайшим соседям участвовали одни патриции. Когда же началась эпоха серьезных войн с другими италийскими племенами, римскую армию пришлось формировать в основном из плебеев. Теперь ущемление их гражданских прав оказалось для плебеев нетерпимым. Они начали долгую борьбу с патрициями за уравнение в этих правах. Борьба закончилась победой плебеев, хотя на нее ушло более двух столетий.

Главные должности в сложившейся магистратуре Рима (в порядке сужения полномочий) именовались: консул, претор, эдил и квестор. Все они к началу III века до н. э. были доступны плебеям. Помимо этих магистратур по требованию плебеев была учреждена еще и должность народного трибуна, не имевшая распорядительных функций. Зато с ней было связано право вето по отношению к решениям любых магистратов, включая консулов. Кроме того, народные трибуны имели право вносить на рассмотрение Народного собрания проекты новых законов. Любопытно, что на все перечисленные должности избиралось по два человека. Быть может, такой порядок был подсказан ситуацией с двумя царями. Но он сохранился и в Республике благодаря тому, что накладывал определенные ограничения на произвол не сменяемых в течение года «чиновников» государства (в том числе и народных трибунов). Каждый из двоих обладал правом вето по отношению к постановлениям своего коллеги...

Теперь я могу начать свою повесть. Начну ее с эпизодов, заведомо относящихся к легендарному времени (они были известны каждому школьнику). Первый из них связан с войной Рима против города Альба-Лонга (650 год). Сошедшиеся для битвы два войска договорились решить судьбу сражения единоборством трех римлян, братьев-близнецов из рода Горациев, и трех близнецов-альбанцев из рода Куриациев. Жестокая дуэль шести юношей заканчивается смертью для пятерых. Лишь один из братьев Горациев жив. Он собирает оружие и доспехи трех поверженных врагов и во главе торжествующего римского войска возвращается в Город. У городских ворот победителя встречает его родная сестра, которая была просватана за одного из трех куриациев...

«...Узнав на плечах брата женихов плащ, вытканный ею самой, — пишет Тит Ливий, — она распускает волосы и, плача, окликает жениха по имени. Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачавшие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: «Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях — о мертвых и о живом — забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!»

Гораций схвачен и приведен на суд к царю. За убийство сестры ему грозит казнь. Суд будет вершиться перед собранием граждан. Закон разрешает осужденному просить помилования у народа (как ни странно, но такое обращение именовалось «провокация»). Однако к народу обращается не он, а его отец... «На суде, — повествует далее Ливий, — особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций — отец, объявивший, что дочь свою считает убитой по праву. Случись по-иному, он сам бы наказал сына отцовской властью. Потом он просил всех, чтобы его, который так недавно был обилен потомством, не оставляли вовсе бездетным».

Сын был помилован собранием народа. Согласно закону, в нем участвовали только мужчины. Очевидно, в их глазах преданность Городу стояла выше, чем горе утраты любимого человека.

Второй эпизод широко известен. Он относится к 507 году и связан с именем Гая Муция Сцеволы. В тот год войска этрусского царя Порсены осаждали Рим. Из-за нехватки продовольствия город не смог бы продержаться долго. Знатный юноша Гай Муций решает убить Порсену и ценой своей жизни спасти город. Ему удается незаметно пробраться в лагерь врага. У царской палатки собралось много воинов. Муций видит, что они толпятся вокруг стола, за которым сидят два богато украшенных воина. Обращаются к одному из них. Юноша принимает его за царя и поражает своим кинжалом. Но это был всего лишь казначей, раздававший жалованье. Царь сидел рядом. Муция схватили, стали допрашивать, грозили пыткой. Он сказал царю: «Знай же, сколь мало ценят плоть те, кто чает великой славы!» — и неспешно положил правую руку в огонь, горевший на жертвеннике. Он жег ее, будто ничего не чувствуя, покуда царь, пораженный этим чудом, не приказал оттащить юношу от алтаря. Он даже велел отпустить героя на свободу. После чего Муций сказал царю, что триста лучших римских юношей поклялись убить его, что сам он был лишь первым по жребию. Один за другим последуют и остальные. Кто-нибудь из них наверняка сумеет поразить его. Царь был так потрясен случившимся и так напуган перспективой сотен подобных покушений на его жизнь, что немедленно отправил в Рим послов с предложением мира.

Личное достоинство, мужество, преданность Риму — все в это яркой легенде, известной с детства каждому римлянину. Ради экономии места я не буду пересказывать приведенные в книге легенды о Лукреции, обесчещенной сыном последнего римского царя, сообщившей об этом мужу и покончившей с собой. Этот эпизод, согласно легенде, послужил толчком для изгнания в 509 году царя Тарквиния Гордого из Рима. Не буду воспроизводить и легенду о центурионе (командире сотни воинов), плебее Вергинии, чью дочь преследовал своими домогательствами знатный патриций Аппий Клавдий. Вызванный из действующей армии отец, поняв, что он бессилен защитить дочь, убил ее на глазах у народа, собравшегося на форуме. За этим последовал бунт войска, послуживший началом прямого столкновения плебеев с патрициями.

Отмечу только, что в этих двух легендах, ввиду весьма серьезных последствий происшедшего, можно усмотреть глубокое уважение римлян к женщинам... Оставлю в стороне и легенду о Кориолане, вдохновившую Шекспира на написание трагедии, а Бетховена — увертюры того же названия. Но не могу не упомянуть легенду о Луции Цинциннате.

Заслуженный воин, но человек скромного достатка, он пахал на своем крошечном участке, когда к нему явились гонцы из Рима. Они попросили его надеть тогу и выслушать послание сената. Жена принесла из их лачуги тогу. Луций вытер пот и пыль с лица, облачился в тогу и вышел к послам. Они ему объявили, что римское войско окружено и его солдатами владеет страх. Сенат, ценя его военный опыт, назначил Цинцинната диктатором и призывает в Город. (При чрезвычайных обстоятельствах сенат назначал на полгода диктатора и вручал ему неограниченную власть над гражданами и воинами). Цинциннат тут же отправился в Рим. Собрал новое войско и атаковал противника, оказавшегося между двух огней. Разгромив его, он через 16 дней после назначения сложил с себя диктаторские полномочия и вернулся на свое поле. Образ простого римлянина, встающего, едва отерев пот со лба, в критическую минуту во главе государства, будет столетиями в глазах потомков служить эталоном личного достоинства и преданности Риму.

Еще одна важная легенда, относящаяся к присущей римлянам дисциплинированности. Консул Тит Манлий в битве с латинянами, имея в виду, что они почти неотличимы от римлян по языку, роду вооружения и боевым порядкам, во избежания ошибок запретил своим воинам сходиться с врагом вне строя.

«Случилось так, — рассказывает Тит Ливий, — что сын консула (тоже Тит Манлий) во главе небольшого отряда всадников, отправившись на разведку, столкнулся с дозорным отрядом латинян во главе со знатным и прославленным воином Гемином Месцием. Узнав сына консула, Гемин стал насмехаться над ним и над римским войском. Предлагал сразиться с ним один на один, обещая показать, насколько латинянин сильнее римлянина. Горячий юноша не вытерпел насмешек и очертя голову ринулся в схватку. Он победил. Оскорбитель был убит. Сняв вражеские доспехи, Манлий младший поспешил в свой лагерь, а потом в палатку консула...

«Отец, — сказал он, — чтобы все видели во мне истинного твоего сына, я кладу к твоим ногам эти доспехи всадника, вызвавшего меня на поединок и сраженного мною». Услыхав эти слова, консул отвернулся от сына и приказал трубить общий сбор. Когда воины собрались, он молвил: «Раз уж ты, Тит Манлий, не почитая ни консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа сразился с врагом и тем, в меру тебе доступного, подорвал в войске послушание... то пусть лучше мы будем наказаны за наш проступок, чем государство станет дорогой ценой искупать наши прегрешения... коль скоро надо либо смертью твоей скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда подорвать ее, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься, верно, понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине. Ступай, ликтор, привяжи его к столбу».

На глазах отца и всего войска несчастный юноша был обезглавлен.

К сожалению, я должен прервать пересказ героических древних легенд, многие века питавших доблесть римлян, далеко не исчерпав списка тех, которые приведены в книге. Пора мне перейти к описанию избранных эпизодов надежно зафиксированной истории Древнего Рима, начиная с 390 года.

В этот год состоялось первое нашествие галлов на Рим. В двадцати километрах от города их встречает наспех собранное римское войско. На стороне галлов значительное численное преимущество. Римляне растягивают фронт, но галлы все равно его обходят. Не начав сражения, римляне обращаются в бегство. В тот же вечер галлы подходят к воротам Рима. Откладывают штурм города до утра. Тем временем, по решению сената, все способные сражаться юноши, а также самые крепкие из сенаторов вместе с женами и детьми поднимаются на Капитолий. Там, на вершине холма, они занимают оборону крепости, свозят в нее оружие и запасы продовольствия. Тит Ливий так поясняет смысл этого перемещения: «Если грозящее Городу разрушение переживут крепость и Капитолий, обитель богов, если уцелеет боеспособная молодежь и сенат, средоточие государственной мудрости, то можно пожертвовать толпою стариков, оставляемых в Городе на верную смерть». Разграбив и, быть может, предав огню беззащитный город, галлы уйдут. Взять стоящую на скалистом холме крепость им не удастся. Ее защитники из праха восстановят поверженный Рим.

Основная масса граждан, в большинстве своем плебеи, перешли по мосту Тибр и укрылись в близлежащих городах. Утром, не встретив сопротивления, галлы вошли в Город. Он был почти пуст и только в окрестностях форума они увидели старцев, облаченных в священные одежды и украшенных почетными знаками отличия. Они спокойно восседали на креслах из слоновой кости у порога своих домов. «Кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у смертных, — пишет наш историк, — эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью, которая отражалась на их лицах. Варвары дивились на них, как на статуи. Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах».

Это дорогого стоит — иметь право вообразить в истории своего народа опустевший город и стариков в торжественных одеяниях, восседающих в ожидании жертвенной смерти!

Предположения римлян оправдались. Город был разграблен и сожжен, но крепость галлы взять не смогли. Только варвары не просто ушли, а бежали, потерпев жестокое поражение в битве на улицах мертвого города с подошедшей к нему большой армией римлян. Ею командовал опытный полководец Марк Фурий Камилл.

Я решил рассказать об этом эпизоде не только ради величественной картины ожидающих доблестной смерти старцев. Но еще и ради некоторых событий, происходивших вне города, когда в нем хозяйничали галлы. В этих событиях поражает степень уважения законов, изначально присущая древним римлянам. Дело было так. Придя в себя после постыдного бегства, римские воины собрались в расположенном неподалеку этрусском городе Вейи. Их численность существенно увеличилась. Они горели желанием освободить Рим и смыть позор своего поражения. Все были единодушны в том, что командование операцией следует поручить Камиллу. Но по закону, командующего должен был назначить сенат, окруженный на Капитолии. Казалось бы, какая бессмыслица — считаться с этим законом на пороге гибели государства! Но для римлян это было не так. Послушаем рассказ Тита Ливия:

«Проникнуть через вражеские посты было делом рискованным. Для этого свершения предложил свои услуги отважный юноша Понтий Комний. Завернувшись в древесную кору, он вверил себя течению Тибра и был принесен в Город. А там вскарабкался по ближайшей к берегу скале (Капитолия. — Л. О.), такой отвесной, что врагам и в голову не приходило ее охранять. Ему удалось подняться на Капитолий и передать просьбу войска на рассмотрение должностных лиц. В ответ было получено распоряжение сената, согласно которому Камилл немедленно провозглашался от имени народа диктатором; воины же получили право выбрать полководца, какого пожелают. И с этим вестник, спустившись то же дорогой, поспешил обратно». Выбор воинов был уже сделан, и войско под командованием Камилла немедленно направилось к Риму...

За один год после изгнания галлов разрушенный и сожженный, деревянный в ту пору Рим отстраивается заново. Каждый гражданин получает право ломать камни и рубить лес где угодно. Население Города, за исключением благородных старцев, сохранилось. Малоимущим издержки строительства помогает покрыть государство...

Теперь продвинемся на сто восемьдесят лет вперед, чтобы познакомиться с самым выдающимся римским гражданином и полководцем II века до н. э. Публием Корнелием Сципионом младшим. Тревожные мысли римлян и первоочередная забота сената сейчас, в 209 году, связаны с событиями в Испании. Вот уже девять лет идет крайне тяжелая для Рима война с Карфагеном.

В 218 году командующий карфагенскими наемниками в Испании, еще очень молодой (ему 28 лет), но уже многоопытный полководец Ганнибал с пятьюдесятью тысячами воинов и полусотней боевых слонов совершил неслыханно дерзкий переход из Испании через Пиренеи и Альпы в Италию. В первом же сражении он разбил римскую армию консула Фламинина, но на Рим не пошел, понимая, что без осадных орудий взять город штурмом не удастся. А для длительной осады у него мало сил и пока что нет возможности обеспечить армию в течение долгого времени продовольствием. Такую возможность он рассчитывает получить от перешедших на его сторону италийских союзников Рима. Но для этого надо нанести римлянам достаточно убедительное поражение. Поэтому вот уже восемь лет он со своим заметно уменьшившимся войском бродит по дорогам Италии, провоцируя римлян на битву в открытом поле. Но пожилой и многоопытный командующий новым римским войском Квинт Фабий Максим упорно придерживается тактики изматывания противника. Он следует за Ганнибалом по неудобным для сражения холмам, нападая на его фуражиров и тревожа короткими наскоками конницы.

Дважды, сначала Фабия, потом сменившего его консула Эмилия Павла, недовольный вялым течением войны народ в Риме заставляет сразиться с Ганнибалом. И оба раза карфагенянин оказывается победителем. Тем не менее союзные с Римом города Италии все еще боятся открыть ему свои ворота. В конце концов Ганнибал уходит на самый кончик италийского «сапога» — в Регию. Здесь он может легко обороняться и ожидать прихода подкрепления из Испании. Там формируются три больших войска. Одно из них его брат Гасдрубал должен в ближайшее время по тому же пути привести в Италию. Вот почему римляне, измученные это странной войной и порядком напуганные победами Ганнибала, с такой тревогой следят за тем, что происходит в Испании. Туда с интервалом в два года было отправлено два римских войска: одно под командованием Гнея Корнелия Сципиона — дяди Сципиона младшего; второе — под командованием его отца, Публия Корнелия Сципиона старшего. К 209 году обе римские армии потерпели поражение, а оба командующих были убиты. И все же судьба Рима должна решаться в Испании. Войско Ганнибала достаточно потрепано, чтобы он не осмелился покинуть Регию до прибытия подкрепления. Во что бы то ни стало надо помешать армии Гасдрубала, а вслед за ним и двум другим армиям уйти в Италию.

Формируется еще одно 30-тысячное войско. В Испании к нему присоединятся остатки воевавших там легионов. Но кого назначить командующим? Когда в специально созванном Народном собрании ставится этот вопрос, оказывается, что никто не предлагает свою кандидатуру. Для описания того, что случилось далее, предоставим слово историку Аппиану:

«Печаль и молчание нависли над собранием, как вдруг Корнелий Сципион, сын Публия Корнелия, убитого в Иберии (Испании. — Л. О.), еще очень юный — ему было всего 24 года — но считавшийся очень благоразумным и даровитым, выступив на середину... заявил, что он является по наследству ближайшим из всех мстителей за отца, дядю и отечество. Он со всей силой и твердостью заявил, между прочим, как бы охваченный божеским наитием, что овладеет не только Иберией, но вслед за ней и Ливией, и Карфагеном. Некоторые считали, что он пустословит, как это бывает у юношей, но он поднял удрученный дух народа — испуганные всегда радуются обещаниям улучшения — и был выбран военачальником в Иберию».

Здесь неуместно описывать ход военных действий в Испании. Молодой Сципион проявил себя там гениальным полководцем. Сначала он овладел, казалось бы, неприступной приморской крепостью Новый Карфаген, затем одно за другим разбил два намного превосходящих по численности карфагенских войска, но... поневоле упустил Гасдрубала, который, все-таки, дошел до Италии. К счастью, он не успел соединиться с Ганнибалом и был разбит. Так что, когда Сципион вернулся в Рим, никто не упрекал его за то, что он не смог задержать Гасдрубала. Военные действия Сципиона в Испании подробно описаны в книге. Здесь же я хочу уделить внимание личности победителя.

Всю захваченную в крепости казну карфагенян он передал Римскому государству. Всех заложников, которых прислали поддерживавшие карфагенян испанские города, он отпустил. Не стал наказывать и сами эти города. Предложение испанцев избрать его своим царем — отверг.

«Несколько римских солдат, — рассказывает историк Полибий, — повстречали девушку, выдававшуюся юностью и красотой. Зная слабость Публия к женщинам, солдаты привели девушку к нему и предложили ее в дар. Публий, однако, объявил, что для него как для частного человека, но не военачальника, не могло бы быть дара более приятного. Солдатам он выразил благодарность и велел позвать отца девушки, которому тут же передал ее... Этим поступком Публий показал умение владеть собой и воздерживаться, чем снискал себе расположение со стороны покоренного народа».

А он был молод, и испанка, надо полагать, была исключительно хороша собой!.. В Рим возвращается уже не дерзкий юноша, а прославленный полководец, кумир римского народа. Сенат, встревоженный такой популярностью, отказывает ему в триумфе, поскольку он вел войну, не занимая ни одной из высших государственных должностей.

Сципион не обижается. Ему нужен не триумф, а звание консула с правом набора войска — ведь он обещал народу, что овладеет Ливией и Карфагеном. В первые же консульские выборы восторженный народ римский выбирает Сципиона консулом. Он открыто заявляет о своем намерении возглавить экспедицию в Африку. Не сомневается в том, что это заставит карфагенян отозвать Ганнибала из Италии. Ручается, что сумеет победить его уже на африканской земле, а затем принудить к капитуляции и сам Карфаген.

Прославленный Фабий Максим выступает в сенате против поспешной переправы в Африку. Он предлагает Сципиону сначала победить Ганнибала в Италии, а потом уже думать о Карфагене. Сенат принимает компромиссное решение. Сципион получает право построить в Сицилии тридцать кораблей и переправиться в Африку, «если он сочтет это согласным с интересами государства». Но набор регулярного войска не разрешен. Он может пригласить с собой добровольцев. Публия это устраивает. За несколько месяцев он строит тридцать военных кораблей и великое множество транспортных судов. В течение года собирает из добровольцев многочисленный экспедиционный корпус. Осенью 204 года происходит переправа в Африку.

Как то предвидел Сципион, карфагенские старейшины решают отозвать из Италии Ганнибала с его уже небольшим, но закаленном в боях войском. С горечью 45-летний полководец покидает Италию. Высадившись южнее Карфагена, он с помощью нумидийских шейхов быстро набирает сильную армию, ядро которой составляют вернувшиеся вместе с ним ветераны. Тем временем Сципион ведет своих солдат ему навстречу.

19 октября 202 года близ селения Зама происходит знаменитое сражение между двумя великими полководцами. Впервые военное счастье изменяет Ганнибалу. Его армия терпит сокрушительное поражение. Ветераны сопротивлялись упорно, но были истреблены полностью. Карфаген запросил мира. Были выработаны его условия — не слишком тяжелые для побежденных. Карфаген обязан был выдать свой военный флот, слонов, сто человек заложников и уплатить контрибуцию в десять тысяч талантов с рассрочкой на 50 лет.

Теодор Моммзен в своей «Истории Рима» так оценивает эти условия: «...политическая мудрость двух великих противников сказалась как в готовности Ганнибала преклониться перед необходимостью, так и в мудром отказе Сципиона от чрезмерных и постыдных выгод, которые он мог извлечь из победы. Разве этот великодушный и дальновидный человек не должен был сам себе задать вопрос: какая польза была бы для его отечества, если бы после совершенного уничтожения политического могущества Карфагена было разрушено это старинное средоточие торговли и земледелия и кощунственно ниспровергнут один из главных столпов тогдашней цивилизации?»

Римляне освободились наконец от 16-летнего страха, который не оставлял их все время, что Ганнибал находился в Италии. Легко понять восторг, который единодушно выражало население Рима, встречая Сципиона в великолепном триумфе, отмечавшем окончательную победу над Карфагеном. К имени Публия Корнелия Сципиона было добавлено почетное наименование Африканский...

Я намерен здесь же продолжить до конца биографию Сципиона Африканского, поскольку ее конец будет для нас особенно интересен в плане понимания истинно римского характера. Для этого придется сделать прыжок во времени длительностью еще в 12 лет.

Во II веке до н. э. начинается экспансия Рима на Восток. Вначале как будто с самой благой целью. Македонский царь Филипп V и сирийский Антиох III в связи со смертью египетского царя Птоломея Филопатора сговариваются поделить между собой сам Египет, его владения на малоазиатском побережье и островах Эгейского моря, а также Грецию. Афиняне обращаются к римлянам за защитой. Рим всегда считал Афины своей как бы прародиной. Он объявляет войну Македонии. Пока длится эта война, Антиох в 196 году переправляется с войском через Геллеспонт (Дарданеллы) и захватывает один за другим города Фракии (нынешняя Болгария), а затем в 192 году вторгается в Грецию. Годом позже римский консул Глабрион изгоняет сирийцев из Греции и Фракии. Македонская война заканчивается победой римлян. Теперь они намереваются наказать и Антиоха. В 190 году сенат поручает сделать это новоизбранному консулу Луцию Корнелию Сципиону, родному брату Сципиона Африканского. Тот, находившийся некоторое время не у дел, решает выступить в поход вместе с братом в скромном качестве его легата, то есть помощника. Братья с войском проходят через Македонию, благополучно переплывают Геллеспонт и направляются к Сардам — столице Антиоха. Сирийский царь готов без боя отдать римлянам все захваченное им в Европе и любые греческие города на малоазиатском побережье. Луций требует уступить всю Малую Азию и полностью возместить все военные издержки римлян...

Главная надежда царского посольства не в уступках. Антиох понимает, что хотя номинально римским войском командует Луций Сципион, решающее слово принадлежит Публию. И надо же! — счастливый случай. Сын победителя Ганнибала попадает в плен к сирийцам. Посол уполномочен приватно сообщить Публию Сципиону, что царь намерен возвратить ему сына и с ним прислать щедрые дары. Но надеется, что великий римлянин «с пониманием», как мы бы сказали ныне, отнесется к его мирным предложениям. Тит Ливий приводит следующий ответ Публия:

«...Из щедро предложенных мне царских даров приму самый лучший — сына. Царь почувствует ту признательность, которую я испытываю за великий дар, поднесенный мне, но только если он согласен принять частную благодарность за частное благодеяние. Но как государственный муж я ничего от него не приму и не дам ничего. Все, что я мог бы ему сейчас подарить, это добрый совет, ступай и передай ему мои слова: пусть он откажется от войны и соглашается на любые условия мира».

Уязвленный высокомерием римлян, Антиох решает дать им генеральное сражение. К тому же стало известно, что Публий Сципион заболел и не может следовать за войском. Царь все же счел нелишним заручиться благодарностью Публия и отослал к нему сына. На что — по свидетельству Ливия — тот ответил:

«Передайте царю, что я благодарю его, но отплатить пока могу только советом: пусть не выводит войско для битвы, пока не услышит, что я возвратился в лагерь».

По-видимому, он надеется убедить Антиоха согласиться на предложенные римлянами условия мира и тем избежать разгрома его войска. Царь не последовал этому совету. Сражение состоялось. Оно было тяжелым, шло с переменным успехом, но римская подготовка, организация и дисциплина в конце концов решили его исход. Армия царя потерпела сокрушительное поражение. Условия мира, предложенные римлянами, были приняты. Рим прочно укрепился в Азии. Новый командующий принял от Луция остававшееся там войско. Братья Сципионы возвратились на родину.

Во все времена существовали мерзавцы, добивавшиеся популярности тем, что обливали грязью имена, а иной раз даже «обличавшие» преступления людей, ни в чем не повинных, но знаменитых и уже пожилых, сошедших с авансцены общественной жизни. В 187 году, когда Сципиону Африканскому было уже 48 лет (в античные времена это возраст пожилого человека), два народных трибуна привлекают его к суду, обвиняя во взяточничестве, а также в неуважении к званию консула и всего римского государства. Первое обвинение базировалось на том, что царь Антиох вернул ему сына без выкупа. Второе — на том, что для своего брата, консула, он был не легатом, а диктатором, единолично решавшим все вопросы. А жителей Азии старался убедить в том, что ему принадлежит вся власть в Римском государстве.

Одни римляне негодовали и возмущались самим фактом привлечения к суду спасителя Рима. Но другие говорили, что возможность судить даже самых могущественных, как ничто другое, содействует свободе и равенству граждан. В первый день суда огромная толпа провожала Публия на форум. Тит Ливий описывает то, что произошло потом:

«Речи продлились до ночи, и день суда был отложен. Когда он настал, трибуны с рассветом расселись на рострах. Обвиняемый, вызванный в суд, с большой толпой друзей и клиентов прошел посередине собрания и подошел к рострам. В наступившей тишине он сказал: «Народные трибуны и вы, квириты! Нынче годовщина того дня, когда я счастливо и благополучно в открытом бою сразился в Африке с Ганнибалом и карфагенянами. А потому было бы справедливо оставить на сегодня все тяжбы и ссоры. Я отсюда сейчас же иду на Капитолий поклониться Юпитеру Всеблагому и Величайшему, Юноне, Минерве и прочим богам. И возблагодарю их за то, что они мне в тот день и многократно в других случаях давали разум и силы достойно служить государству.

И вы, квириты, те, кому это не в тягость, пойдите со мной и молите богов, чтобы и впредь были у вас вожди, подобные мне...

От ростров он отправился на Капитолий. Вслед за Сципионом отвернулось от обвинителей и пошло за ним все собрание, так что наконец даже писцы и посыльные оставили трибунов. Сципион, сопровождаемый римским народом, обошел все храмы не только на Капитолии, но и по всему Городу.

Великолепный тот день воссиял для Сципиона последним. Предвидя в будущем силу зависти и борьбу с трибунами, он, когда суд был надолго отсрочен, удалился в свое литернеское имение с твердым намерением в суд не являться. Слишком гордый — и от природы, и от привычки к большим успехам — он знал, что не сможет мириться с положением подсудимого и смиренно выслушивать судей...»

В Риме он больше не появлялся и через четыре года умер, одинокий в своем очень скромном имении. Вот что написал по этому поводу своему другу Сенека более чем через двести лет после изложенных выше событий:

«Сенека приветствует Луцилия!

Я пишу тебе из усадьбы Сципиона Африканского, почтив его маны и алтарь, который, сдается мне, и есть могила великого человека. Я убеждаю себя, что душа его вернулась на небо, откуда снизошла, и не за то, что он предводительствовал многолюдным войском, а за его необычайную скромность и верность долгу, которые, я считаю, больше заслуживали восхищения в те дни, когда он покинул родину, нежели когда защищал ее. Или Сципион, или свобода должны были уйти из Рима. И он сказал: «Я ничего не хочу менять ни в законах, ни в установлениях; пусть все граждане будут равноправны. Пользуйся моим благодеянием без меня, родина! Если я стал больше, чем тебе полезно, я ухожу!»

Как мне не восхищаться этим величием души, с которым он удалился в добровольное изгнание, избавив отчизну от бремени? Ведь дело дошло до того, что либо Сципион ущемил бы свободу, либо свобода — волю Сципиона. И то, и другое было бы нечестием — и он уступил место законам, а сам уединился в Литерне...»

***

Какие еще здесь уместны комментарии? Человек такого достоинства, мужества, такой преданности Риму (который он не представлял себе иначе как Сенатской Республикой) и такого уважения к законам, бесспорно, должен был служить объектом восхищения и подражания для бесчисленных поколений римлян...

Следующий персонаж моей иллюстративной выборки, конечно же, Гай Юлий Цезарь. Он из старинного патрицианского рода Юлиев. Родился в 101 году. Отец умер, когда Гаю было 16 лет. Сестра отца была замужем за знаменитым полководцем Гаем Марием, выходцем из батраков. Яростным противником Мария был другой великий полководец и диктатор 82 года Сулла. Жесточайшими преследованиями он уничтожил почти всех сторонников Мария. Затем обновил и пополнил сенат своими клевретами. Вернул ему все отнятые ранее привилегии и власть в Риме. После чего добровольно сложил с себя пожизненные диктаторские полномочия и вскоре умер.

Здесь он упоминается только для того, чтобы пояснить, почему для Юлия Цезаря были закрыты все «нормальные» пути гражданской и военной карьеры. Родственник Мария не мог рассчитывать на необходимую поддержку со стороны укомплектованного Суллой сената. Его честолюбие могло опереться только на завоевание благосклонности Народного собрания. Цезарь был хорошо образованным молодым человеком. В 25 лет он на три года уезжает на остров Родос. Берет уроки ораторского искусства, с глубоким интересом изучает историю Греции. Особенно восхищается Периклом. Тем не менее он достаточно трезв и практичен. Понимает, что любовь римской толпы надо завоевывать подарками, пышными зрелищами и раздачей денег. А денег-то как раз и нет. В 17 лет он женился на дочери Цинны, еще одного кровного врага Суллы. После прихода к власти диктатор приказал юному Цезарю развестись, но тот не подчинился и был за это лишен отцовского наследства. Тем не менее без всякой рекомендации сената или кого-нибудь из прославленных римлян, никому не известного молодого человека Народное собрание в 68 году избирает квестором. Секрет этого успеха нетрудно понять. На практически неимущем Цезаре висит колоссальный долг в 8 миллионов денариев. Деньги потрачены на ремонт Аппиевой дороги, смотрителем которой он был назначен (каждый римлянин по многу раз проходит по этой дороге), но в большей своей части — на подкуп, угощения и развлечения римского плебса. Тайна долга в Риме соблюдается строго. Юлий беспрепятственно уезжает в Испанию в качестве квестора при ее наместнике...

Здесь я должен прервать едва начатое повествование о Цезаре, чтобы откровенно сообщить читателю о некотором «вольном» приеме, который был мною использовали при написании второй половины книги. Он заключается в эпизодическом предложении наряду с документированными материалами некоторых фантазий или, говоря деликатным научным языком, «реконструкций» размышлений, диалогов исторических персонажей, даже небольших сцен с их участием. В конце концов, древние историки тоже не располагали стенограммами речей своих героев, а следовательно, их «реконструировали». Я старался, чтобы мои реконструкции (или, если угодно, фантазии) были всегда основаны либо на документах, либо на каких-нибудь косвенных свидетельствах древних авторов, либо на знании последующих фактов биографий действующих лиц.

Документальные основания для реконструкции нижеследующих размышлений Юлия Цезаря довольно скудны. У Светония есть упоминание о не дошедшем до нас письме Цицерона к некоему Аксию, где он замечает, что Цезарь помышлял о царской власти в ту пору, когда был еще только эдилом (а на эту должность он будет выбран через год после возвращения из Испании). Есть еще в основном совпадающие свидетельства Плутарха и Светония о том, как однажды в Испании Цезарь, вспомнив об Александре Македонском, с грустью говорил друзьям, что в его возрасте Александр уже покорил весь мир, а он, Цезарь, до сих пор еще не совершил ничего замечательного.

Зато мне хорошо известны как из сочинений древних историков, так и из сохранившихся записок самого Цезаря факты его последующей жизни. Поэтому я решаюсь переписать сюда представленную в книге на суд читателя реконструкцию мыслей Цезаря, стоящих за вырвавшимся у него горьким замечанием.

На пути в Испанию Цезарь непременно проплывал мимо крепости Новый Карфаген. Он, конечно же, подумал, что именно здесь начиналась блистательная военная биография одного из самых великих полководцев прошлого века, Публия Корнелия Сципиона Африканского...