М. В. ВЕРБИНСКИЙ, подполковник запаса «ВАСЯ, СЫН МОЙ…»

М. В. ВЕРБИНСКИЙ,

подполковник запаса

«ВАСЯ, СЫН МОЙ…»

Осенний ветер раскачивал ветви деревьев, устилая золотым дождем серую ленту асфальта. Позади был Киев. И вот уже Борисполь. Сойдя здесь, я направился вдоль извилистой улицы имени Дзержинского и почти в конце ее свернул во двор, окаймленный вишневым садом. Навстречу вышел высокий, чуть сутулый пожилой мужчина — Федор Яковлевич Шкиль.

Светлая просторная горница. В центре стены — портрет юноши в форме офицера-танкиста: гладко причесанные волосы, широкие черные брови, выразительные глаза.

— Вася? — указал я взглядом на портрет.

— Да, но откуда вы знаете?

— Знаю, и не только я…

Мне действительно многое было известно о Василии. О младшем лейтенанте В. Шкиле рассказывали однополчане, с которыми он шагал фронтовыми дорогами. В моем блокноте насобиралось много записей о его боевых делах. О том, как сражался под Сталинградом, где получил ранение, как таранил «тигра» на Курской дуге, как громил фашистов на Украине — на Днестре, в предгорьях Карпат. Был там записан и бориспольский адрес родителей Василия. И вот, наконец, представился случай навестить их.

— Был и я на фронте, с сыном вместе, — тихо говорит Федор Яковлевич. — Однажды в бою вижу: горит, полыхает танк. Бегу к нему. Неужели, думаю, там Вася? — отец опустил голову, вздохнул, и сошлись скорбно козырьки его бровей. Глаза повлажнели…

Воцарилась тишина. Ее нарушила хозяйка дома, Елена Терентьевна.

— Ты, Федор, рассказал бы лучше, как Вася навестил нас в сорок четвертом. Вот в такую, как нынче, осеннюю пору…

— Верно, — отогнал грустные мысли Федор Яковлевич. — Тогда Вася приезжал под Киев получать где-то на разгрузочной станции танки. Ну и заглянул в отцовскую хату. Веселый был. Грудь вся в орденах и Золотая Звезда Героя сияла. Я как раз после ранения на фронте находился дома.

Федор Яковлевич так задушевно рассказывал о том последнем приезде сына, что мне показалось, будто я сам присутствовал во время этой встречи.

…Вот он, горячий, порывистый, входит в светлицу, где все ему знакомое, родное.

— Как вы, дорогие мои, поживаете? Все ли живы, здоровы? Поди, натерпелись, мамо? — Василий подошел к матери и поцеловал ее в бледное, исхудавшее лицо. — Теперь уж конец всем бедам: фашистов добиваем. И жизнь будет хорошая… А знаете, какая честь выпала на мою долю?

— Какая же?

— На Буковине, где мы наступали, первым вышел к западной границе.

— Говори, сынок, рассказывай…

И поведал Василий о тех боях, оставивших глубокий след в его памяти.

…Наши танки, а за ними пехота ворвались в Черновцы. Завязались бои на улицах. Фашисты цеплялись за каждый дом. Но наконец-то их выкурили. Еще не утихла стрельба на западной окраине города, как Василия вызвали в штаб бригады, к комбригу подполковнику И. Н. Бойко.

— Вам, товарищ Шкиль, со своим танковым взводом и десантниками предстоит пробиться к Новоселице, к границе!

Во взводе оставалось два экипажа: взводного и Ивана Бондаренко.

— Два танка — тоже немалая сила да еще с такими орлами-десантниками, — подбодрил Василий бойцов.

— Новоселица будет нашей, — в тон командиру сказал Бондаренко.

В долинах стлался туман, когда взвод Шкиля тронулся в путь. Танкисты сбили одну, затем вторую засаду и приблизились к Новоселице. На окраине городка — два «тигра». Василий Шкиль сам встал к танковой пушке и послал подкалиберный снаряд по вражеской машине. Одновременно открыл огонь и Бондаренко.

— Вот и спустили с «тигров» шкуры! — сказал Шкиль, когда вражеские танки задымили. — Теперь бей, ребята, немчуру из пулеметов и автоматов!

Гитлеровские подразделения сосредоточились у переправы через Прут. Там стояла длинная колонна автомашин и бронетранспортеров. Василий Шкиль повел танки к переправе. Выбрав удобную позицию, тридцатьчетверки открыли огонь. Наведенный недавно противником мост рухнул. Десятки гитлеровцев, не успев переправиться на тот берег, сдались в плен.

По радио Шкиль докладывал комбригу: «Новоселицу взяли. Наши трофеи: 200 автомашин, 500 подвод с грузами, 15 железнодорожных составов».

— А граница-то рядом, — напомнил Василий своим орлам. — Вперед, за мной!

Тридцатьчетверки остановились у пограничного столба на границе с Румынией.

— Давай, ребята, выкопаем столб и отвезем комбригу — вещественное доказательство, что были на границе, — предложил Василий.

Так и сделали. Пограничный столб доставили прямо к штабу бригады. Подполковник Бойко поблагодарил за сюрприз и сказал:

— Но пограничному столбу, ребята, положено стоять на месте. Придется отвезти его обратно…

Выслушав рассказ сына, отец с гордостью воскликнул:

— Какой же ты, Васильку, у меня молодец!

Так было тогда, в 1944-м. А затем о Васе рассказывала мать:

— Вася был живой, упрямый мальчик. Работать любил. Только окончил восемь классов — на завод пошел. А как-то возвратился с работы домой и говорит: «Хочу в армию. Или летчиком, или танкистом буду». А он как скажет — так и будет.

Федор Яковлевич продолжал:

— А когда в сорок четвертом Васю посылали в военную академию, он отказался и пояснил это так: «Дойду до Берлина, вернусь — тогда и на учебу». Не довелось ему вернуться…

Говорил Федор Яковлевич медленно, будто взвешивал каждую фразу. Нет, не потому, что плохо знал о дальнейшей судьбе Василия. Наоборот. Боевые дела сына он видел собственными глазами. Причина была иная — трудно было об этом вспоминать отцу.

…В тот памятный осенний день сорок четвертого года Василий, как бы между прочим, сказал дома: «Выздоровели, тату? Приезжайте к нам на фронт, вместе с танкистами воевать будете». Шкиль-старший ухватился за эту мысль. Пошел к военкому с просьбой послать его в часть, в которой воевал сын.

Вскоре Федор Шкиль ехал на запад, разыскивая 64-ю гвардейскую танковую бригаду. Гвардейцев-танкистов, отличившихся в боях на Буковине, догнал уже на западном берегу Вислы. Как-то вечером прибывшего в часть пожилого солдата провели к комбригу. Подполковник Бойко, на груди которого поблескивали две Золотые Звезды, встретил бориспольца радушно:

— На подмогу сыну? Храбрым его воспитали. Спасибо! И вы теперь гвардеец! — комбриг прикрепил к гимнастерке Шкилю-старшему знак «Гвардия» и объявил, что назначает санитаром.

Встретились отец с сыном в полуразрушенном доте близ передовой. Василий расспрашивал о доме, о Борисполе. Рассказывал, как в последнем бою довелось ему выдержать натиск четырех «пантер», как утюжил танком огневые позиции врага. Сообщил также отцу, что получил новую награду — орден Красного Знамени за бои на Висле.

Не ходил в атаки Федор Яковлевич, но видел своими глазами, как бесстрашно дрались танкисты. Не раз приходилось ему по горячим следам боя подбирать убитых, оказывать помощь раненым.

Так было и в тот раз. Гвардейцам предстояло овладеть укрепленным пунктом врага. Ударили пушки с нашей стороны, в ответ ахнули орудия противника, зло огрызнулись тяжелые минометы. Громыхая гусеницами, двинулись в атаку краснозвездные танки.

Вслед за наступающими шел и санитар гвардии рядовой Шкиль. Видел старый солдат, как вырвались вперед тридцатьчетверки и завязали дуэль с тремя «тиграми». Содрогаясь всем корпусом, наш танк посылал тяжелые снаряды. Один из «тигров» загорелся. Второй размотал гусеницы. Но неожиданно из-за бугорка вынырнул еще один вражеский танк, ударил по тридцатьчетверке — она вспыхнула. Наши экипажи продвигались вперед, а над остановившейся машиной заплясали зловещие языки пламени.

Федор Яковлевич бежал к напоминающему большой костер танку. Предчувствие беды не оставляло его. Неужели случилось самое ужасное? Отец подбежал к танку. Пламя постепенно угасало. На земле, вблизи кормовой части машины, лежал боец в комбинезоне. Санитар окликнул его, но тот не отозвался. Федор Яковлевич приблизился к раскаленному металлу танка и понял, что экипаж погиб. Он с трудом взобрался на броню.

— Вася! Вася! Сынок! — охрипшим от волнения голосом закричал отец. Потухшим, растерянным взглядом смотрел он в люк танка, не в силах оторвать взгляд от обуглившегося тела танкиста в командирской башне…

Хожу тихими улицами Борисполя. На одной из них читаю табличку, прикрепленную к фасаду дома: «Улица имени В. Шкиля». На центральной магистрали города, за частоколом высоких деревьев — школа. Мемориальная доска на ней говорит о том, что здесь учился Василий Шкиль. В школе его имени мне показали альбом и Уголок славы, посвященный отважному земляку. Первый урок в начале каждого учебного года начинается здесь с рассказа о мужественном танкисте, короткая, но яркая жизнь которого овеяна немеркнущей славой.