7. Любовная лодка разбилась…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7. Любовная лодка разбилась…

Вернувшись в Петербург из почти годового путешествия, Некрасов в конце июня 1857 года посылает Тургеневу отчаянное письмо. Начинается оно так: «Я прибыл на дачу близ Петергофа (нанятую для меня Васильем). Я поселился на даче с моей дамой и с Панаевым, которого болезнь подломила». Дама, с которой поселился Некрасов, явно не Панаева. Настроение свое поэт описывает следующей фразой: «В день двадцать раз приходит мне на ум пистолет» (Любопытно, что перед заграничной поездкой и тоже в момент отсутствия Авдотьи Яковлевны, Некрасов признавался в письме Тургеневу, что смотрит на «потолочные крюки»). Далее следует «исповедь сердца»: «Я ужасно рад, что ты чувствуешь желание работать, рад за тебя. Но смотри — обдумай, ехать ли тебе в Париж. Вспомни, как ты трудно отрывался, и зимой еще, что есть предел всякой силе. Право, и у меня ее было довольно. Никогда я не думал, что так сломлюсь душевно, а сломился.

Не желаю тебе ничего подобного. Конечно, ты от этого далек, но все не худо вовремя взяться за ум. Горе, стыд, тьма и безумие — этими словами я еще не совсем полно обозначу мое душевное состояние, а как я его себе устроил? Я вздумал шутить с огнем и пошутил через меру. Год тому назад было еще ничего — я мог спастись, а теперь. Приезжай сюда, не заезжая в Париж»[205].

Трудно понять, что произошло, почему они снова оказались врозь, почему Некрасов в таком отчаянии. Кроме того, что и он и она были с неуравновешенными вспыльчивыми характерами, у обоих к этому времени накопилось много обид и взаимных претензий.

К тому же, были и другие обстоятельства. В начале июня 1857 года Некрасов ездил в Лондон, чтобы обелить себя перед Герценом, но тот, через Тургенева, передал свой отказ его принять. В глазах Герцена, а следовательно, и всех его друзей, Некрасов был «мошенником» и «вором» — в связи с делом об огаревском наследстве. В дело это была замешана Авдотья Яковлевна, и до сих пор не ясна мера вины обоих в присвоении огаревских денег[206].

А Тургенев в сентябре этого же «кризисного» года, утешая друга, сравнивает себя и его с утопающими: «Лишь бы выкарабкаться на берег, а там еще, быть может, ноги послужат». И еще раз, в самом конце: «Итак, до свиданья — будь здоров, это главное — авось мы еще не утонем. Твой Ив. Тургенев»[207].