Глава двенадцатая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава двенадцатая

НИККИ

«КАК НАШИ ПЁСТРЫЕ БОЛВАНЫ ОБНАРУЖИВАЮТ, ЧТО ГОРЬКИЙ ПЛОД НЕУДАЧИ ЕСТЬ НИ ЧТО ИНОЕ, КАК ОТРАВЛЕННОЕ ЯБЛОКО»

Мы сделали великолепный альбом с Джоном Кораби и были уверены, что он будет продаваться миллионными тиражами и намного переплюнет «Dr. Feelgood». Мы собирались совершить тур без всякой пиротехники, танцующих девочек и вращающихся барабанов, и, как и раньше, надрать публике задницу. Мы собирались показать им, что без фронтмена, скачущего по сцене в центре внимания, мы вчетвером можем играть тяжёлый рок-н-ролл, как никогда прежде. С этими текстами и фотографиями в фашистской форме мы собирались бросить вызов им и стереотипам, которые разрушают их умы. В конце концов, мы собирались сделать то, что мы хотели сделать, потому что, несмотря ни на что, мы были «Motley Crue».

А были ли мы ими?

Потребовался всего один концерт — первая же остановка в нашем туре — для того, чтобы все эти надежды и ожидания рухнули и сгорели у моих ног. На шоу в Тусоне, штат Аризона (Tucson, Arizona), в пятнадцатитысячный зал было продано всего четыре тысячи билетов. Перед концертом я пошел на радио и сказал фанатам, “Слушайте, это премьера тура. Поэтому я приготовил для вас нечто особенное. Встретьте меня на улице возле радиостанции после шоу, и каждого из вас я занесу в гостевой список”.

Если бы я сказал это в 1989-ом, то на стоянке перед радиостанцией собралась бы десятитысячная бушующая толпа подростков. В тот день пришли всего двое мексиканских пацанов. И тогда я понял: это конец.

С тех пор, как вышел «Dr. Feelgood», прошло четыре с половиной года, у нас был новый вокалист, и мы играли альтернативный рок, который как пришёл в то время, так и пошёл на спад. Мир не ждал нового альбома «Motley Crue», затаив дыхания.

Дело усугубило то, что наш звукозаписывающий лейбл покинул нас, потому что, пока в кабинетах начальства велась массированная битва за власть, Красноу (Krasnow) и основная часть верхушки «Электры» и «Уорнер Бразерс» ушли со своих постов. Плюс ко всему, мы, как это нам свойственно, только что оттолкнули от себя единственных людей, которые всё ещё могли спасти альбом: «MTV». (Они без труда вырезали ту часть интервью, где я угрожал выбить зубы ведущему, если он ещё хоть раз спросит нас о женщинах, лаке для волос и огне.)

На следующем нашем выступлении из тысячи шестисот человек появились только восемьсот. Вскоре мы отправили грузовики домой, а сами от стадионных шоу возвратились к театрам, а от театров — к клубам. В прошлый раз мы летали на самолетах и играли на полностью распроданных стадионах. Теперь же на некоторых выступлениях мы вынуждены были переодеваться в нашем автобусе, потому что за кулисами не было никакой раздевалки, ползать через проход автобуса со своими инструментами и выходить на крошечную сцену, освещенную тусклыми фонарями (beer lights), чтобы играть для пятидесяти подростков.

Тем не менее, время от времени, мы бывали приятно удивлены. В Мехико (Mexico City) двадцать тысяч человек полностью забили арену, и мы играли такой сет, который, казалось, заставил нас поверить в то, что не всё ещё потеряно. Позднее Чак Шапиро (Chuck Shapiro) позвонил нам и сказал, что тур гибнет. “Что?” я отказывался признавать поражение. “Сегодня вечером здесь было двадцать тысяч орущих людей, которым сорвало крышу. Ты с ума сошёл?”

На следующий день состоялась встреча группы. Я выписал чек на семьдесят пять тысяч долларов на поддержание тура, Томми выписал чек на семьдесят пять тысяч долларов, Кораби лишился своего заработка — десять тысяч долларов в неделю — до конца тура, а что касается Мика — он не мог внести ничего, потому что Эми (Emi) забрала все его деньги. (Он не мог сказать, что мы не предупреждали его о том, что не нужно срать у себя на заднем дворе.)

Но наши усилия были тщетны. Мехико оказался счастливой случайностью, и потребовалось ещё несколько унылых клубных выступлений прежде, чем мы вынуждены были отменить тур и отправиться домой, пытаясь найти рациональное об’яснение тому, что с нами произошло.

Десять лет подряд мы были неуязвимы. Никто не мог нас тронуть. Томми и я изнасиловали пьяную девочку в коморке, и она забыла об этом. Винс убил кого-то в автомобильной катастрофе, и ему всё сошло с рук. Мы выпустили два альбома, которые мы даже с трудом помним, как записали, и они все ещё продавались, как сумасшедшие. У меня случилась передозировка, что повлекло за собой отмену нашего европейского тура, а наша популярность только возросла. Наше эго не имело границ. Томми и я думали: к черту Винса Нейла. Он не пишет песен, он много пьет, и от него одни неприятности (he can be a pain in the ass). Мы думали, что всем были мы — Никки и Томми, «Близнецы Террора». Мы забыли, что мы были командой, и Винс был куотербэком (quarterback — основной игрок нападения в американском футболе, разыгрывающий мяч). Мы забыли о том, что сделало нас «Motley Crue»: случайное столкновение четырёх безумно заводных, безнадёжно испорченных и абсолютно разных личностей.