Глава первая

Глава первая

МИК

«ЧЕЛОВЕК С ОПЕЧАЛЕННЫМ СЕРДЦЕМ, ДВИЖИМЫЙ ОБИДОЙ, ОПЬЯНЕНИЕМ И САМООБМАНОМ, НАПРАВЛЯЕТСЯ К ВОДНОЙ МОГИЛЕ»

У вас когда-нибудь было такое, чтобы кто-нибудь вызывал к вам в дом полицию, охрану или вашего домовладельца из-за того, что вы слишком громко слушаете музыку? Как может такая красивая вещь, как музыка, так сильно кого-то раздражать? Если вы слушаете дома хороший альбом, а какой-то ваш не в меру чувствительный сосед не может расслышать свой долбаный телевизор, почему должна страдать ваша музыка; почему вам слушать музыку нельзя, а ему смотреть телевизор можно? Я отвечаю, “Тем хуже для соседа”.

Музыка строго цензурирована, например: на ваших записях вы не можете сказать “дерьмо” (”shit”) или “моча” (”piss”), или “трахнись” (”fuck”), или “членоголовый уёбок” (”cock-a-doodle dipshit”), если вы хотите, чтобы их крутили по радио и продавали в широкой сети. Это не позволяется. Также, если вы хотите, чтобы ваш клип крутили по телевидению, вы не можете надевать определённую одежду, не должно быть никакого оружия или мешков с трупами. Неужели музыка действительно так опасна? Более опасна, чем смерть, убийство, самоубийство или насилие, которые я вижу по телевидению и в кино каждый день? Однако попробуйте написать старомодную песенку о любви или о вечных ценностях, и никто не будет крутить её по радио. И вы не сможете прокрутить её даже на вашем домашнем стерео, потому что это, видите ли, слишком громко для ваших долбаных соседей. Музыка это довольно мощная штука, но, кроме как громко, я её не воспринимаю. Люди пусть катятся ко всем чертям; музыка — никогда.

Когда я жил в доме в Манхэттен Бич (Manhattan Beach) с Вещью (The Thing — прозвище его подруги), все, что я хотел делать, это слушать мою стереосистему и терзать свою гитару, но я не мог этого делать, потому что мои тупоголовые соседи хотели смотреть убийства и подростковый секс по телевизору. Однако, казалось, они никогда не жаловались и не вмешивались, когда Вещь устраивала мне громкие скандалы и вышибала из меня дерьмо. Это почему-то не доставляло им никакого беспокойства. Возможно, они полагали, что я заслуживаю взбучки за то, что играю свою музыку слишком громко.

Когда я был ребёнком, меня учили никогда не бить женщину, даже если она первая меня ударила. Поэтому, когда Вещь закатывала мне истерики, я никогда не давал сдачи. Фактически, я привык к ней. Я чувствовал себя настолько старым, что не думал, что у меня будет возможность заполучить другую худо-бедно симпатичную женщину.

Во всяком случае, я действительно никогда не понимал женщин. На «Monsters of Rock» в Швеции один из парней из «AC/DC» вернулся в бар отеля с девочкой. Он был настолько пьян, что облевал её всю с ног до головы. Охранник гостиницы довёл его до его комнаты, но через пятнадцать минут тот возвратился и постучал по стойке бара, требуя ещё пива. После того, как он выпил достаточно, чтобы снова окосеть, он сказал девочке, чтобы она поднялась с ним в его номер. Она всё ещё была перепачкана его рвотой, но, так или иначе, она ответила “да”. Ну, разве это не омерзительно? Это хуже чем Оззи, нюхающий муравьёв. Что же творится с этими женщинами?

Винс и его жена Бэс переехали в дом рядом с нашим в Манхэттан Бич. Вещь дружила с Бэс, и обе они были сучками с крутым нравом, каких ещё свет не видывал. Вещь была из тех, кто сначала бьёт, а потом уже задаёт вопросы, а Бэс относилась к разряду вечно недовольных, сверхтрепетно относящихся к чистоте и параноидально — к микробам. Я не знаю, как Винсу удавалось избегать неприятностей со всем тем дерьмом, которое он устраивал. Он мог пойти в «Тропикана» («Tropicana»), стрип-клуб с рингом, где женщины боролись в масле, и возвращался домой после двух часов ночи. Когда Бэс спрашивала, почему он был весь перепачкан маслом, Винс просто отвечал, “О, я был в «Беньяна» («Benihana» — ресторан), и официантка опрокинула на меня тарелку”. И это прокатывало. Я никогда не ходил в такие заведения. Никакого интереса. Что толку смотреть, если нельзя потрогать?

После возвращения с последнего шоу «Shout» из Англии, Винс устроил вечеринку в своём доме, чтобы отпраздновать начало работы над нашим следующим альбомом. На первый или второй день вечеринки Винса Вещь вошла в нашу гостиную с засученными рукавами. Я сидел на диване, как обычно пьяный, и смотрел эпизод «Нова» («Nova» — научно-популярная программа) о математических теориях. До этого я проглотил несколько таблеток (quaaludes) и пил «Джек» и «бэллар» («bэllar»). «Беллар» — это то, что мы изобрели с моим другом Стиком (Stick): это была смесь «Кайлуа» («Kahlua») и брэнди, которую мы назвали в честь того, как пожилые дамы в баре строили на глазки.

Вещь ударила меня по макушке и потребовала отвести её к Винсу и Бэс. Я действительно не хотел вставать с дивана, но я полагал, что пойти будет лучше, чем сидеть весь день дома и драться с нею. Поэтому мы пошли к Винсу и, так или иначе, в итоге всё равно подрались. Это было бессмысленно. Не было никакой возможности с ней сладить. Я был так несчастен и раздосадован, будучи униженным. Это была не просто банальная ссора, особенно после того, как её друзья рассказали мне, что она трахается за моей спиной с каким-то спортсменом. Полагаю, она думала, что у него больше денег, чем у меня.

Я был настолько огорчён, что вышел из дома Винса на берег океана. В моей голове звенело: “Прикончи себя, прикончи себя”. На самом деле, я не хотел покончить со всем этим. Просто мне было очень плохо. Я всего лишь хотел мира и покоя. Поэтому я вошёл в воду с «бэллар» в руке. Холодные волны облизывали мою одежду, всё выше и выше, пока они не выбили стакан из моей руки. Скоро мои волосы намокли и прилипли к шее. Затем я погрузился в темноту.