I. Рабочий депутат
I. Рабочий депутат
Апрельский ветер 1912 года донес из Сибири до Петербурга страшную весть о новом злодеянии царизма: на Ленских приисках солдаты расстреляли несколько сот не повинных ни в чем рабочих. Россия ответила на это зверство гневными митингами и забастовками. Все чаще стали звучать на сходках речи о низвержении самодержавия. Народ требовал свободы и хлеба. А жандармы давили и карали за это без всякой пощады. Волнения захватили часть армии, в Севастополе разыгралась новая трагедия: военный суд жестоко расправился с матросами Черноморского флота, обвинив большую группу моряков в подготовке восстания. Семнадцать человек были приговорены к смертной казни, более ста — отправлены на каторгу.
Сытый по горло самодурством царских чиновников, полунищий народ не хотел более терпеть угнетения. Забастовки и демонстрации часто оканчивались кровавыми столкновениями с полицией. В эти дни, как бы призывая в свидетели павших бойцов революции 1905 года, большевистская газета «Звезда» справедливо писала: «…мы живы, красная кровь наша кипит огнем даром не растраченных сил…»
Такой, взбаламученной, грозной, как море перед штормом, была Россия в 1912 году, накануне выборной кампании в очередную IV Государственную думу.
Задолго до выборов оживилась борьба различных политических партий за депутатские места в думе. Каждая партия выставляла своих кандидатов и прилагала усилия для привлечения избирателей на свою сторону.
Большевистская партия столкнулась в предвыборной борьбе с большими трудностями, поскольку она находилась на подпольном положении. Над членами партии постоянно висела угроза ареста, тюрьмы, ссылки. А тайные типографии могли ждать в любой час провала, вторжения жандармов и конфискации печатных станков, шрифтов и оттиснутых прокламаций. Другие же политические партии, которые не были закованы в кандалы нелегальности и могли свободно агитировать за свою программу и своих кандидатов на страницах газет и на открытых собраниях избирателей, имели огромное преимущество перед большевиками. Но большевики не пали духом.
Программа предвыборной борьбы была разработана большевиками в январе 1912 года на VI Всероссийской конференции РСДРП, состоявшейся в Праге.
Конференция подробно изложила в резолюции политические цели и задачи, которые ставит партия в избирательной кампании в IV Государственную думу. Впоследствии, когда началась предвыборная борьба, а затем и борьба представителей различных партий уже в самой думе, эта четкая, ясная программа сослужила большевикам неоценимую службу.
Вот что, в частности, было записано в резолюции Пражской конференции по думскому вопросу:
«Конференция признает безусловно необходимым участие РСДРП в предстоящей избирательной кампании в IV Думу, выставление самостоятельных кандидатов нашей партии и образование в IV Думе социал-демократической фракции, подчиненной, как часть, нашей партии в целом.
Главной задачей партии на выборах, а равно и будущей с.-д. фракции в самой Думе — задачей, которой должны быть подчинены все остальные, — является социалистическая классовая пропаганда и организация рабочего класса.
Главными избирательными лозунгами нашей партии на предстоящих выборах должны явиться:
1) демократическая республика
2) 8-часовой рабочий день
3) конфискация всей помещичьей земли».
Таким образом большевистская партия заранее четко определила, чего она хочет добиться средствами парламентской борьбы в думе.
Там же, на Пражской конференции, было принято решение создать вместо газеты «Звезда», выходившей один раз в неделю, новую ежедневную массовую газету для рабочих — газету, которая вышла в конце апреля 1912 года под названием «Правда». В период предвыборной борьбы это был единственный легальный печатный орган партии, в котором большевики могли открыто вести агитацию за свою программу и своих кандидатов в думу. Идейным руководителем и практическим организатором «Правды» был Ленин. Он сам писал многие статьи для газеты, правил рукописи товарищей, давал советы, по каким наиболее важным вопросам жизни рабочего класса и его борьбы следует вести огонь оружием правдивого печатного слова. Большевики, имея в отличие от других партий лишь одну легальную газету, сумели хорошо использовать «Правду» для привлечения пролетарских масс на свою сторону.
По отношению к имущим слоям и классам избирательный закон остался таким же, каким был при выборах в I, II и III думы. Как и раньше, выборы оставались сложными, многостепенными. Но на сей раз царские министры позаботились, чтобы в IV думу попало как можно меньше депутатов от рабочих. На то были поставлены всяческие рогатки.
Новый закон устанавливал для рабочих такой порядок: сначала на общих собраниях рабочих должны быть избраны уполномоченные; потом собрание уполномоченных избирало так называемых выборщиков — небольшое количество от огромной массы рабочих; а затем уже эти выборщики от рабочих участвовали в общегубернском собрании, где выборщики от помещиков, буржуазии и кулачества составляли подавляющее большинство. Вот на этих-то губернских собраниях и завершался последний акт выборной комедии. От всех курий — помещичьих, купеческих и прочих — избирались по нескольку депутатов в думу. И только один депутат мог быть проведен от рабочей курии. Не говоря уже о грубом надувательстве народа, которое создавали такие «выборы», когда за спиной рабочего депутата были десятки и сотни тысяч избирательных голосов, а за помещичьим или буржуазным депутатом стояли всего лишь сотни толстосумов от соответствующих курий, — такие выборы имели для пролетариата и партии РСДРП и другие сложности.
Рабочие могли выставить лишь два процента выборщиков, тогда как помещики — ничтожная по количеству избирателей, но самая реакционная, черносотенная курия — получили право избрать почти пятьдесят процентов., то есть около половины всех выборщиков в стране. И это не считая голосов отнюдь не революционной русской буржуазии. Не нужно было обладать большой политической проницательностью, чтобы понять, какова будет эта новая дума.
Вторая сложность предвиделась на заключительной стадии голосования — на губернских собраниях. Тут важно было добиться такого сплочения, чтобы все выборщики от рабочей курии дружно стояли друг за друга и избирали своих кандидатов, рабочих. А ведь совсем могло быть не исключено, что кто-то из выборщиков от рабочей курии, которому задурманят мозги или попросту подкупят, вдруг переметнется на сторону какой-либо другой политической группки или партии и проголосует не за своего, а за чуждого пролетариату депутата.
Не могли не учитывать большевики и влияния церкви, которая с помощью огромного легиона попов умела, как известно, веками поддерживать в «грешных душах» рабов господних трепетный огонь любви к «помазаннику божьему» — императору российскому.
Нужно было предвидеть также урон, который понесет пролетариат от различных ограничений в избирательных правах. По избирательному закону только шесть наиболее развитых промышленных губерний — Петербургская, Московская, Екатеринославская, Харьковская, Костромская и Владимирская — имели право выставить от рабочих курий по одному (!) депутату. Мало того. Даже и в так называемых «курильных» губерниях не все рабочие пользовались правом голоса. Лишались, например, избирательных прав те, кто проработал на шахте, фабрике или заводе меньше шести месяцев. Власти прибегали и к другим ухищрениям. Министерство внутренних дел издало целый список поправок и дополнений к закону, циркуляров и разъяснений для губернаторов и уездных исправников полиции, которые давали возможность провинциальным властям толковать избирательный закон по своему личному усмотрению. При выборах это приводило зачастую к произволу и фальсификации результатов голосования.
Агитационная работа большевиков осложнялась, кроме всего прочего, еще и тем, что параграфы избирательного закона запрещали устраивать предвыборные собрания на заводах и фабриках. Приходилось разъяснять рабочим программу социал-демократической партии подпольным путем, тайком раздавать запрещенную социалистическую литературу, скрытно печатать в типографиях прокламации. Даже легальную «Правду» распространяли осмотрительно, с оглядкой. А сходки и митинги рабочих устраивали небольшими группами, под видом праздничных массовок и воскресных прогулок, обычно подальше от города или заводского поселка, в лесу, оврагах или на реке. И, конечно, по всем правилам конспирации: с установленным паролем, с проводниками, сигнальными и сторожевыми постами, чтобы не быть захваченными врасплох полицейскими шпиками и жандармами.
Большевикам было несравненно труднее работать в массах, нежели меньшевикам, не только из-за невозможности в сложившейся обстановке вести открытую пропаганду своих идей: ведь меньшевики не призывали массы к свержению существующего строя. Нет, меньшевики не предлагали свалить императорский трон революционным взрывом. Они выступали с весьма скромными, мирными лозунгами и требованиями, которые не переступали границ легальной межпартийной борьбы, дозволенной царскими законами. Поэтому их силы редко попадали под удары полицейских репрессий, они несли гораздо меньший урон, чем большевики. Они сохранили к моменту предвыборной кампании почти все свои интеллигентские кадры — ораторов, журналистов, учителей. Их идейные вожди жили, как правило, на легальном положении во всех, крупных городах России. Совсем иное положение было у большевиков. В период разгула реакции они понесли огромные потери. Особенно ощущался недостаток в испытанных, закаленных руководителях и литературных силах. Многие из «стариков» вынуждены были эмигрировать за границу, а немало других маялись в сибирской ссылке и тюрьмах.
Вот в таких тяжелых условиях местные большевистские организации и вступили в схватку с меньшевиками за право представлять и отстаивать в думе интересы российского пролетариата.
Общая предвыборная обстановка в Екатеринославской губернии мало чем отличалась от обстановки в других пяти губерниях, которым по закону разрешалось избирать от рабочих курий по одному депутату в думу.
Во всех этих губерниях большинство пролетариата поддерживало только свою партию — Российскую социал-демократическую рабочую партию — и готово было голосовать на выборах только за своих, рабочих кандидатов. Настроение трудового люда хорошо знали лидеры всех прочих российских партий. Поэтому ни либеральная буржуазия, ни партия кадетов (конституционные демократы), не говоря уже о таких черносотенных организациях, как «Союз русского народа» или «Союз Михаила-архангела», даже и не пытались выставить от рабочих курий своих кандидатов в депутаты думы. Члены этих партий просто не решались выступать с речами перед рабочими, опасаясь, как бы их не прогнали с собрания или не надавали по шее, как бывало не однажды в революцию 1905 года; по опыту тех лет рабочие прекрасно помнили, какими «защитниками» пролетариата и крестьянства показали себя деятели этих партий.
Единственно, кто мог бы выставить своих кандидатов в рабочих куриях и, очевидно, иметь какой-то успех в то время — это эсеры (социалисты-революционеры), за которыми еще шла некоторая часть пролетариев. Но партия эсеров приняла решение бойкотировать выборы в думу и потому вообще не выставила ни одного своего кандидата.
Вот почему на выборах от рабочих курий в шести губерниях выступала только социал-демократическая партия.
В Екатеринославской губернии борьба большевиков и меньшевиков так же, как и в других местах, длилась весь избирательный период, вплоть до самого последнего момента — выборов депутатов в думу на общегубернском собрании. Используя любые возможности — на собраниях и тайных сходках, в «Правде» и с помощью прокламаций, большевики разоблачали предательскую тактику меньшевиков по отношению к пролетариату; в беседах с рабочими разъясняли несостоятельность, вред меньшевистских предвыборных лозунгов, в которых рабочих призывали не устраивать политических стачек, а обращаться по всем вопросам в думу с просьбами-петициями. Большая часть рабочих знала, чем кончаются попытки обратиться к царю и властям с мирными просьбами: жертвы 9 января и Ленского расстрела сурово напоминали о себе.
Выборы в IV Государственную думу были назначены на сентябрь 1912 года. До этого времени предстояло на всех заводах, шахтах и фабриках Екатеринославской губернии провести выборы уполномоченных и так называемых выборщиков. Естественно, и большевики и меньшевики выдвигали каждые своих кандидатов.
Екатеринославский комитет РСДРП постановил: выдвинуть кандидатуру Григория Ивановича Петровского. Имя его было известно на многих заводах губернии и шахтах Донбасса. Преданность партии и рабочему классу он доказал всей своей мужественной революционной работой. Решено было добиться избрания Петровского сначала в качестве уполномоченного и выборщика, а затем бороться за избрание его депутатом в думу от Екатеринославской рабочей курии.
В это время Петровский работал еще в Мариуполе, на заводе «Провиданс». Конечно, он и там не сидел сложа руки. Он по-прежнему вел революционную агитацию, организовал широкое распространение газеты «Правда». Когда началась избирательная кампания, большевики Мариуполя на своем подпольном собрании выдвинули пятерых кандидатов в уполномоченные, в числе их Петровского. Затем состоялось совместное собрание с меньшевиками. После ожесточенных споров взяли верх большевистские кандидаты. Кандидатуры меньшевиков провалились.
Собрание уполномоченных от рабочей курии всей губернии проходило в Екатеринославской городской думе. Открыть собрание поручили Григорию Ивановичу Петровскому.
Едва началось собрание, как в зале, до отказа заполненном рабочими, газетчиками и депутатами городской думы, появились помощник городского полицмейстера, пристав и несколько полицейских. Петровский тотчас встал из-за стола президиума и сухо, но вежливо предложил полицейским чиновникам покинуть зал заседания, поскольку их действия в данном случае противоречили избирательному закону. В зале поднялся гул возмущения. Но полиция не уходила. Тогда Петровский предложил прервать заседание, послать делегацию к губернатору и заявить ему, что уполномоченные не будут проводить собрания до тех пор, пока из думы не удалят полицию. Обеспокоенный возможными осложнениями на выборах, губернатор сразу же отдал приказ полицмейстеру убрать жандармов и крепко отчитал шефа полиции за глупую затею. Собрание продолжило работу.
Среди уполномоченных были и большевики и меньшевики. Последние получили от своих лидеров директиву — провалить кандидатуру Петровского в качестве выборщика. Чтобы подлить керосинчику в огонь страстей, только что прибывший из Петербурга меньшевик Повес, взяв слово, заявил, что-де Петровскому ни в коем случае нельзя доверять, поскольку он подпал под влияние Ленина, который губит Российскую социал-демократическую партию. Петровский вышел на трибуну вслед за Повесом и дал тому резкую отповедь. Он сказал прямо, что находится под влиянием идей Ленина с первых лет своей революционной работы и давно уже убедился, что не Ленин губит российскую социал-демократию, а сами меньшевики: ведь всем известно, что именно они занимаются антирабочей соглашательской политикой, заигрывая с буржуазией. А что касается Ленина, то он выковывает в борьбе настоящую революционную партию — партию большевиков.
Когда страсти немного поутихли, собрание приступило к голосованию. Избрали четырех выборщиков от рабочей курии — Петровского (большевик), Худокормова (меньшевик), Жовтенького (меньшевик) и эсера Способного, которого выдвинули на собрание уполномоченных те же меньшевики, хотя, как уже говорилось, партия социалистов-революционеров бойкотировала выборы. Собрание проголосовало за предложение Екатеринославского комитета РСДРП — рекомендовать трем другим выборщикам снять на последней стадии голосования свои кандидатуры в депутаты думы в пользу Григория Ивановича Петровского.
А при обсуждении наказа будущему рабочему депутату собрание приняло решение равняться на политическую платформу большевистского ЦК РСДРП.
Казалось, все уже было ясно, споры окончены, решения приняты. Но на общегубернском собрании выборщиков, проходившем в доме земской управы, меньшевики вновь разожгли спор по главным вопросам — кого избрать депутатом в думу и какой наказ дать этому депутату.
Накануне из Петербурга пришла телеграмма на имя руководителей екатеринославских меньшевиков от их лидеров с категорическим требованием воспрепятствовать избранию большевика Петровского в депутаты думы. Но все усилия противников Петровского оказались тщетными. Ни одна из выдвинутых дополнительно кандидатур не получила на собрании выборщиков поддержки.
При общем голосовании на губернском собрании Григорий Иванович Петровский и был избран депутатом в IV Государственную думу от рабочей курии Екатеринославской губернии.
Жаркая схватка произошла между большевиками и меньшевиками и при выработке окончательного наказа депутату. Составление и обсуждение наказа сопровождались страстными спорами опять-таки по программным и тактическим вопросам, причем сам депутат — Петровский — твердо стоял и защищал большевистскую политическую платформу, выработанную Лениным и принятую на VI Пражской конференции РСДРП. Обсуждение наказа сильно затянулось и закончилось на совместном собрании екатеринославских большевиков и меньшевиков буквально в тот самый день, когда Петровский должен был уезжать в Петербург на открытие IV Государственной думы. И той и другой стороне пришлось пойти на компромисс, чем-то поступиться. В наказ депутату было включено много программных требований большевиков, но часть требований отражала идеи меньшевиков. В таком виде наказ и был передан Петровскому.
Так закончилась избирательная борьба между большевиками и меньшевиками. В этой борьбе екатеринославский пролетариат недвусмысленно выразил свою поддержку и одобрение политической деятельности большевиков.
В погожий солнечный октябрьский денек большая группа рабочих пришла проводить своего депутата, уезжающего в Петербург. На площади у екатеринославского вокзала скопилась толпа. Петровский выступал, взобравшись на какую-то подвернувшуюся кстати крестьянскую телегу. Провожающие были возбуждены, веселы, шутили, подтрунивали над городовыми, которые важно, с невозмутимым видом стояли в стороне от толпы. Все зааплодировали, увидев Петровского. Невысокий, быстрый, темноволосый, с молодым открытым лицом и размашистыми жестами, он совсем не был похож на тех солидных государственных деятелей, портреты которых рабочие видели в газетах. Он казался юным, хотя ему уже перевалило как-никак за тридцать пять. Это был свой товарищ, с которым можно было в свободный час попить чайку, поговорить по душам, посмеяться. Это была своя, рабочая кость, своя, рабочая кровь, свое, рабочее сердце.
Петровский, оглядывая густую толпу единомышленников, друзей, говорил о том, как намерен работать в думе, разъяснял еще раз, в чем сила программы большевиков. Полицейские по-прежнему стояли, не вмешиваясь, в сторонке, но слушали в оба уха. И когда Петровский под громкие возгласы одобрения воскликнул: «Долой самодержавие!» — городовые, как подхлестнутые, скопом кинулись со всех сторон к нему, озверело работая в толпе кулаками и ножнами шашек. Один из них ухватил Петровского за полу пальто и пытался сбросить с телеги. Но Петровский вырвался и резко крикнул:
— Прочь руки! Я депутат Государственной думы, для вас лицо неприкосновенное!
Полицейские отступили, растерянно переглядываясь. А Петровский меж тем помахал обеими руками друзьям и, напутствуемый добрыми пожеланиями, зашагал с чемоданом в руке к своему вагону. Рядом, крепко держась за его согнутый локоть, быстро шла стройная, русоволосая женщина. Это было его жена Домна, верный, любимый товарищ.