Куба

Куба

Флотилия покинула Изабеллу 24 октября в полночь. Пройдя мимо множества мелких островов, корабли через два дня подошли к устью широкой реки, текущей по обширной территории. Пленники с Гуанагани показывали знаками, что земля, к которой пристал Колумб, огромна и что ее нельзя обойти на пироге и в двадцать дней. Указывая на сушу, индейцы произносили: «Куманакан». В голове Колумба тотчас возникло воспоминание о Кублай-Хане. Если здесь находится резиденция Кублая, то, значит, Колумб добрался уже до азиатского материка, до провинции Манги, где властвовал этот монгольский владыка.

Колумб оказался в большом затруднении. Ему предстояло выбирать между двумя гипотезами: он находился либо в Японии, либо в Катае. Географическая головоломка причинила в дальнейшем адмиралу немало забот.

Для разрешения мучивших его вопросов Колумб решил поскорее установить сношения с туземцами, которые убегали в леса при первом появлении каравелл. Адмирал истолковал страх туземцев на свой лад. Он высказал предположение, что жители этого берега воюют с Ханом и потому спасаются бегством от испанских каравелл, принимая их за грозные эскадры Хана.

1 ноября Колумб велел своему переводчику отправиться одному на шлюпке и разъяснить жителям, что суда не принадлежат Великому Хану и что прибывшие намерены установить с ними добрые отношения. Когда шлюпка отделилась от «Санта Марии» и направилась к берегу, там собралась большая толпа. Переводчик, остановивший лодку на небольшом расстоянии от сбившихся в кучу туземцев, прокричал им на халдейском, арабском, армянском и других известных ему языках слова привета и дружбы, потом бросился в воду и стал плыть к берегу.

На этот раз индейцы рискнули встретиться с подплывавшим к ним белолицым существом. Они дружелюбно приняли посланца, хотя и не поняли его слов. Эта встреча придала им смелости. К стоявшей поодаль эскадре вскоре подплыло множество пирог с водой, попугаями, кассавой и хлопком. Но на этот раз Колумб запретил экипажу производить обмен побрякушек на что бы то ни было, кроме золота.

Адмирал считал, что у подданных Хана его должно быть очень много. Но золота у туземцев не было. Только у одного из них в ноздре была продета серебряная палочка.

Индейцы называли свою землю Кубой. Колумб взял ее во владение Испании и дал ей имя Хуаны в честь старшего сына королевы. Краснокожие кое-как объяснили адмиралу, что царь их живет в четырех днях ходьбы от берега. Колумб понял, что это и есть резиденция Хана и решил немедленно направить к нему делегацию из переводчика Луиса Торреса и офицера Родриго Хереса. Проводниками к ним были приставлены один из пленников Гуанагани и житель Кубы.

Колумб дал своим посланникам обширные инструкции. Они должны передать восточному владыке, что к нему прибыл адмирал кастильских королей для установления дружественных отношений между двумя державами, что адмирал собирается лично вручить Хану королевское послание и подарки. Торрес должен был собрать по пути сведения о городах, армии, богатствах страны и не позже, чем через шесть дней, вернуться к эскадре.

Уморительное посольство к туземному царьку очень характерно для предприятий Колумба. Его сознание было поглощено отысканием места, занимаемого открытыми им землями, на карте Индии. Ничего нет удивительного, что географические представления Колумба в конце концов невообразимо спутались, так как с каждым днем становилось все труднее уложить новый мир на прокрустово ложе карты Тосканелли.

Посланники вернулись 6 ноября. Их тесно обступили участники экспедиции, жаждавшие поскорее узнать подробности о сказочной столице Кублай-Хана.

Торрес и Херес рассказали, что в двенадцати лигах от берега они нашли селение, состоявшее из пятидесяти хижин. Это и была столица. Туземцы приняли их очень радушно, усадили на почетный пень, а сами уселись вокруг него на земле, приготовившись внимательно слушать. Торрес обращался к ним на всех известных ему азиатских языках, но его не понимали. Тогда роль оратора перешла к индейцу, привезенному из Гуанагани. Он стал расхваливать перед собравшимися могущество и доброту белых богов, приплывших к их берегам. Туземцы почтительно выслушали речь, а затем стали ощупывать лица, бороды, одежду испанцев.

Ни золота, ни серебра послы не нашли. Они показали индейцам принесенные с собою корицу, перец и другие пряности, но жители отрицательно качали головами: таких растений у них нет. Когда разочарованные послы приготовились отправиться в обратный путь, множество индейцев выразило желание сопровождать их. Туземцы решили, что им представлялся случай побывать на небе, куда белые боги должны будут подняться на своих крылатых судах.

Посланные рассказали, что на обратном пути они видели, как многие туземцы скатывают в трубочки листья какого-то растения, похожего на капусту, потом зажигают один конец их, а другой берут в рот и жадно втягивают и выдыхают из себя дым. Туземцы называют это растение «табак». Питаются индейцы какими-то корнями, выкапываемыми из земли и очень похожими по виду на яблоки, только с темной кожей.

Итак, еще раз ожидания не сбылись. Но Колумб обладал способностью упорно поддерживать в себе иллюзии. Он снова начал расспрашивать обитателей о богатствах их страны. Из непонятных слов адмирал почему-то заключил, что к востоку от Кубы есть земля, где жители при свете факелов собирают на берегу большой реки золото, которое они затем сбивают молотками в бруски. Страну эту одни называли Бабек, другие же Квисей. Квисей адмирал истолковал, как Кинсай, Небесный город Катая.

12 ноября на рассвете эскадра Колумба отплыла на поиски сказочного Бабека. Перед отплытием с Кубы адмирал взял к себе на судно шестерых мужчин, семерых женщин и троих детей. На этот раз Колумб сделал первую планомерную попытку порабощения индейцев. Вместе с мужчинами он забрал женщин и детей, так как из опыта работорговли на гвинейском берегу он знал, что таким путем ему скорее удастся приручить захваченных.

Корабли двигались теперь в юго-восточном направлении. Сначала следовали за всеми изгибами кубинского берега, а 19 ноября вышли в открытое море. Здесь эскадру застигла первая за время плавания буря. Колумб подал двум каравеллам сигнал следовать за ним и повел флагманское судно к берегу, чтобы там отыскать бухту, где можно было бы укрыться от шторма. «Нинья» последовала за «Санта Марией», но «Пинта» неожиданно стала уходить к востоку. Колумб повторил сигнал, однако «Пинта» и на этот раз не обратила на него внимания. При приближении ночи Колумб велел привесить к мачтам фонари в надежде, что Пинсон заметит их и вернется к экспедиции. Но когда наступило утро, Колумб убедился, что «Пинта» скрылась.

Мартин Пинсон не раз открыто высказывал недовольство Колумбом. Нищий чужестранец, заискивавший в нем во время совещаний в ла Рабиде и при подготовке плавания в Палосе, теперь держался высокомерно, не принимал советов, требовал беспрекословного повиновения. Данное в тяжелую минуту обещание поделиться доходами от плавания адмирал теперь забыл.

Все это вызывало озлобление Пинсона. К тому же он считал необходимым ускорить плавание, не задерживаясь на бессмысленных расспросах туземцев. Мартин Алонсо решил поэтому действовать самостоятельно.

Дезертирство Пинсона сильно взволновало Колумба.

Адмирал не мог сомневаться в значении поступка командира «Пинты». Он заподозрил его в желании воспользоваться быстроходностью каравеллы, чтобы первым возвратиться в Испанию. Там Пинсон сумеет приписать себе всю заслугу благополучного завершения экспедиции.

Колумб начал форсировать окончание плавания. Его не покидало больше стремление поскорее завершить первую разведку и как можно раньше отплыть обратно в Европу. Но все же он считал совершенно необходимым до возвращения получить неоспоримые доказательства наличия золота и пряностей, что одно только могло оправдать в глазах королей все предприятие.

Восточного края Кубы Колумб достиг только 5 декабря. Он принял его за крайнюю точку азиатского материка и потому назвал мысом Альфа и Омега — Начало и Конец. Адмирала очень соблазняло желание обогнуть этот мыс и проследовать вдоль южного берега Кубы, которую он считал резко выдвинутым на восток азиатским полуостровом. Но для подобного предприятия у него теперь не было времени. К тому же, он боялся, как бы Пинсон не завладел раньше него богатствами Бабеки.