Обратный путь
Обратный путь
Пассаты, так помогавшие эскадре при плавании на запад, теперь, при обратном движении на восток, делали ее путь очень тяжелым. Суда еле подвигались вперед. Колумб решил подняться на север, чтобы выйти на широту Испании и на этой параллели плыть уже прямо к востоку. Такого ступенчатого курса придерживались мореплаватели тех времен, когда определение долгот представляло большие трудности и было еще очень неточным. Помимо навигационных преимуществ, Колумб рассчитывал таким курсом выйти из области встречных ветров.
Расчеты адмирала оправдались. Когда эскадра поднялась на север до 38-й северной параллели, пассаты остались к югу от нее. Теперь, при благоприятных ветрах, обе каравеллы понеслись по прямой линии к родным берегам.
10 февраля на «Нинье», собрались лоцманы и капитаны, чтобы определить местонахождение судов. По общему мнению, суда находились на широте Мадейры и близко от берегов Португалии. Колумб по ряду несомненных признаков установил, что в действительности они были на широте Азорских островов, притом на расстоянии не менее 150 лиг от Европы.
12 февраля матросы и офицеры обеих каравелл ожидали с часу на час увидеть берега Португалии. Но неожиданно поднялась жестокая буря. По океану заметались свинцовые волны. Налетавшие на флотилию порывы ветра были столь яростны, что судам грозила потеря всех парусов вместе с мачтами. Паруса пришлось убрать. Оба судна, потерявшие управление, обратились в игрушку взбудораженной водной стихии. В довершение бед налетела гроза, полил дождь и открытые суденышки начали наполняться водой.
В таком отчаянном положении обе каравеллы два дня носились по вспененным волнам, как две брошенные рядом щепки. Только к 14 февраля ветер несколько опал. На «Пинте» передняя мачта была очень слаба, и Мартин Пинсон теперь не рисковал поставить ни одного паруса. Его продолжало нести ветром прямо на север. На «Нинье» же адмирал, желавший воспользоваться затишьем, велел поднять часть парусов, чтобы кое-как удержать курс на восток. Теперь каравеллы стали двигаться в разных направлениях и вскоре потеряли друг друга из виду.
Измученная команда «Ниньи» вычерпывала воду и давала набожные обеты. Еле державшиеся на ногах матросы метали жребий, кто из них в случае спасения должен будет совершить паломничество к Гваделупской богоматери, а кто отстоит всенощную в Могерской церкви.
Обеты увеличивались, но буря не унималась. Колумб был уверен, что «Пинта» уже погибла. Он перестал надеяться и на собственное спасение. Им овладело отчаяние. Все труды его погибнут. Никто в Испании не узнает об островах и землях, им открытых. Сорок человек, оставленных на Эспаньоле, до конца своей жизни напрасно будут ждать его возвращения.
Уверенный в неминуемой гибели, адмирал решил написать письмо о результатах плавания и в просмоленной бочке бросить его в море. Для верности он написал два одинаковых письма. Одно бросил в бочке за борт, другое оставил на «Нинье», поставив бочку с ним так, чтобы она всплыла в минуту крушения.
Перед лицом смерти Колумба оставило его тщеславие. Он думал о людях экспедиции, о своих детях. «Это бедствие могло бы мне казаться менее ужасным, если, бы я не был окружен людьми, которых увлек с собой против их воли и в отчаянии проклинающих не только минуту своего отплытия со мною, но и страх, который внушали им мои слова и который удерживал их от возвращения на родину, что они намерены были сделать не один раз. Но более всего приводит меня в отчаяние воспоминание о моих детях, оставленных мной в Кордове, — одних, без всякой защиты, в чужой земле, без всякого доказательства о заслугах отца, которые могли бы побудить ваши величества взять их под свое покровительство».
15 февраля «а рассвете небо вдруг прояснилось и ветер утих. «Нинья» снова поставила часть парусов и пошла к востоку. Через несколько часов увидели землю. Радость матросов была на этот раз, пожалуй, не меньшей, чем при приближении к Гуанагани. Лоцман «Ниньи» был уверен, что каравелла находится у Лиссабона. В действительности же перед судном был один из островов Азорского архипелага. Долго не утихавшее волнение не позволяло приблизиться к берегу. Только вечером третьего дня подошли к нему вплотную и бросили якорь.
Колумб, жестоко страдавший в эти дни от подагры, отправил на берег трех моряков, чтобы выяснить, у какой земли они находятся. С ними в одежде кающихся отправилась половина команды для исполнения одного из обетов, данных во время бури. Вскоре к каравелле подплыла португальская шлюпка, сообщившая адмиралу, что перед «Ниньей» находится Азорский остров Св. Марии. Прибывшие привезли, по приказу губернатора острова, свежее продовольствие и воду для терпящего бедствие судна.
Колумб горячо благодарил португальцев и стал ждать спустившихся на берег людей. Но ни посланные на разведку матросы, ни отправившиеся на моление не возвращались. Колумб стал подозревать неладное. Несмотря на огромную усталость оставшихся на борту людей, он велел сняться с якоря и начал двигаться вдоль берега в надежде увидеть с каравеллы своих людей.
Как выяснилось впоследствии, всех спустившихся на остров португальцы задержали. Губернатор намеревался арестовать и Колумба, как только он сойдет на берег. Враждебность властей Азорского архипелага была вызвана инструкциями из Лиссабона о задержании испанской эскадры в случае ее появления у португальских владений. Больной Колумб не спустился на берег, и это расстроило планы португальцев.
Адмирал объяснял себе враждебность властей острова тем, что между Испанией и Португалией, как видно, происходит война, вспыхнувшая за время его отсутствия. Положение было тяжелым. Без задержанного экипажа каравелла не сможет добраться до Испании — на «Нинье» осталось только три здоровых матроса. В случае прямого нападения португальцев каравелла не сможет даже защищаться.
Опасения Колумба скоро рассеялись, появился шлюп, в котором находился сам губернатор. Португальцы побоялись, очевидно, возможных репрессий и решили покончить дело миром. После переговоров, длившихся два дня, Колумб получил, наконец, своих людей и смог сделать необходимые приготовления для отплытия в Европу.
24 февраля «Нинья» подняла паруса и направилась на восток. Плыли три дня при благоприятном ветре и спокойной погоде. Когда каравелле осталось пройти около 100 лиг до португальского мыса Св. Винцента, снова налетела ужасная буря. 2 марта ураганным ветром изорвало все паруса «Ниньи». Опять маленькое суденышко оказалось на грани гибели; вновь начались обеты и метание жребия, какие паломничества кому совершить в случае спасения. Когда ночью 3 марта матросы увидели столь желанный берег, это вызвало в них вместо радости ужас — потерявшей управление «Нинье» угрожала опасность разбиться о прибрежные скалы.
Но вот буря стала понемногу ослабевать, и 4 марта «Нинья» вошла, наконец, в устье Таго. Колумб мог бы теперь продолжать свой путь до испанского порта, но он решил воспользоваться представившимся случаем и навестить Португалию. «Нинья» бросила якорь в порту Растело.
Отсюда Колумб направил Изабелле и Фердинанду весть о своем благополучном возвращении. Впервые в этом документе адмирал употребил по отношению ко всем открытым им землям имя Индий, хотя, как мы видели, он нигде не нашел того, что было связано в представлении его современников с этой частью света.
Одновременно с кратким посланием своим королям Колумб отправил письмо Жоаньо II, прося у него разрешения на заход «Ниньи» в Лиссабон под тем предлогом, что он опасается ограбления его каравеллы, «везущей много золота из открытых им Индий» в пользующемся дурной славой порту Растело. Вся история с опасностью пребывания в Растело была выдумана Колумбом для того, чтобы досадить королю, дважды пренебрегшему его услугами. Он рассчитывал получить приглашение ко двору, своими рассказами вызвать у Жоаньо позднее сожаление и показать ему всю огромность его потери. В своих ожиданиях Колумб не ошибся. Жоаньо разрешил перевести «Нинью» в Лиссабон, а самого адмирала пригласил в Вальпарайсо, резиденцию, расположенную вблизи столицы.
Король принял адмирала с большим почетом и просил рассказать об его открытиях. Колумб не пожалел красок, расписывая перед Жоаньо страны, откуда он прибыл. Хитрый Жоаньо сумел скрыть свою досаду от бывшего просителя. Он выслушал Колумба с благосклонной улыбкой, а затем заявил, что земли, посещенные адмиралом, должны в силу договора Португалии с королями Кастилии от 1479 года принадлежать португальской короне. Ведь Колумб только более коротким путем проник в страны, которые уже сто лет искали португальские мореплаватели. Все нехристианские страны Востока были на вечные времена закреплены папской буллой за Португалией.
Высокомерный и независимый тон Колумба вызвал большое раздражение у португальских придворных. Некоторые из них предлагали Жоаньо свои услуги: можно затеять ссору с Колумбом и затем разделаться с ним. Более тонкие советовали снарядить экспедицию и отправить ее немедленно в области, откуда вернулся Колумб.
Между тем Колумб, получив удовлетворение за прежние обиды, нанесенные ему Жоаньо, вернулся на «Нинью». 13 марта он вышел из португальской гавани, а утром 15 марта 1493 года бросил якорь в Палосе.